Настоящий спартанец

Петька лежал в своей постели и, массируя пальцами полуэрегированный орган, мысленно обдумывал "варианты возмездия"... Вечернюю прогулку Петьке запретили, и Артем с Мишкой зря ждали его у калитки почти целый час... От ужина Петька отказался самостоятельно, ощущая себя "униженным и оскорбленным"... Было еще рано спать, но Петька лег "по принципу", и вот он лежал в своей постели и размышлял о удовлетворении. И хотя слова такого - "удовлетворение" - Петька не знал, но оно очень точно отражало его мысли... Дело в том, что вечером Петьку избили, при этом избивали не в переносном, а буквальном смысле слова, и избивал его никто иной как отец. Петька вырывался, кричал... Он просил прощения и обещал "никогда-никогда такого больше не делать", но все было напрасно - ремень раз за разом опускался на Петькину задницу, и остановить это было невозможно. Лежа в постели, Петька снова и снова вспоминал все детали наказания, и сердце его сжималось от обиды... Как ему, Петьке, отец сказал: "Если... - сказал отец, - я еще хоть раз услышу на тебя жалобу..." И он также спросил: "Ты слышишь меня?" - словно вдруг подозревая способность Петьки слышать... А Петька что? Он всхлипывая ответил: "Слышу..." И продолжение... Дальше, устав удерживать бунтующего Петьку, отец бросил ремень в сторону и, выпустив Петьку, сказал: "Еще одна жалоба, и все - отправлю тебя в детский дом! Хватит! Ты не понимаешь нормального языка - ни русского, ни английского... Ничего!" А что он мог ответить Петька? Он не ответил... Зачем было отвечать? Отец обещал каждый раз отправить Петьку в детский дом при порке, а порол его отец, как минимум, дважды в месяц... Конечно, русский язык Петька понимал - отец явно преувеличивал. А что касается английского языка... Во-первых, отец сам не знал английский язык, и не стоило ему упрекать Петьку в этом... А во-вторых, тема английского языка была связана с наказанием, поэтому отец вспомнил про английский... Специально вспомнил, потому что предпоследний раз Петьку он наказывал в конце мая за то, что Петька "отстал по английскому" - его вызывали в школу и там перед его отцом дали ему задание на всё лето. Вернувшись домой, отец взял ремень и... Это была порка "за учебу". Предпоследняя порка.

Да, ранее мы уже получили наказание за нарушение правил учебы... Но последнее наказание случилось две недели назад за то, что мы, Петька и его два друга Артем и Мишка, похитили - или, чтобы использовать современные термины, приватизировали - различные предметы из дома тети Полины. Воровство было обыкновенным: все кастрюли, три сковородки, две кружки и столовые приборы - вилки, ложки и два ножа. В это время тетя Полина продавала семечки на рынке, а мы успели передать все эти вещи мрачному дяде Сэму, который принимал "цветной металл". Дядя Сэм приезжал раз в неделю на своем стареньком грузовике, а мы доставляли ему все то, что удалось нам собрать или приватизировать за прошедшую неделю. В обмен на "цветной металл" дядя давал нам несколько денег и мы чувствовали себя богачами - не хуже рыжего... Конечно же, наши масштабы были не такие большие и даже совсем не сравнимые, но основной принцип был один и тот же: найди что-то или укради и сдай это дяде Сэму, который щедро вознаграждал нас. Когда тетя Полина вернулась с рынка голодная и злая, так как почти не продала свои семечки в этот день, она обнаружила, что ей не на что приготовить обед - ни кастрюль, ни сковородок, ни столовых приборов. Вначале она была шокирована, а затем провела свое расследование. Ее соседка - старая бабушка Дроздиха, которая плохо видит, а также первая сплетница на улице через дорогу - сообщила тете Полине о том, что "своими глазами" видела Петьку и двух других парней из нашей команды в ее дворе. Они собрали все кухонные принадлежности в мешок. После этого все разрешается очень быстро... Вечером отцом Петьки было наказано его "за алюминий". А когда выяснилось, что тете Полине нужно как-то возместить ущерб, Петька предал Артема и Мишку, так как справедливо рассуждал, что он один не должен платить за все. Артем принес две сковородки, которые дядя Сэм почему-то не взял, а Мишка выбросил их в кусты из-за ненадобности. Кроме того, Артем принес кастрюлю и две новые кружки, которые ему дала мама после того, как накричала на него. В свою очередь, Мишка принес две кастрюли для компенсации материального ущерба тете Полине. Большую кастрюлю он взял из дома без разрешения и маленькую позаимствовал у соседей. Отец Петьки отнес тете Полине два ножа, несколько вилок и ложек, а также свои извинения; он приложил звуки плачущего Петьки, чтобы тетя Полина могла слушать это через забор полчаса...

