Валерка и другие (поэма №2)

часть первая

НЕ ПЛАЧЬ, ДЕВЧОНКА...

Уходил служить Валерка — провожала вся родня...

и девчонка его — Верка, и соседи, и друзья

парня тоже провожали, — ели-пили за столом...

«Все мы в армии мужали, — старый дедушка Пахом,

опрокидывая стопку, улыбался. — Не боись!»

И, поддев огурчик ловко, дед рассказывал «про жись»...

Друг Колян «про дедовщину» без утайки говорил

и, как опытный мужчина, безопасности учил

захмелевшего Валерку, — ужасалась тихо мать...

Раскрасневшаяся Верка обещала парня ждать...

и хотя не очень верил ей Валерка — что слова! — 

тем не менее, твердели у него штаны, едва

в полутёмном коридоре прижималась передком

к нему Верка... и, рукою теребя ей сиськи, он

целовал девчонку в губы... «Никого не подпущу...

дожидаться тебя буду...» — гладя парня по плечу,

щекотала Верка ухо жарким шепотом своим,

и штаны бугрились туго от желания любви —

член стоял, и прогуляться звал Валерка, но она,

не желая отдаваться, не пускала пацана

в свои трусики, и губы продолжал он целовать,

и шептала она: «Буду... честно буду тебя ждать!»

Закадычный друг Сережа, обещая проследить,

обнимал Валерку тоже, — уходил пацан служить

на два года... и украдкой вытирала слёзы мать...

На бумаге это гладко — долг Отечеству отдать...

А на деле... а на деле — две зимы и лета два, — 

провожали: пили-ели... «Ты, мамаша, не права,

что рыдаешь... Оглянуться не успеешь, как орлом,

смотришь, он уже вернулся! — пьяный дедушка Пахом

опрокидывал стопарик... улыбался: — Не боись!

Отслужить обязан парень!» И — рассказывал «про жись»:

как в Германии когда-то сам служил после войны...

и каким лихим солдатом был тогда он... — пацаны

деда слушать не хотели, и орал магнитофон...

танцевали-пили-ели... содрогался сельский дом!..

... Утром у военкомата капитан команду дал:

«По автобусам, солдаты!» И — «солдат» поцеловал

неуклюже мать... Веруню засосал от всей души...

по-мужски обнял Сергуню... Мать заплакала: «Пиши...»

Проводили...

часть вторая

СЛУЖБА В АРМИИ (IN BREVI)

И — два года

пролетели-пронеслись...

Те, кто выжил, на свободу — «Смирно! Вольно!» — разошлись

с чистой совестью...

часть третья

MAGNA RES EST AMOR

Валерка

долг Отечеству отдал...

Не дождалась его Верка — вышла замуж... «Не беда! — 

опрокидывая стопку, старый дедушка Пахом

поддевал огурчик ловко. — Где ей, курице, с орлом

вровень быть? — Витиевато успокаивал дедок

захмелевшего солдата. — Не печалься, голубок!

Верка ждать не захотела? Ну, и ветер ей под хвост!

У тебя их, этих девок, еще будет целый воз...

Не боись! — И дед, огурчик разжевав беззубым ртом,

обещал: — Мы девку лучше во сто крат тебе найдём!»

Тем не менее, Валерка гнул своё — и говорил,

что он любит только Верку... что одну её любил...

и что он уже не сможет так влюбиться ни в кого...

Закадычный друг Сережа успокаивал его:

«Не дури! На Верке клином не сошелся белый свет...»

Мать Валерке говорила, что он встретит ещё... «Нет, — 

отвечал Валерка грустно, — я других не полюблю...»

Так разыгрывал искусно и друзей он, и родню,

говоря, что только Верка его сердцу дорога,

что решили все: Валерка однолюб... И предлагал

закадычный друг Сережа то рыбалку, то вино...

«Чтоб развеяться немного», — пояснял он. «Всё равно», — 

отвечал Валерка... «Или... может, баню истопить?»

По соседству они жили... И дружили... Как открыть

свою душу?... Невозможно... И молчать невмоготу...

«Истопить?» — спросил Сережа. И сказал Валерка: «Ну...

истопи», — и так искусно он при этом радость скрыл,

что Серёга свои чувства с лёгкой грустью осадил,

в миллионный раз подумав, что любви ответной ждать

и смешно, и безрассудно... Глупо думать и мечтать,

что понять Валерка сможет... Не поймёт он никогда... — 

про себя вздохнул Серёжа... Улыбнулся: «Ну, тогда...

протоплю я завтра баню. Купим пива. Рыба есть...

Пацанов своих попарим, и — по бабам!» — «А ты здесь

не терял, наверно, время?» — «Я? Да как тебе сказать...»

Рассмеялись оба. «Серый, ты мне должен рассказать!» —

«Не расслышал я... ты хочешь, чтобы... что я показал?» —

«Ха-ха-ха!» — «Чего хохочешь?» — «Интересно ты сказал...»

Интересно... ну, ещё бы!

