Мечта

.. Она ворочалась в кровати... Не то чтобы она не делала этого всегда, когда засыпала или внезапно просыпалась и пыталась заснуть вновь, но каждый раз, когда она вспоминала о нем, это состояние было более беспокойным и продолжалось более длительное время, чем требуется нормальной физиологии человека, что бы сбросить накопившееся за день напряжение и заснуть.Она чувствовала, что обозрим уже тот период времени, когда ее мечты могут воплотиться в действительность. Необозримость этого периода в прошлом давал ей силы вести регулярную, будничную семейную жизнь. Если ей вдруг надоедали однообразие и обыденность, она в любой момент могла пойти в ванну, наполнить ее горячей водой и представить себе... как она подверглась нападению, гуляя по темному парку, и ее хватают из темноты сильные руки. Кидают на землю, и она, еще ничего не успев понять, слышит слегка испуганное и оттого преувеличенно злое шипение — «Лежи тихо, шлюха, и скоро все кончится»...Или что она в институте на занятии со студентами «случайно» проходит чуть ближе к студенту, позволяя тому ощутить движение воздуха от ее тела, как она наклоняется к нему, погружая того в облако аромата, смеси духов и запаха ее жаждущего секса тела...После чего она могла в любой момент перенестись на золотой песчаный пляж, на покрывало, лежащее невдалеке от полоски искрящегося на солнце моря. И рядом с ней в этот момент проходил... Калейдоскоп видений, проходивший в такие минуты перед ее глазами, был яркий, постоянно меняющийся в угоду любому мимолетному чувству или мысли, ее удовольствие или не удовольствие были в этом мире законом. В зависимости от того, какое удовольствие она хотела получить в данный момент, она добавляла в него элементы реальности — если ей хотелось просто заснуть, то она уносилась в призрачный мир сна, если ей хотелось острого удовлетворения, она запускала руку между двух заветных складок, куда нашла доступ еще в детстве, где природа припасла для нее ключик от рая. Теребя который она могла придать реальности любой своей мечте...Но с ним было совсем не так... Поэтому, когда его образ появлялся в ее фантазиях, она начинала беспокоиться... Это беспокойство было вызвано тем, что этот образ не всегда был покорен ее желаниям, и даже когда он выполнял все, что требовало ее разгоряченное возбуждением воображение, тень волнения преследовала ее. Открытое в состоянии полусна подсознание подсказывало ей, что его образу просто нравится следовать ее фантазии, но в его силах в любой момент это прекратить. Естественно, прекращение выполнения ее желаний не значили прекращение близости, но близость могла принять такие формы воплощения, которые были для нее неожиданными и пугающими. Она могла вообразить тебе, что она, только что, проснувшись и пребывая в утренней неге и понимая, что его нет рядом в постели, ожидает его волшебного появления.И вот он подходит сзади, она не видит его глазами, но внутреннее видение рисует его атлетическое сложение, сильные руки, несущие дымящуюся чашку, стройные ноги, изящно обносящие его тело мимо разбросанных прошлым вечером вещей, плоский твердый живот и... ее воображение взорвалось внутри нее жарким огнем желания... она увидела ЕГО, ТОГО, что превращало ее в амебу, дрожащую в приступах желания и удовлетворения. ОН был огромный и толстый, она каким–то образом знала это, потому что видела она только толстый конец, который венчал ЕГО, потому что ОН торчал перпендикулярно животу и смотрел прямо на ее спину... Тут надо заметить, что, несмотря на то, что она видела, что ОН покачивается в такт шагам, в то же самое время она видела, что ОН направлен прямо на нее...Вот он подходит к кровати, садится на нее, двигаясь так, чтобы быть ближе к ней, прислушивается к ее дыханию, она замирает, боясь пропустить хотя бы одно его действие, и это выдает ее. Он понимает, что она не спит, и мягким движением переворачивает ее на спину. От этого движения, ее ноги, лежащие одна на одной, приходят в движение, и одна из них откидывается в сторону, открывая ее мохнатую промежность, и вслед за этим движением открывая в этой промежности слезящуюся щель, еще не просохшую после того, как ее целую ночь туда ебали. Одновременно с ногами откинулась и голова, и она повернулась к нему сама, при этом она улыбалась, так и не открывая глаза.