Да, последнее наказание было связано с алюминием... А сегодня Петьку наказывали за интимные отношения, причем опять замешана тетя Полина... у-у-у! — только при мысли о тете Полине Петька сжимал кулаки, — у-у-у... Неделю назад Петька узнал, что из Москвы к ним приезжает Лерка - сводная двоюродная сестра. Лерке было пятнадцать лет, и она уже приезжала зимой - в гости, и именно в тот раз ей очень не понравился Петька. Во-первых, как объяснил Петька друзьям Артему и Мишке, «с ней даже не о чем говорить», а во-вторых, после приезда из Москвы она постоянно подчеркивала, что она «не такая как все», — Лерка издалека пронизывала снобизмом, и когда она уехала, Петька вынес вердикт: «Глупая напыщенная!» И вот - неделю назад тётя Лида сообщила, что «Лерочка снова приезжает в гости», и Петька изначально уставился, как от зубной боли: опять эта глупая будет притворяться «не такой, как все». А потом Петьке неожиданно пришла в голову мысль... и он нашел ее очень интересной - он вдруг подумал, что нужно проверить Лерку, «такая» она или «не такая». В заднем дворе стоял летний душ - небольшая кабинка из досок, на крыше которой был черный бак для воды; летом солнце нагревало воду, и все по очереди могли помыться: мама - тетя Лида, папа и сам Петька. Петька часто предлагал Мишке помыться, и тогда они мылись вдвоем - обычно до тех пор, пока не кончалась вода. И Лерка тоже будет мыться в этом душе... куда она денется? Значит... значит - если сделать отверстие в стене душа, то, когда Лерка пойдет принимать душ, можно будет легко проверить есть ли у неё что-то особенное или нет; идея проверить Лерку очень понравилась Петьке, и он сразу же начал готовиться к приезду своей двоюродной сестры Леры.

Они решили не сверлить отверстие, а сделали небольшое отверстие на пересечении досок, используя ножик. Результат получился весьма удовлетворительный: они поочередно приставали к душу и "пристреливали глаз", и оба были довольны. Теперь настал черед Лерки... Лерка приехала в полдень, на улице была жара, и когда солнце начало склоняться к закату, Лерка отправилась в душ, чтобы "смыть пыль с дороги и освежиться", как она сама выразилась. Лерка еще не успела подойти к кабинке, как Петька уже стоял возле Мишки:

- Давай! Быстро! Она пошла мыться - пойдем посмотрим!

Поскольку Мишке не пришлось звать Петьку дважды, они уже через три минуты были у душа. Вода шумела в душе... И первым, потому что это все-таки была его сестра, Петька приложил глаз к отверстию. Не очень хорошо было видно, но он все же успел разглядеть кусок пышной задницы Лерки, и немного насладившись этим видом, уступил место Мишке... Открыв рот и прикрыв один глаз, Мишка некоторое время тоже смотрел... Видно было не очень хорошо, но Лерка повернулась к отверстию лицом, и Мишка увидел пучок рыжих волос, что вызвало у него возбуждение. Отведя взгляд от отверстия, он глазами показал Петьке на свои выпятившиеся шорты:

- Смотри... У меня стояк!

Петька взглянул на выпячившиеся шорты Мишки - и тут же почувствовал, что у него тоже стоит. Он приложил глаз к отверстию - Лерка слегка раздвигала ноги и медленно ладонью гладила свой "подольский край"... Она не мыла его и не обмывала, а именно гладила, слегка вертя бедрами... У Лерки было белое тело, "подольский край" был рыжий, и Петька, отведя взгляд от отверстия, посмотрел на свои шорты - они стояли не хуже, чем у Мишки.

— У меня тоже встал, — проинформировал Петька друга.

Какое-то время, сменяя один одного, они по очереди смотрели в дырочку — на голую Лерку, которая, не подозревая, что за ней подсматривают, крутилась под струями воды. Наконец, в очередной раз оторвав глаз от дырки, Мишка посмотрел на Петьку:

— Ну, что... помассируем давай?

— А увидит кто? — засомневался Петька.