часть четвертая

ПОВСЕДНЕВНАЯ ЖИЗНЬ ВТОРОГО ВЗВОДА (IN EXTENSO)

Здесь вернёмся мы назад —

в дни армейской службы, чтобы прояснить, чему был рад

сероглазый статный парень, когда друг его — Сергей —

зазывая его в баню, пошутил... совсем как гей

пошутил Серёга! — ну-тка, отчего Валерку вдруг

возбудила эта шутка? — без намёков скажем вслух:

уходил служить Валерка непроткнутым пацаном...

а пришел — уже не целка... Замкомвзвода Иванов

сразу выделил солдата, стал в каптёрку зазывать,

земляком и даже братом стал салагу называть...

но, хотя после отбоя гомосекс в казарме цвёл,

Иванов в кровать с собою не тянул Валерку, — пёр

замкомвзвода в зад Серёгу, тайно Юрика вафлил...

было с кем, и он не трогал «земляка» и «брата»: был

настоящим гомофилом замкомвзвода, и в душе

не хотел он парня силой принуждать ебаться в «ж», — 

секс не путая с любовью, с замиранием в груди

от подъёма до отбоя Иванов хотел любви...

И беспомощно, и страстно о Валерке думал он —

настоящим педерастом замкомвзвода Иванов

был в душе, и под бравадой пряча истинную суть,

миловидному солдату он хотел не просто вдуть, — 

был для этого Серёжа... и Валерку без труда

мог бы он отмужеложить, но — влюбившись в пацана,

Иванов хотел, чтоб парень потянулся сам к нему, — 

о взаимности мечтая, помогал он пацану...

Жизнь в казарме для солдата, если он к тому же мил, — 

что скрывать! — порой чревата покушением на тыл:

сохранить не каждый может в первозданном виде зад —

салабонов мужеложат старики... и есть разврат —

когда делается явно... и совсем иное есть —

когда делается тайно, — вариантов море здесь!..

Преотлично зная это, замкомвзвода Иванов

за Валеркой незаметно наблюдал — и был готов

свою помощь, если надо, оказать в любой момент...

«Земляком» и даже «братом» называл салагу дед —

опекал его повсюду и в обиду не давал...

Как-то раз черпак Ублюдов фаловать Валерку стал:

заманил его в сушилку, брюки сдёрнул с него вниз,

развернул к себе затылком, жарко выдохнул: «Нагнись!

Поиграем в маму-папу... — Нетерпением горя,

вмиг Валерку он облапал и, штаны спустив с себя,

зашептал на ухо: — Тише... вазелинчик я припас...

позабавимся, парниша... один раз — не пидарас...»

Наклонив Валерку грубо, руки вывернув ему,

между ног тугой залупой обжигающе скользнул

в темноте Ублюдов... «Тихо! — повторил он горячо. — 

Стой, не бойся! сейчас мигом смажу я тебе очко...»

Стал Валерка вырываться — голым задом закрутил...

никогда ведь не ебался с пацанами!... Обхватил

полуголого Валерку возбудившийся черпак

и, держа за бёдра цепко, залупившийся долбак

попытался всунуть сразу, позабыв про вазелин...

ох!... момент был преопасный: мог бы запросто кретин

дефлорировать парнишку, насадив его очко

на свою тугую шишку, колом вздыбленную... но

замкомвзвода шум услышал — дверь в сушилку распахнул...

приказал Валерке: «Вышел!», и — тот мигом натянул

свои брюки и мгновенно из сушилки прыгнул вон...

«Что, Ублюдов... много спермы? Захотелось с пацаном

поделиться?... Ты же видел, что Валерка мне как брат...

Есть Серёга — ротный пидер... подставляет Игорь зад...

Есть ефрейтор Малафеев... сплошь одна голубизна!

Так чего же ты борзеешь?! Захотелось пацана,

не проткнутого ни разу — с узкой дырочкой в заду?

Охуел?!! А ну-ка смазал свою дырку... — расстегнул

замкомвзвода свои брюки... «Саня... Саня... извини...» —

побледнел Ублюдов. «Руки... руки, пидор, убери!

Любишь с горочки кататься — люби саночки возить...

Хотел в жопу поебаться? Поебёшься... так и быть!»

Дверь закрылась... и оттуда приглушенно голоса

зазвучали: «Стой, Ублюдов!» — «Саня! Саня! Больно, Са...» —

«Вазелином смажь сильнее...» — «Больно, Саня, не могу!» —

«Стой, не дёргайся... колени разведи пошире... ну!» —

Звук удара. — «Стой спокойно! Выше задницу... ещё...»

«Не могу! Не надо! Больно... не могу я! Больно... о-о-о...» —

стон донесся из-за двери... «Сука, жопой не крути...»

Миша вздрогнул — в это время в умывалку он входил...

Слева дверь вела в сушилку... справа — сразу — в туалет,

разделённый на кабинки, — там горел дежурный свет,

тусклый, чуть голубоватый, и стояла тишина...

Из сушилки до солдата донеслось глухое: «А-а-а!» —

типа стона он услышал из сушилки... и в груди

сердце ёкнуло у Миши... «Не могу я...» — «Не пизди!»