Какая-то тень пала на ее веки, и она слегка пошевелила ресницами, силясь открыть глаза... То, что она рассмотрела, заставило ее застонать от удовольствия. Первое, что ей бросилось в глаза, были огромные волосатые яйца, которые покачивались, поскольку тело продолжало двигаться, основание огромного толстого члена, уходящего от ее вверх, и, казалось, в бесконечность, и бледное, окруженное редким кольцом волос, анальное отверстие, которое она этой ночью старательно вылизала. Она водила взглядом по открывшейся картине и, хотя описываемые событие происходили считанные мгновения, она почувствовала, как она разгорячилась...Видение приблизилось, и вот уже мягкие кожистые складки с твердым и круглым наполнением легли сначала на ее глаза, потом передвинулись на лоб, потом опять вернулись и спустились ниже, так что анус почти уперся в ее нос, потом движения повторились, и каждый раз она чувствовала волну запаха, падавшего на ее лицо. Она и задыхалась и не могла им надышаться. Одновременно она чувствовала, что ее промежности уделяется огромное внимание, она чувствовала руки, раздвигающие ее губки, и пальцы, проникающие все глубже внутрь и раздвигающие ее плоть. При этом движение воздуха от его дыхания приходило к ее дырочке то прохладным легким бризом, когда он вдыхал, то жарким дыханием перегретого солнцем асфальта, когда она проходила без трусиков под юбкой особенно жарким днем по тротуару...Однако тут она ощутила, что нечто еще более горячее и плотное, чем дыхание, наполнило ее промежность, горячая волна возбуждения обежала ее тело, встречаясь с волной, которую посылало ее раскрепощенное сном воображение от мысли, что это его язык наполнил незанятое ее плотью место и согревает ее собой...Но ощущение жара продолжало прибывать, захлестнув уже и внешние складки кожи, и клитор уже был покрыт жаром, он начал стекать к ее анусу и капать на кровать. Одновременно с этим она чувствовала, как на ее дырочку мягко усиливается давление, послышался легкий звук...Она приподняла голову, благо он привстал в этот момент, и она смогла это сделать безо всяких затруднений. Она смотрела в как бы треугольное окно, ограниченное сверху мошонкой, которая свешивалась на манер кистей гардин и слегка покачивалась: с обеих сторон между бедрами, колени которых упирались в кровать, снизу, под холмиками грудей с вызывающе торчащими сосками был ее живот. Но этот вид не привлек ее внимания, так она была изумлена открывшейся перед ней картиной — в конце живота.Там, где она между двух сходящихся ног и белеющего в дали кусочка попки привыкла видеть кучерявую шерстку, в которой она каждый раз искала и находила любой силы наслаждение, клокотала коричневая жижа. Эта жижа, просачиваясь между волосками, текла к ее пупку, стекала с живота по обе стороны вдоль поднятых ног и текла поверх уже переполненного ануса по спине. Клокотание же жидкости, и звуки, которые она слышала, вызывались тем, что эта жидкость лилась из принесенной им кружки со все большей высоты, и чем выше поднималась кружка, тем сильнее клокотала жижа в ее промежности, и она даже начинала забрызгивать ее белые бедра... Вот такие неожиданные повороты и приводили к тому, что она беспокоилась каждый раз, когда он просачивался в ее видения, потому что она одновременно хотела и прогнать его из своей памяти, и оставить, заставив его подчиняться ее мечтам. Однако сегодня она должна была встретиться с ним наяву, поэтому она не могла позволить себе прервать видение. Сегодня она все равно весь день будет думать о нем.И она уже знала это по своему опыту, каждый раз, когда она вспомнит о нем, он будет продолжать иметь ее так и тогда, как было в тот момент, когда ... она его остановила. Он вел себя так же и в жизни, он трахал ее так, как ему было в этот момент удобно. Он ставил ее так, как ему было удобно, и его член занимал ту ее дырочку, которая казалась ему на тот момент более соблазнительной, и то, что он там делал, точно соответствовало его состоянию.Он мог драть ее задницу резкими энергичными ударами или лежать спокойно, перебирая ее волосы, а она в этот момент сдерживала свои легкие покачивающие движения, чтобы избавиться от легкого дискомфорта в заднем проходе от огромного толстого и горячего бревна, конец которого ощущался аж в районе живота. Или она могла не торопясь облизывать головку его члена, то, обволакивая ее губами, то, полностью освобождая и внезапно для нее вдруг ощущая, как эта головка энергично двигается между ее горлом и губами, а ее голову, мягко прижав уши к голове, насаживают на свой член сильные руки. Поэтому она не останавливала сменяющиеся перед ней образы, позволяя им естественным образом наполнять сознание и покидать его...... Он же продолжал свое движение, которое позволило ей увидеть вместо блестящего ануса ту картину, которая зачаровала и испугала ее. Он уже был