— Кто здесь увидит? У меня уже стояк — терпежа никакого нет... смотри... , — с этими словами, оттянув резинку шорт, Мишка вытащил из трусов напряженный залупившийся членик... — Видишь? Терпеть уже не могу... , — сжав членик двумя пальцами — большим и указательным, Мишка снова приблизил глаз к дырочке, и рука у Мишки при этом непроизвольно задвигалась...

— Дай, я... теперь я посмотрю... , — Петька легонько толкнул Мишку в сторону и, когда Мишка, оторвавшись от дырочки, уступил место, Петька быстро прильнул глазом к дырочке, при этом он так же, как Мишка, задвигал рукой, точно так же сжимая пальцами вытащенный из шорт членик...

— Кайф... да? — спросил Мишка, двигая правой рукой, и Петька, двигая левой рукой, тут же подтвердил:

— Ага, кайф...

Увлёкшись процессом, какое-то время Петька и Мишка в дырочку не смотрели — стоя друг против друга, они увлеченно мастурбировали. Сзади были кусты смородины, которые их скрывали, справа была стенка сарая, а слева — с той стороны, где жила тётка Полина — тоже были кусты, но редкие и невысокие, — увлеченно мастурбируя, пацаны стояли друг против друга, и только руки их, полусогнутые в локтях, ходили ходуном... В принципе, ничего удивительного во всём этом не было — пацанам было почти по тринадцать лет, а в этом возрасте, как известно, самые разные проявления гомоэротизма встречаются у мальчишек сплошь и рядом: это и совместная мастурбация, и взаимная мастурбация, и разглядывание друг у друга возбуждённых членов, и измерение и сравнение длины членов «в состоянии эрекции»... да мало ли! всё это не такая уж большая редкость, и главное здесь — не путать появления гомоэротизма с проявлениями гомосексуализма; ну, например... когда мальчишки на глазах друг у друга дрочат — это самый обычный гомоэротизм, и когда они выясняют, «у кого длиннее», это тоже обычный гомоэротизм, и когда соревнуются, кто быстрее кончит или кто дальше сфонтанирует — это тоже банальный гомоэротизм... и только когда они идут дальше — когда, любопытствуя или чувствуя им самим еще не понятное притяжение, они друг у друга сосут или, экспериментируя, вставляют друг другу в попу, что, в принципе, тоже бывает нередко, можно говорить о проявлениях гомосексуализма, — не о гомосексуализме, а лишь только о его элементах — о гомосексуальных действиях... или о действиях гомосексуального характера — это уж кому как нравится... Петьке и Мишке было почти по тринадцать лет, и они уже год как дрочили совместно; это было не очень часто, но — было, и оба они в этом не видели ничего особенного; у обоих были уже вполне приличные члены — еще не очень длинные, но уже достаточно толстые, которые, когда напрягались-вставали, были похожи на твёрдые валики, и эти «валики» в последнее время стремительно росли; при этом — у обоих были уже достаточно крупные яйца и росли вокруг членов — у основания — черные волосы... дальше совместной мастурбации они оба не шли — один на одного сексуально не посягали, и за год совместного «массажа» от гомоэротизма в сторону гомосексуализма не продвинулись ни на шаг...

В один солнечный день, Петька и Мишка находились возле бани, занявшись своими забавами. Они не подозревали, что тётка Полина, любопытно присев в своем огороде, наблюдала за ними их массажными процедурами. Хотя пацанов от любопытных глаз тётки Полины спасали редкие кусты, она все равно умудрялась не упустить ничего интересного. Тётка Полина постоянно перемещалась из стороны в сторону, чтобы не упустить ни одной детали. Её движения напоминали задницу Лерки в душе. Сначала Петька закончил первым и вскоре за ним последовал Мишка. Они быстро спрятали свои "валики", прибрали шорты и потеряли всякий интерес к Лерке, отправившись играть в футбол на улицу. Вскоре Лерка вышла из душа, а тётка Полина с болью в спине отправилась раскрыть грязные секреты Петьке перед его отцом. Грустно сжав губы, как бабка Дроздиха, когда речь заходила о Боге, тётка Полина раскрыла отцу глаза на его сына. Отец покраснел и отправился с тёткой Полиной "в спорное место". На самом деле, в задней стенке душевой было отверстие, а трава вокруг была заметно повережена. Все улики указывали на одну версию. Тётка Полина несколько раз приседала и прикладывала глаз к отверстию, показывая отцу Петьки, как "извращенцы подглядывали за девочкой из Москвы". В конце концов, она сжала ладонь в трубку и двигала ей ниже живота, чтобы наглядно показать отцу Петьки "что делали малолетние извращенцы после взгляда на девочку из Москвы". Весь рассказ тётки Полины, наблюдая за краснеющим лицом Петькиного отца, она постоянно называла Петьку и Мишку "извращенцами" и "малолетними извращенцами". Когда Петька, после игры в футбол с пацанами, пришел домой на ужин и планировал прогуляться после ужина, его уже ждал неприятный сюрприз - ремень...

И вот... Петька лежал в своей постели и, размышляя, смотрел вперед. В его душе горел огонь желания отомстить... Конечно, думать о дуэли было бессмысленно, но он должен был отомстить каким-то образом. Просто необходимо! Он мог бы проститься с поркой - такие "тематические порки" ему не были чужды, и он всегда переживал их, обещая "исправиться" и "никогда больше не делать". Но эта "дурочка", Лерка из Москвы, находилась во дворе и все слышала. Петьке уже невозможно было пережить это... И самое ужасное - было что смотреть! Лерка была полной...и ее задница тоже полная. Валяясь в постели, Петька думал: полнозадая...фу, какая гадость...она притворяется моделью...какая модель! Глупенькая дурочка...

Конечно же, они отомстят тётке Полине с Мишкой. Они обязательно отомстят - это было только вопрос времени: они подождут, когда тётка Полина станет менее бдительной и нанесут ей разрушительный удар...Она будет жалеть, и очень сильно, что рассказала о нем, о Петьке, в присутствии "этой дурочки из Москвы"...С тёткой Полиной всё было ясно. Но что ему, Петьке, делать завтра - каким образом выразить свое презрение "им всем" завтра, Петька не мог придумать; хотя варианты были налицо, но при ближайшем рассмотрении все они казались фантастическими и несостоятельными... Меня будут отдавать в детский дом... - думал Петька,- и что же! Я им мешаю... Всю жизнь мешаю,- горько думал Петька, глядя перед собой. И внезапно...

Внезапно осенился Петьку новый план: а что, если он сделает так? Да, именно так! Он уедет самостоятельно! Если он мешает "им" и они хотят избавиться от него, отправив его в детдом, то именно это нужно сделать, и он... Он обязательно это сделает! А пусть "они" остаются здесь без него, без Петьки... Ничего страшного, они еще узнают... Узнают! Я не извращенец, и нет причин меня обзывать - подумал Петька, сжимая половой член пальцами... И все из-за этой глупой толстожопой Лерки... Вот пусть на нее любуются-радуются! Толстожопая... И Мишка - лучший друг... Тоже дурак: захотелось ему помассировать... Ну да ладно... Ничего страшного! - Прошептал Петька мстительно еще раз и... Он сам не заметил, как его горе вдруг исчезло, в один момент испарилось - настроение у Петьки резко поднялось; мысль, внезапно пришедшая в голову, так захватила Петьку, что он даже перестал играть с писюном... Оставалось только продумать детали, но детали не пугали Петьку никогда...

На следующее утро Петька и Мишка прогуливались по платформе, ожидая электричку: Петька ехал "на неопределенный срок" в гости к бабушке, и Мишка, его лучший друг, провожал его... Собственно, это была внезапно пришедшая в голову Петьке идея - поехать к бабушке и таким образом отомстить всем. Бабушка жила далеко - в другой области, и чтобы туда добраться нужно было пересаживаться на три электрички, но на прошлых каникулах Петька уже ездил в гости к бабушке с родителями - с отцом и матерью - с тётей Лидой. Он знал как добираться - дорога его не пугала; наоборот - он чувствовал легкое нетерпение... Билет был уже куплен, а у Петьки были еще и деньги в кармане. Часть денег ему одолжил Мишка из своих сбережений, и он это сделал не потому, что был "соучастником извращения", а потому что он был настоящим другом... Петька предложил Мишке поехать вместе: во-первых, чтобы "попутешествовать - посмотреть страну", а во-вторых, чтобы "пожить самостоятельно". Но Мишка после тщательного обдумывания все "за" и "против" благоразумно отказался, сказав:

— Так, ты не знаком с моей матерью... , — ответил Петька ему вполне логично:

— Ты же не знаешь моего отца... , — и оба они глубоко вздохнули...