за ней, продолжая приподнимать ей попу. Свободной рукой он взялся за свой огромный орган, наклонился над ней и мягко, но уверенно, так будто мог видеть сквозь непрозрачную жидкость, погрузил его прямо в середину образовавшегося озерка. Она видела, как огромный слегка искривленный цилиндр погружается в озерко, скользит, слегка касаясь и привычно раздвигая складки ее половых губ, и тут она внезапно откинулась на подушку и выгнулась. Горячая волна прокатилась внутрь ее тела, заставляя ее изо всей силы сжать раздвинутые бедра. Но его тело было уже между них, и когда ноги стали сдавливать его мускулистое тело, волна напряжения от этого действия прокатилась по бедрам вниз к промежности и встретилась там с огнем желания, наполнявшим ее до краев. Там эта волна разбилась об утес его члена, который находился в ней подобно несокрушимому монументу, волна обежала вокруг него в бессильной попытке раздавить колосса. Она давила и давила, выгибаясь от жара и силы, сжимающих член мышц, опирая свое тело на него, как на кол, которым наказывают преступников. Внезапно все кончилась, член выскользнул из нее и она, лишенная опоры, упала.Она понимала, что это только начало, что она обречена, метаться на постели, коричневой и липкой от шоколада, кричать от желания и страсти, как заводная игрушка в его руках, ожидая, что ею наиграются или у нее кончится завод. Его руки, между тем, сгребли жижу, остававшуюся на ней, в пещерку из еще не сомкнувшейся после его выхода плоти; она дрожала. И вот следующая молния пронзила ее тело. Она знала, что это произойдет, она была готовая и ждала этого, но это ничего не изменило — она опять заизвивалась на нем, как червяк, которого насадили на крючок.Все повторилось с одним изменением — он не выходил из нее. Он лег на нее, прижав ее тело к постели. Теперь она не могла изогнуться, она могла только сильнее прижаться к его твердой широкой груди. Ее груди до этого холмиками поднимавшиеся над ней, расплющились в лепешку между ее страстью и его непреклонностью, а виноградины сосков скользили между ними, усиливая и без того неистовую страсть...Он подложил ту руку, что еще несколько мгновений назад поднимала ее зад под ее голову. Ее голова еще больше откинулась, губы, до этого чуть приоткрытые, распахнулись шире, открывая ровные белые зубы и розовый нежный язычок, который она использовала не только для того чтобы облизывать мороженое; как много всего она могла им вытворить...Другой рукой, которой он только что направлял свой огромный, черный от шоколада член в ее разверзнутую щель, он нежно провел по ее губам. Шоколад стекал с его пальцев, тек по губам, окрашивая их в готические краски, внутрь по небу в рот. Сначала она ничего не почувствовала, поскольку думала только о той огромной силе, которая таранит ее беззащитные внутренности, о своей матке, в которую раз за разом ударялось навершие его члена. НО ОНА ОБРАТИЛА ВНИМАНИЕ сначала на запах, потом на вкус шоколада на своих губах. ОНА инстинктивно заглотнула, чтобы лучше ощутить вкус шоколада, и губы ее сомкнулись на пальцах его руки, с которой еще текли остатки шоколада. Она ВПИЛАСЬ В НИХ ГУБАМИ и принялась, сосредоточено сосать, причмокивая от удовольствия. Ее воображение будоражило то, что она сосет, в тот момент, когда ее ебут.Она всегда прогоняла мечты о том, что ее трахают одновременно двое или трое, и то, что она сосала его пальцы в то время как он насаживал ее на свой член, было допустимым для нее компромиссом, и она отдалась ему со всем чувством, на какое была способна, облизывая пальцы так же энергично, как подмахивала его члену.То, что он отвлек ее от внутреннего созерцания его члена, таранившего ее влагалище, совсем не уменьшило ее страсти, а наоборот распалило ее. Ее внимание, перебегавшее от пальцев его рук мимо твердых как орехи сосков к тому, во что превратился под влиянием его страсти низ ее живота, и обратно, предавало ей ощущение полноты впечатления. Ее восприятие расширялось. Выразилось это в том, что, с одной стороны, она чувствовала, что трахают не только ее пизду, но и все ее тело, все его части находятся под атакой только им видимых и понятных членов, а с другой стороны, она обратила внимание на другие ощущения, которые до этого момента она упускала, — как ее попка поднимается и опускается, и вместе с ней поднимается и опускается та дырочка, которая сейчас не была занята, но этой ночью работала наравне с остальными, и предвкушение будущей ебли заставляло ее судорожно сжиматься.Она почувствовала простыни, по которым она скользила, их мягкое и нежное объятие, ласкающее ей спинку; она ощутила, как касается его напряженного тела боками своих бедер. Она играла этими ощущениями, извиваясь на простынях, то, гладя его бедрами и руками, то, крепко обнимая его, то, нежно проводя по нему, стараясь придать своим движениям больше легкости и невесомости.Она могла воображать себе такие сцены бесконечно (иначе говоря, все отведенное ей свободное время), делать ей было, по большому счету, нечего и ничто не мешало ей мечтать. Но сегодня у нее должна была состояться реальная встреча, и надо было собираться.Она два раза надавила с силой на клитор, как бы крича во весь голос удаляющемуся любовнику — ПОКА!!!, погладила рукой по промежности, лаская коротенькие волоски и закрывая широко раскрытую рану, которую она только что с упоением бередила, провела рукой по ягодицам, нашла анус, помяла его пальцем мягким круговым движением, не заходя внутрь, чему-то хитро и мягко улыбнулась, перевернулась несколько раз в постели, прощаясь с теплом одеяла, и приподнялась. И чуть не упала обратно.Перед ней стояла задача, что натянуть на свою взмокшую за утро попку, и во что обернуть свои груди. А упасть ее потянуло желание помечтать о себе в разных туалетах, и о том, как быстро эти туалеты с нее слетят, прежде чем ее поставят раком и начнут ебать. Но она, застонав, встала.Уже было пора, и задержка уменьшала время встречи. На самом деле, то, что она на себя наденет, она решила еще вчера, и ее кажущаяся неуверенность была лишь отзвуком удовольствия, которое она испытывала, когда примеряла вещи, вертелась в них перед зеркалом, пытаясь угадать, что более соблазнительно на ней выглядит.Она думала о том, с какой силой эти трусики заставят его согнуть ее дугой, прежде чем она разогнется сама от мощного удара в матку. Но, как я уже сказал, все было решено еще с вечера, и она быстро натягивала на себя одежду, больше обращая внимание на технические тонкости, чем на эротические ощущения — чтобы сосок не торчал из бюстгальтера, чтобы трусики укрывали обе половинки ее персика, а не врезались в самое чувствительное место, чтобы верх чулок скрылся под юбкой и т. д. и т. п.Пробуждение закончилось, и началось дело наведения красоты, которое требовало внимания, сосредоточенности и спокойствия. Наскоро перекусив бутербродным завтраком, надев сапоги, нацепив пальто, подхватив сумочку, бросив мельком взгляд в зеркало, она выбежала на улицу. На улице была весна, до метро было не далеко, и она пошла быстрым шагом по дороге, позволяя сумочке чуть более широко, чем обычно, качаться у нее на плече. Образ огромного члена, которым таранило ее подсознание ее же воображение, расплылся, потерял контуры и растворился в пейзаже, не отступая от нее не на шаг и придавая ей сил, уверенности и решимости.Вокруг нее разливался мир, сильный, добрый, изменчивый, который обязательно найдет ту часть себя, которая наиболее подходит для погружения в нее...Пока она шла по дороге, она по привычке бросала взгляды по сторонам, сканируя пространство, определяя, где кто находится, мужчина или женщина, как они одеты, обращают ли на нее внимание и т. д. Она уже давно умела разглядеть в толпе мужчин, которые проявляли в ней заинтересованность. Их заинтересованные взгляды, пробегающие вдоль тела, или притянутые ее юбкой или заманчиво покачивающимися грудями, заставляли ее слегка сжиматься внутри от сладкого предвкушения будущей ебли. И хотя эта ебля происходила всегда в ее воображении, она никогда не исключала ее возможность на практике. Сегодня ее раскрасневшееся от утренней мастурбации лицо, ярко блестящие глаза и энергичная походка привлекали больше внимания, чем обычно. Она поймала несколько ответных улыбок, а один с особенно толстым членом в джинсах, продолговатым контуром, перекатывающимся под тканью, даже почти направился к ней, но она, не меняя атмосферы бодрости и радости вокруг себя, едва заметно качнулась в сторону, и он тут же потерял к ней интерес. «Утренний стояк», — подумала она про себя, — «драл, наверное, кого-нибудь всю ночь и проспал подъем своей красавицы! А она встала, оделась и упорхнула, лишив его удовольствия засадить ей свой разбухший от возбуждения член по самые гланды, даже не дав ей, как следует проснуться! Ничего», — подумала она весело, «в следующий раз будет порасторопнее!"кто рано встает, тот всех и ебет»! А я тебе на утреннюю еблю не достанусь!»Так она и шла к метро, радуясь и забавляясь, внутренне отказывая каждому встречному мужику в возможности ее отъебать. Придумывая смешные объяснения и острые слова, сопровождающие каждый отказ. Через какое-то время она даже стала мурлыкать от удовольствия какой-то веселый мотив.