Дома Петька оставил записку: «Не хочу жить с вами. Уезжаю. Петя», при этом в семи словах Петька допустил четыре ошибки, но зато написал местоимение «вами» с большой буквы, чтобы придать своим словам серьезность и показать, что он, Петька, говорит всерьез; а Мишке запретил рассказывать, куда он, Петька, уехал — даже если его будут допрашивать...

— Пусть наслаждаются этой глупой... , — сказал Петька Мишке, имея в виду двоюродную сестру Леру.

— У неё есть хорошая фигурка... я бы с ней переспал, — Мишка, притворяясь опытным человеком, щёлкнул языком и они оба весело засмеялись...

В девять тринадцать пришла электричка — Петька и Мишка сразу попрощались крепким мужским рукопожатием, Петька забежал в тамбур вагона, и — в девять двадцать электричка тронулась дальше...

С двумя пересадками, но без каких-либо приключений Петька добрался до бабушкиного дома только к вечеру; бабушка жила в районном центре — в большом, расположившемся на берегу реки селе, окруженном зеленью... Но когда Петька, уставший и голодный, зашел во двор и громко закричал:

— Бабуля! Ты где? — его ждал не очень приятный сюрприз: на двери дома был повешен огромный замок, что означало только одно — встреча отложена...

Петька изначально чуть-чуть запутался, но тут же вспомнил, что летом бабушка всегда повешивала ключ от временной кухни на гвоздике, вбитом в стенку сарая, и поспешил туда, где обнаружил ключ; это полностью изменило дело! Петька открыл временную кухню и сразу заглянул в холодильник — там были яйца, масло, сыр, а в банке стояло молоко... ну и зачем ему паниковать? На огороде Петька сорвал два свежих огурца с острыми шипами... в хлебнице не было хлеба, но магазин находился рядом, буквально через дорогу — Петька пошел в магазин, купил последний батон на все свои деньги... и через двадцать минут он уже наслаждался яичницей, полностью счастливый и удовлетворенный собой — он, Петька, чувствовал себя полным хозяином своей жизни... Бабушки не было, а между тем стемнело — и над селом опустилась ночь; в сарае Петька обнаружил раскладную кровать — без простыней, подушек или одеяла, и Петька устроился спать под яблоней, не снимая одежду, — сон охватил его мгновенно, едва он лег... и Петька спал до самого утра, ни разу не проснувшись... Утром бабушка так и не появилась, и Петька позавтракал один — допив остатки молока с оставшимся батоном, затем полив грядки с огурцами и помидорами, а также цветы в цветнике; к обеду все дела были сделаны, и Петька начал скучать... О доме он уже не думал — его жажда мести пропала, и его душа больше не требовала удовлетворения... в общем-то... в общем-то Петька чувствовал себя «человеком мира». Но Мишку он вспоминал несколько раз — Мишки явно не хватало... К обеду Петька сообразил, что отец возможно уже направляется сюда — за ним. Это не входило в планы Петьки, поэтому после быстрого мытья сковородки и уборки раскладной кровати в сарай он закрыл временную кухню, повесил ключ на гвоздик и поспешил на вокзал — оставаться у бабушки было опасно...

У Петьки не было денег, но это его совсем не беспокоило и даже больше того — не очень огорчало; отсутствие финансов было неважным. В их классе учился парень, который уже трижды убегал из дома, и он рассказывал, как можно "путешествовать без денег". Главное, говорил парень, делать "грустные глаза"... И Петька перед тем, как покинуть бабушку, потренировался перед зеркалом — рассмотрел свое лицо со своими красивыми глазами с пушистыми ресницами и полными губами; при этом над верхней губой по краям уже можно было увидеть редкий и тонкий пушок... Блин, скоро вырастут усы, а они меня обижают как маленького — думал Петька, делая перед зеркалом "грустные глаза"...

И вот — он снова был на вокзале... Ехать дальше от дома Петька не решился, но возвращаться ему также не хотелось — поэтому он принял решение: поехать в сторону дома, но выйти за одну-две остановки до него... а там — посмотрим; это казалось Петьке самым лучшим вариантом. На перроне было всего несколько человек, и Петька, стараясь не привлекать внимание, сел на скамейку и ждал "попутного поезда" с добрыми проводниками... И только сев на скамейку, он увидел военный состав, стоящий на третьем пути.

По тепловозу можно было судить, что состав должен шел точно в том направлении, куда нужно было ехать Петьке, и он решил попытать удачу — проситься в попутчики к солдатам; из двух вагонов в голове поезда над Петькой посмеялись, когда он предложил себя как попутчика, зато у третьего вагона — последнего в длинном составе — один из солдатиков после выслушивания Петьки спросил кого-то и оглянулся назад:

— Слышь, Паша... здесь пацанчик... симпатичный такой... просится в попутчики. Возьмём?

Через секунду в дверном проёме товарного вагона появился голый по пояс парень, который тут же подмигнул Петьку:

— А папа-мама не заругают?

— Нет, я сам по себе... , — Петька хотел сделать «жалобные глаза», но что-то ему подсказало, что это не тот случай, когда нужно смотреть жалобно, и он, мгновенно почувствовав к подмигнувшему ему солдату симпатию, обаятельно улыбнулся, как улыбался он всегда, когда ему что-либо было нужно, и, секунду подумав, пояснил, чтобы разом снять все возможные подозрения в свой адрес: — Путешествую я... самостоятельно.

Солдаты весело переглянулись.

— Ну, если так... залезай!

Солдат Паша внимательно посмотрел вдоль состава и, быстро сев на корточки, протянул Петьке руку:

— Давай, пацан... быстро!

Петька вцепился в руку, подтянулся, и — спустя мгновение он был в вагоне. Солдат в вагоне оказалось четверо; помимо солдата Паши, который Петьке сразу понравился, и солдата Ромы, который Пашу позвал, в вагоне были еще солдаты Саня и Толик, которые в тот момент, когда Петька в вагоне появился, спали на застеленном матрасами деревянном помосте, выполняющем роль кроватей. Общительный и потому способный легко устанавливать контакт с совершенно незнакомыми людьми, Петька буквально через несколько минут почувствовал себя среди зелёных ящиков так же уверенно, как чувствовал себя уверенно везде: хоть дома, хоть во дворе у тётки Полины, хоть в кухне-времянке у своей бабушки... какая разница, ящики это зелёные или сковородки? Главное — действовать... Минут через двадцать поезд тронулся и, набирая ход, весело застучал колесами. От толчка состава Саня и Толик проснулись, и Петька, думая, как удачно всё получилось, не обратил внимание на слова солдата Паши, обращенные к проснувшимся:

— Толян, ты прибыл на смену...

Солдат Рома услышав эти слова, улыбнулся своим белоснежным зубам. А солдат Паша подмигнул солдату Сане:

— Слушай, Санек... посмотри, какой у нас парень в гостях... настоящий спартанец!

Саня и Толик весело присоединились к Роме в смехе, а Петька ничего не понял: в свои почти тринадцать лет «извращенец» Петька, так назвала его злобная тётка Полина, был мало опытен в сексуальных делах - его знания ограничивались случайной мастурбацией без отношения к его внутреннему миру. Даже когда он делал это с Мишкой, их действия не имели гомосексуального характера, потому что не было гомосексуальных мыслей или намерений. Они просто драли свои члены и кончали... а затем переключались на другие интересные дела; поэтому Петька не понял о чем говорил солдат Паша...

Толик оказался невысоким, стройным и привлекательным, похожим больше на старшеклассника, чем на защитника Отечества; Саня также был хорошо выглядящим и уверенным в себе, но у него чувствовалась спокойная уверенность и жизненная опытность. Оба проснувшихся солдата какое-то время с любопытством рассматривали Петьку, затем Саня спросил Петью, не хочет ли он поесть. Петька не хотел есть после того, как утром выпил молока с батоном, но чтобы не обидеть заботливого Саню, он вежливо ответил: «Да, конечно можно поесть». И тут же солдат Рома открыл банку тушенки для Петьки. Тушенка оказалась вкусной и Петька, который на самом деле не хотел есть, сам не заметил как опустошил банку. Через пару минут Петька уже лежал на животе на матрасе, а рядом с ним лежали солдаты Саня и Паша. Солдаты Рома и Толик сидели у открытой двери и курили, а Петька под звук колес рассказывал им разные истории из своей жизни.

Увлеченный рассказом, Петька не сразу почувствовал... или, если говорить точнее, не сразу обратил внимание, как ладонь солдата Паши оказалась у него на попе, и с удивлением и даже некоторым недоумением он посмотрел на солдата Пашу лишь тогда, когда ладонь, с лёгким нажимом скользнув по попе, плотно легла аккурат между чуть раздвинутыми Петиными ногами.