Спустившись в метро, она быстро плюхнулась на сидение, перекинула ногу на ногу (она надела сегодня юбку), быстро осмотрелась и прикрыла глаза. Сначала ее накрыла привычная череда образов, которая накрывает любого севшего в вагон и тронувшегося человека, с поправкой на содержание воображения — проносившиеся станции, входящие и выходящие люди, ассоциации, рожденные их сходством с кем-то, виденным ранее, необходимость подвинуться, внутренний отказ заинтересованным в ней лицам и, конечно, конечная цель ее сегодняшнего пути.Она, в отличие от утра, не представляла себе, как ее будут трахать. От этого ее неуклонно тянуло засунуть руку под юбку и начать там активную деятельность, которую в метро вести неудобно и бороться с этим желанием тоже не хотелось. Она думала о том, как и где она будет стоять за дверью, как будет улыбаться, рисовала себе вид со стороны, что она скажет, как шагнет ему на встречу и т. д.Примерно с половины маршрута у нее всегда нарастало волнение. Это проявлялось в том, что она могла чем-то обеспокоиться — своим видом, тем, что она могла забыть дома или на работе, тем, что его может не оказаться дома, тем как ее встретят. В это время она уже почти совсем не обращала внимания на окружающих людей, полным равнодушием встречая их явную заинтересованность в ней.Когда она садилась в маршрутку, она уже была как на иголках. Маршрутка ехала медленно, останавливаясь на каждом светофоре. Как назло, постоянно входили и выходили люди, удлиняя и без того длинный путь. Она уже не думала о нем, она беспокоилась, нервничала, отмечала каждый знакомый поворот пути, вычисляя, сколько она уже проехала и сколько ей еще осталось. А когда осталось совсем чуть-чуть, ей стало невтерпеж подскочить на ноги и заторопиться к выходу, хотя пространства, чтобы это реализовать, явно не было. Наконец, она выскочила из маршрутки и отдышалась. Сама себе она после этой недолгой поездки казалась такой растрепанной и неухоженной, как будто она только проснулась. Но она одернула на себе одежду и направилась к дому, и с первых же шагов это ощущение стало отступать от нее.Однако по мере движения, по мере того, чем больше она чувствовала, что выглядит на 100%, тем сильнее билось ее сердце и более ватными становились ноги. Поэтому, когда она подошла к двери подъезда, ей даже пришлось приостановиться, чтобы отдышаться. Она стояла и ждала, когда отвердеют ноги и перестанет бухать сердце, и когда она дошла до лифта, то была уже не в предобморочном состоянии. Ей очень помогло зеркальце в лифте, пока лифт ехал, она любовалась на свое отражение, и этот процесс за считанные секунды движения лифта вернул ей легкость походки, хотя сердце и продолжало сильно биться, когда она подлетела к дверям его квартиры.Не тратя больше времени, она позвонила. И затаила дыхание, прислушиваясь к шумам и шорохам, доносившимся из квартиры. Шум телевизора сразу смолк, как только она нажала кнопку звонка, секундой позже послышались торопливые шаги босых ног, и дверь после двух едва слышных щелчков отворилась. У нее на лице застыла легкая слегка кривоватая неуверенная улыбка, которая появляется у человека, когда он стучит к соседям, чтобы попросить какую-нибудь хозяйственную мелочь, которая у него по каким-то причинам закончилась. Человек в такой ситуации говорит сам себе: «Это ерунда, подумаешь, эка невидаль, один раз в полгода побеспокоил», и несоразмерность мелочи, которую он пришел просить, и размер беспокойства, которое он этим причиняет, и создает эту искательную неуверенную полуулыбку.Он стоял в дверях квартиры, всматриваясь в полутьму коридора. На нем был тяжелый халат на голое тело, волосы были мокрые, босые ступни стояли на коврике. Она его не рассматривала, просто увидела все сразу, а смотрела она прямо в глаза, прямым открытым взглядом, стараясь передать ему, все те чувства и переживания, которые кружили ей голову все утро, которое из-за объема пережитого, казалось ей огромным и радостным.Это продолжалось не долго, поскольку он почти сразу воскликнул: — Ну что же ты стоишь в коридоре! Проходи быстро в квартиру! Я не могу в такой темноте полюбоваться тобой!