— Ты чего? — простодушно поинтересовался Петька, еще не осознавая, что бы всё это значило.

Весело глядя Петьке в глаза, солдат Паша улыбнулся:

— Видишь ли, Петя... ты мальчик уже большой... большой и самостоятельный. Правильно?

— Конечно, — Петьке уверенно кивнул головой; ему понравилось, что солдат Паша считает его и большим, и самостоятельным.

— И мы тоже большие, потому что мы как бы взрослые, но... если разобраться, мы такие же точно мальчики... то есть, все мы здесь, Петя, мальчики, и все мы большие мальчики, и всем нам сейчас хорошо... хорошо ведь, да?

Петька, с интересом глядя на солдата Пашу, согласно кивнул; действительно: всё было прекрасно, и отрицать это было бы глупо.

— Вот... а можно ведь сделать так, что будет нам всем еще лучше. И я... я, Петя, знаю, как это сделать. Если, конечно, ты, Петя, не станешь возражать... но поскольку ты, Петя, мальчик большой, то мне кажется, что ты возражать не станешь... правильно я говорю?

Говоря «правильно», солдат Паша уверенно и в то же время осторожно мял, тискал ладонью упругую Петькину попку, и Петька, неискушенный в таких делах, но не раз о таких делах слышавший и во дворе, и в школе, неожиданно почувствовал возбуждение — член у Петьки, лежащего на животе между двумя солдатами, стал стремительно затвердевать... весело глядя на Петьку, солдат Паша откровенно лапал аккуратную Петькину попку, гладил её, тискал, мял, и — член у Петьки, словно отзываясь на эти ласки, в одно мгновение стал твердым... член возбудился, и это внезапное возбуждение было для Петьки и неожиданно, и вместе с тем необыкновенно приятно, — на вопросах секса Петька никогда не зацикливался — в свои неполные тринадцать лет он еще не вдумывался и не всматривался в собственную сексуальность, как это делают пацаны постарше, и потому, внезапно почувствовав приятную тяжесть внизу живота, Петька не испугался, а скорее — удивился... да, он удивился. Собственно говоря, что он, Петька, вообще о «таких» делах знал — что именно о «таких» делах он слышал во дворе и в школе? Что есть такие пацаны, которым нравится с другими пацанами... ну, и что? Ну, есть... есть такие пацаны — как говорится, флаг им в руки. Петьку гипотетическое наличие «таких пацанов» никогда не волновало и уж тем более не возбуждало — это во-первых; а во-вторых, себя Петька к «таким пацанам» не относил — вот потому-то, почувствовав возбуждение, он и удивился... именно удивился, а не испугался, — страх возникает там, где есть неуверенность в собственной ориентации, а когда с этим всё в порядке, то — чего бояться? Солдат Паша, лапая Петькину попку, смотрел на Петьку весело и лукаво, и это тоже было приятно — у Петьки было такое ощущение, что он знает Пашу уже сто лет, и Петька... как-то мгновенно и легко Петька решил, что ничего плохого не будет, если солдат Паша поиграет немного с его попой... да, пусть поиграет, — решение это было для Петьки так же естественно, как естественна была возникшая у него эрекция — совершенно нормальная пацанячая реакция на стимуляцию-ласку... Конечно, если бы здесь был Мишка или вообще любой знакомый пацан, Петька эту вольность со стороны солдата Паши пресёк бы вмиг — нечего его, Петьку, лапать, «как девчонку»! Случись такое при пацанах, Петька не потерпел бы... но ни Мишки — закадычного друга, ни каких-либо других знакомых пацанов в вагоне не наблюдалось, а значит — ничего страшного в том, что делал солдат Паша, тоже не было; наоборот — это было интересно... и потом — ему, Петьке, это было приятно! Очень приятно...

Петька, не обладающий большими знаниями в армейской иерархии, быстро понял, что Саня и Паша - "старшие солдаты", Рома - "средний солдат", а Толик, миловидный и похожий на девушку, является "младшим солдатом". Все четверо были приветливы, улыбчивы и вызывали у Петьки не страх, а просто нормальную симпатию. Особенно...особенно Паша, который начал гладить Петьку по заднице.

"Ну что, Петя? Давай поиграем?" - спросил Паша, обнимая Петьку за плечи и приближаясь к нему со спины. Из каких-то причин он это спросил шепотом, но его шепот был так же возбуждающ как и его ладонь. Не отставая от Паши, Петька тоже шепотом спросил:

"Как?" - и с любопытством посмотрел на Пашу.

"Ну, есть много способов, Петя. Мы здесь все любим массаж... Как ты относишься к массажу?"

При слове "массаж" Петька сразу подумал о Мишке, который всегда понимал под "массажем" их общую мастурбацию. Когда Мишка хотел поиграть со своим членом, он всегда говорил: "давай помассируемся". И они доставали свои члены и дрочили друг перед другом... Поэтому услышав слово "массаж", Петька первоначально подумал, что Паша предлагает ему принять участие в совместной мастурбации. Но затем он вспомнил, что когда они "мастурбировали", никто не трогал друг друга за задницу, а только что Паша гладил и сжимал его упругие ягодицы... И что это значит? Возможно, Паша предлагает какой-то другой способ? Он только что сказал, что способов много - подумал Петька... Конечно, теоретически Петька знал о таких способах как "в анал" и "в рот", но как это связано с "массажем"? И к тому же, эта "теория" была настолько далека от его "практики", что Петька не видел никакой связи между "абстрактной теорией" и его собственным опытом. Он хотел спросить о "массаже", но не успел - Паша, проводя рукой по спине Петьки, снова погладил его упругие ягодицы... И вдруг Петька почувствовал, как палец Паши проникает сквозь шорты в его анус - "очко". Ведь у парней анус называется "очком"... И почувствовав, как палец начинает двигаться и давить на стесненное отверстие через шорты, Петька вспомнил о том, что Стас, парень из двора, когда он ссорится или злится на кого-то, всегда говорит: "поцелуй меня в очко!". И другие ребята всегда смеются при таких словах...

— Вот здесь, Петя... здесь, если ты, конечно, не будешь возражать, мы можем немножко помассировать... , — говоря это, солдат Паша медленно вращал пальцем между Петькиными булочками. — Как, Петя? Не будешь возражать?

Член у Петьки стоял, и то, что делал «старший солдат» Паша, Петьке нравилось, — Петьке, лежащему на животе, было приятно... да, Петьке было приятно это «сверление» между булочками, — «теория» и «практика» стремительно сближались, и то, что еще минуту назад выглядело для Петьки совершенно абстрактно и потому нереально, на глазах обретало вполне конкретные очертания, превращаясь в реальную перспективу... значит, — не без удивления подумал Петька, — Паша хочет «в жопу»... ну, ни фига себе! — подумал Петька; это было и странно, и в то же время необъяснимо притягательно, — Петька уже понял, на что именно намекает «старший солдат» Паша, и снова... снова это Петьку нисколько не испугало — страшно Петьке не стало; а на что именно намекал «старший солдат» Паша, догадаться было нетрудно — не такой уж Петька был и маленький, чтоб совсем ничего не понимать, — солдат Паша сверлил пальцем сквозь штаны Петькино стиснутое очечко, и очечко от этого под пальцем солдата Паши непроизвольно сжималось; лёжа на животе, Петька лихорадочно думал, как ему быть... ни во дворе, ни в школе никогда эта тема всерьёз не обсуждалась, а пацаны постарше, когда об этом упоминали, либо сально улыбались, либо смачно сплёвывали, — Петька, как всякий «нормальный пацан», не раз слышал и потому «знал», что «это стыдно» и «это позорно»... ха, кто же из пацанов этого не знает! И никогда-никогда Петька на такое не согласился бы, если б была хоть малейшая опасность, что об этом может кто-нибудь узнать из друзей-пацанов! Ни за что не согласился бы! Никогда! Но... он был один — никаких друзей-пацанов сейчас не было, а парни-солдаты были не пацаны, а были взрослые... и они, эти парни-солдаты, были симпатичны и улыбчивы... и ему, Петьке, почему-то ни капельки не было стыдно — ему, Петьке, было любопытно... и еще... ещё — было очень приятно...

— Давай, Петька... — солдат Паша приостановил свои действия на месте, не прерывая ласкать Петькину задницу сквозь шорты. Он плотно прижал ладонь к ягодицам Петьки и провел ею, ощущая их округлую форму, словно две половинки футбольного мяча. Ягодицы были одновременно мягкими и упругими, колыхаясь под его прикосновением...

Почему-то солдат Паша заговорил шепотом, и Петька тоже отозвался шепотом.

— Как тебе удобнее? — прошептал Петька.