Она быстро впорхнула, слегка задев его пальто, в прихожую. Он закрыл за ней дверь и повернул барашек замка. Со звуком щелчка от закрываемого замка она сказала себе — «все, я в его власти! Теперь от меня ничего не зависит, я донесла себя до его объятий... «. Она так и стояла, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой, как бы боясь расплескать скопившиеся в ней переживания. Он, однако, действовал быстро, сразу отобрав у нее сумочку, как последнюю символическую защиту или как первый предмет, который он снял с нее, первый из многих, которые заслоняли ему дорогу к вожделенному наслаждению, мешали сразу засадить его длинный член на всю глубину ее влагалища. После чего помог снять пальто и повесил его на вешалку. Шапку и шарф она сняла сама, а он забросил их на полку.Данная интермедия была следствием опыта предыдущих встреч, который показывал, что если сразу не снять верхнюю одежду, то потом приходится постоянно на нее отвлекаться. Поэтому они сдерживали друг друга, помогая заполнить пустоту, которую им хотелось заполнить близостью, тривиальным диалогом из серии — как поживаешь, как добралась, какая погода в маршрутке и все в этом духе...Освободившись от верхней одежды, она почувствовала, как его взгляду открылся контур ее тела, и эта информация, просачивающаяся через его глаза со скоростью падения ниагарского водопада прямо в его мозг, уже заставила расшириться его зрачки, напрячься мышцы. Она тоже это чувствовала, и у нее слегка подогнулись ноги, бедро одной слегка вышло вперед, как бы прикрывая собой лоно, но одновременно приоткрывая к нему доступ сзади.Он привлек ее к себе одним сильным движением, и она слегка ударилась о его грудь. Получилось, что она как бы упала ему на грудь, и удар прокатился по ней расслабляющей волной. Он сжал ее плечи, и она почувствовала себя маленькой беззащитной девочкой его объятиях. Его руки сползли с ее плеч, как два удава гибких и сильных, на ее спину и чем дальше они ползли, тем сильнее она прижималась к нему, тем более что, встретившись где-то в районе двенадцатого грудного позвонка, они изменили направление и поползли друг от друга вверх и вниз по ее спине. Когда же руки остановились, он подарил ей первый жаркий глубокий поцелуй, от которого у нее перехватило дыхание больше чем от объятий...... Отметим здесь вскользь, что поцелуй был жарким не от трепетавшей в нем страсти. Он был таковым из-за силы, с которой он эту страсть сдерживал. Это была борьба, которую он вел с собой, и когда он целовал ее, это было вызовом собственной страсти, своей сдержанности, способности контролировать ее, способности подчинять ее себе и направлять в то русло, которое подскажет воображение.Телки, которых он драл, воображали, что это страсть к ним толкает его выдумывать изощренные и неожиданные способы их трахать, но это было не так. Контроль над собой, которым он упивался в экстремальных ситуациях, обострятся стократно, вызывая внутреннее ощущение битвы титанов, и оно вилось ему в сексе, а никак не ебля пизды.Эта игра могла принимать формы как вакханалии, сравнимой с упомянутой выше битвой титанов, так и мягкого тупого домашнего секса, которым он сегодня планировал заняться с приехавшей к нему телкой, сравнимого с игрой, в которую почти все играли в холодную пору на пикниках: когда рука быстро ласкающим движением гладит языки пламени. В этой игре важен расчет, внимательность и такт, чтобы не обжечься и не замерзнуть. В этой игре собственно телке отводилась роль хорошего сухого деревянного полена, от которого ничего не требуется, кроме как лежать тихо и гореть. Этот аспект игры в тихой мирной домашней обстановке был интересен ему бесконечно сложным набором ощущений, которые с неповторяющейся вариативностью возникали в нем от любого изменения положения тела, касания, тепла, света, воды, дыма, шума, интерферируя в нем, как языки пламени, бесконечным неповторимым танцем, награждая зрителя ощущениями, которым, по мнению многих, можно предаваться бесконечно...Он целовал ее сильно, но нежно — чуть сдавливая ее губы своими, а потом, отпустив, проводил по слегка припухшим от прилива крови губам языком и губами. То, попеременно уделяя внимание то одной, то другой губе, то, целуя уголок рта, то в самый центр. Языки их то сплетались, то расплетались, то просто скользили друг по другу, проваливаясь в самую глубину. Ей очень нравилось ощущение его языка, сильного, нежного и трепещущего. Ей нравилось, когда разные части его тела проникали в нее с разных сторон. Это рождало такие сильные оттенки переживаний, что создавало иллюзию появления новых половых органов. Ощущения клитора в тот момент, когда он яростно таранил ее дырочку, существенно отличались от тех же движений, выполняемых пальцами, и уж тут ни с чем не могло сравниться то состояние, в которое бег, услышав ее молитвы, закидывал ее в ту же секунду, когда он касался его языком...Поэтому когда она касалась его языка кончиком своего, в ее теле звучал мощный аккорд чувств и ощущений, вызываемых прикосновением его к тем местам, которых он любил касаться — клитора, ее сосков, ее ануса, пупка и т. д. Прикосновения его сильных и нежных губ вызывали сходные эмоции, текшие по ее телу. Они отличались по полярности, но не гасли при встрече. Отличие заключалось в том, что если язык пытался проникнуть в нее или взбудоражить, то губы наоборот успокаивали, тянули на себя, всасывали ее нежную трепещущую плоть в его рот, где язык мог спокойно позабавиться с ней на свой манер на своей территории.Пока он целовал ее, его руки гладили ей спину. Слово гладили, правда, слабо описывает то движение, которое они выписывали на ее спине и боках. Это движение больше походило на движение змеи, ползущей по ровной поверхности, подняв голову, при условии, конечно, что у змеи был бы только один изгиб...Его руки скользили сверху вниз по ее спине медленными плавными движениями, как накатывают волны океана на пустынный пляж, бесконечные, безмятежные. Его руки скользили от ее поясницы до шеи, поскольку она была ниже его, а губы их были связаны поцелуем. Она стояла, откинувшись далеко назад, и руки принимали на себя почти весь ее вес, поэтому она фактически лежала в них, слегка покачиваясь, как в гамаке, хотя ее тело прибывало в вертикальном положении.По мере движения вверх вниз по ее телу они еще покачивались вправо-влево, перекатываясь через ее тело от позвоночника до бока, как перекатывается река через перегораживающее ее течение бревно. Руки то прижимали ее грудь к нему, когда обе руки синхронно довили ей на спину, то заставляли ее груди скользить по нему в бок, когда рука давила на ее бок в районе груди, в то время как другая с другой стороны давила в бок, сдерживая давление первой руки, не давая ей вырваться, заставляя ее изгибаться, скользить по его телу.Она как бы плавала в невесомости или в течении теплой неспешной реки. Его руки, дойдя до ее плеч, переходили обратно на поясницу, создавая бесконечный поток, поднимающий ее тело вверх, а соски, торчавшие на поверхности ее груди, как поплавки на поверхности воды, падали то в одну, то в другую сторону, касаясь и ее, и его кожи одновременно, завораживая ее, также как рыбака во время рыбалки. Ее преследовало желание, чтобы они утонули как можно глубже. Они же, крупные, твердые, как зрелые ягодки, налитые кровью и желанием, всплывали на поверхность ее грудей, рождая в ней желание, утопить еще раз, чтобы еще почувствовать, как они всплывают снова и снова.Чем дольше она плыла в его объятиях, тем сильнее менялся характер ее движений. Это определялось двумя разными факторами. Во-первых, ее груди хотелось сильнее распластаться по нему, а ее соски жаждали той силы сжатия, которое при обнимании невозможно, поэтому она, обхватив его шею руками, добавила к его силе свою, прижимаясь к нему, трясь об него. К движению, которое она совершала под действием его рук, она добавило свое. Ее тело само выбирало, где надо усилить давление, а где ослабить, чтобы нарастающая в ней волна желания нарастала быстрее и быстрее и потопила ее сознание в пучине оргазма.Ее руки порхали по его телу, твердому и напряженному в поисках новой опоры для объятия. Ее руки ощупывали его тело, скрытое от них халатом, и ее мозг жадно впитывал те крохи информации, которые они могли уловить сквозь толстую ткань — его широки плечи, спина покрытая буграми мышц, вздувшихся от усилий, необходимых для ее удержания, его твердая прямая шея, несущая на себе монумент его головы.Каждая новая капля информации о нем взрывалась в ней, наполняя ее сладкой дрожью внизу живота, предвестницей оргазма. В мозгу мелькали обрывки слов, несущиеся по неудержимой реке ее чувства, как ветки и листики, несясь по поверхности реки, показывают стороннему наблюдателю все особенности ее течения — заводи и стремнины, водовороты, повороты и гладь. «... эти руки сжимают МЕНЯ!...», «... эти плечи держат МЕНЯ!», «... эти губы целуют МЕНЯ!...», «... эта спина несет МЕНЯ!...», «... он любит МЕНЯ!...», «... он хочет МЕНЯ!...», «... он ХОЧЕТ меня!...», «... ОН хочет меня!...», «... он имеет МЕНЯ!...», «... он ИМЕЕТ меня!...», «... ОН имеет меня!...», «... я принадлежу ЕМУ, ЕМУ, ЕМУ!...», «... Я, Я принадлежу ему!...», «... он хочет ебать меня, трахать меня, сношать меня своим членом, заткнуть мою пизду своим хуем, ебать меня, ебать меня, ебать меня, ебать меня, ебать меня, ебать меня, мою пизду, ебать меня, ебать меня, ебать меня, ебать меня, в мою пизду, ЕБАТЬ меня, ебать МЕНЯ, ЕБАТЬ меня, ебать МЕНЯ, ЕБАТЬ меня, ебать МЕНЯ, ЕБАТЬ меня, ебать МЕНЯ... «. Эти мысли мешались у нее в голове в различных вариантах и последовательностях, с разными акцентами в тех местах, где их вздыбливали волны ее чувств...Вторым фактором, меняющим характер ее движений, было то, что все его действия распространялись на те части, которые были выше пояса. Ее глаза, руки, язык, груди были заняты чувствами и ощущениями, которые приносила им близость с ним, в то время как все, что было ниже пояса, бездействовало. Все, что было внизу живота, бунтовало против такого пренебрежения... и чем больше возрастало это недовольство, тем больше тело старалось его удовлетворить. Сначала она пыталась прижаться к нему низом своего живота стоя прямо перед ним, она тянулась, то, толкая животик вперед, то, собирая его в узел и прогибаясь с целью поднять клитор повыше и дотянуться до него потереться об него, то, наоборот, отпуская и пытаясь тереть его между бедрами. Потом она стала лезть на него, как на дерево, повиснув на нем, охватив его ногу сзади своим бедром и трясь об него закрытой юбкой и трусиками промежностью. Но и это не доставляло желаемых ощущений, а лишь сильнее разжигало ее желание. Ее обезумевшая от возбуждения промежность уже кричала ей не своим голосом — «Вы, что, целоваться здесь собрались?? Ты приехала, чтобы МЕНЯ отодрали! Хватит обниматься, хватай быстрее его хуй и засовывай в меня!».Ее руки, не в силах больше противостоять этому приказу, поползли по его спине вниз, ближе к вожделенному предмету, доступ к которому сейчас она закрывала своим телом. Он как будто почувствовал ее нетерпение. Его кисти, до этого свободно болтавшиеся на предплечьях (он ее гладил не ладонями, а только предплечьями), ожили и пришли в движение. Рука, дошедшая до поясницы, не пошла обратно вверх, а прошла чуть-чуть ниже, легонько проведя по вздымающим поверхность юбки холмикам ягодиц. Она замерла. Рука же, возвращаясь обратно на спину, чуть теснее прошла по ягодицам, немного протащив юбку за собой.Это движение, гораздо более легкое, почти невесомое, гораздо легче того, с которым она только что пыталась вжаться в нее, все перевернуло в ней. Ее пизда прекратила свои безумные вопли и насторожилась, прислушиваясь к ощущениям, подкрадывающимся к ней сзади. Она слегка отодвинулась от него, оттопыривая свой задок, ожидая ощутить на нем другую руку, которая, повинуясь размеренному ритму его движений, неуклонно к ней приближалась. И рука не обманула ее ожиданий. Следующее, более тяжелое, чем оба предыдущих, движение его руки не текло по юбке, лишь слегка волнуя ее складки и передавая это волнение застывшим под ней в напряженном ожидании ягодицам, а оглаживало поверхность обеих ягодиц, нащупывая их под тканью. Рука прошла по ягодицам до бедра, и если бы кто-нибудь смотрел на нее сзади, он увидел бы четкий профиль обеих ягодиц под тканью юбки. Рука опять пошла вверх, таща за собой уже половину юбки и слегка приподнимая за собой ягодицы.Она чувствовала и видела, как в замедленной съемке, движение нижнего края ее юбки, открывающего все большую и большую поверхность ее бедер. Вот сейчас откроются взгляду невидимого наблюдателя ее набухшие от возбуждения и мокрые от желания трусики. Но нет. Юбка и ягодицы упали на место, оставив после себя два чувства — разочарование и ожидание. Она уже не целовала его. Она уже ничего не могла делать — она лежала на его груди, уткнув лицо в отворот халата, судорожно вцепившись в него руками, и ждала следующего движения его руки, ждала, как дальше будут развиваться события там, на поверхности ее упругих ягодиц. В третий раз рука поползла вниз медленно, как улитка, и неумолимо, как гильотина. На этот раз рука скользила вниз, так что ее пальцы ползли по ее позвоночнику. Он уже не прижимал ее, а она не чувствовала этого. Она лежала на нем напряженная, как доска, уткнувшись лицом в него и оттопырив зад. Его пальцы проползли по крестцу, и попали в ложбинку, скрытую доселе юбкой. Пока рука шла вниз, его ладонь все больше заполняла ее трепещущая плоть, пальцы погружались все глубже, раздвигая ее попку и усиливая ощущение наполнености ладони ее телом. Рука, однако, не стала проникать глубоко внутрь ее, удовлетворившись нижним окружием ее попки, но не поползла после этого вверх, поднимая юбку, а двинулась вниз, оглаживая внутреннюю поверхность ее бедра. Дойдя до границы юбки, она не проникла под нее, а пошла вверх, прижимая ее к телу по внешней стороне ее бедра. Так он ласкал ее попу какое-то время...Я говорю «ласкал попу», потому что, несмотря на то, что рука начинала движение на ее плечах, двигалась по спине, поясни