Без сомнения, кого-то... кто-то там, за дверью, драл...

Миша вмиг покрылся потом, и — у Миши тут же встал

хуй в трусах непроизвольно... «Не могу я, Саня!» — «Блин!

Говорю я, стой спокойно...» — Замкомвзвода... а кто с ним?

В кулаке зажав подтирку — два тетрадные листа —

салабон на дверь в сушилку молча пялился... Ну-да,

Иванов кого-то дрючит... ни хуя себе сеанс!

Бляха-муха... может, лучше испариться? Вот сейчас

дверь откроется оттуда... или — кто войдёт сюда...

изнутри упёрся туго хуй в трусы... и что тогда

я, салага, буду делать? Колом дыбятся трусы...

Миша, вздрагивая нервно, обливался потом... «Ы-ы-ы...» —

из сушилки еле слышно вновь раздался чей-то всхлип...

Сердце ёкнуло у Миши — застучало гулко... влип!

В туалет после отбоя подрочить пошел пацан...

и — наткнулся на т а к о е!... Из сушилки голоса

перестали раздаваться — доносились всхлипы лишь...

Наконец-то испугавшись, потный Миша, словно мышь,

в туалете мигом скрылся: сдёрнув вниз трусы с себя,

сел в кабинке — затаился, машинально теребя

напряжённый хуй рукою... ни хуя себе кино!..

Миша слышал, что такое в роте делается, но

никогда ещё так близко не случалось ему быть...

Миша хуй рукою тискал и никак не мог решить:

то ли, блин, ему остаться — любопытно было всё ж...

то ли лучше, блин, съебаться... колотила парня дрожь...

«По-большому» будто сидя, каждый вечер он кончал...

кто заглядывал — не видел: напряженный хуй торчал

под трусами и, бумагу для отвода глаз в руке

демонстрируя, салага под трусами в кулаке

хуй дрочил... И точно так же кайфовал не только он, — 

для отвода глаз бумажки зажимая, перед сном

по-солдатски о приятном в туалете помечтать

было классно, и солдаты приходили — типа срать —

в туалет за этим самым даже чаще, чем нужду —

«по большому» типа — справить... Миша думал про пизду

в туалете... Так же точно шел пацан и в этот раз

посидеть, — хотел он кончить, как обычно... но сейчас,

хуй лаская машинально, не о бабах размышлял

на толчке сидевший парень, — терпеливо Миша ждал...

Замкомвзвода, — Миша думал, — голос вроде бы его...

но кому... кому он всунул? в жопу трахает — кого?

Заскрипела дверь сушилки... и у Миши сердце вновь

гулко ёкнуло — в кабинке затаился парень... Кровь

застучала... Обнаружат... надо было бы уйти...

на хуя мне это нужно... трахнут в жопу меня, и... — 

перестал дышать в кабинке бедный Миша. — Бля... зачем

я остался?! — Дверь сушилки распахнулась, между тем,

и оттуда... и оттуда, будто только слез с коня,

вышел трахнутый Ублюдов, странно ноги разведя, — 

насадил его на шишку замкомвзвода Иванов...

«Ещё сунешься к мальчишке, будешь, пидор, без штанов

принимать после отбоя всех желающих... усёк?»

Закивал Ублюдов: «Понял!» «Молодец. Иди, Васёк...»

Вот те на... Ублюдов Васька! Ни хуя себе... расклад!

Черпака отпидарасил замкомвзвода Саня в зад...

Ничего не видел Миша, но зато весь разговор,

затаившись, он услышал, в кулаке держа прибор, — 

разговор был интересный... Миша многое узнал,

потому что... если честно, Миша мысленно ебал

только баб, и только пИзды сплошь мерещились ему,

когда Миша онанизмом занимался... «Никому...

Саня... Саня, умоляю: никому не говори...

я ошибся... понимаю...» Иванов сказал: «Иди».

«Никому не скажешь, Саша?» «Если будешь мне давать...»

«Хорошо... а ты не скажешь? Пацаны не будут знать?»

«А отсос мне будешь делать?» «Буду, Саня...» «Ха-ха-ха!

Быстро девочка созрела в моих опытных руках...»

«Я не девочка...» «Допустим. Один раз — не пидарас.

А по кругу если пустим? Разбужу парней сейчас...»

«Саня, нет! Я буду делать всё, что скажешь!» «Хорошо?»

«Постараюсь...» «Ты, наверно, на гражданке бардашом

был, Ублюдов? Признавайся...» «Осознал я... виноват...»

Замкомвзвода рассмеялся: «Я спросил: до службы зад

подставлял?» «Ни разу, Саня!» «И не брал до службы в рот?»

«Никогда!» «И ты исправить хочешь этот недочёт?»

«Я хочу?!» «А кто же, Вася?! Я помочь уж был готов... — 

замкомвзвода рассмеялся. — Эх... придётся пацанов

разбудить: Андрюху, Гену... ну, Ашот, само собой...

Представляешь, сколько спермы?» «Саня, нет! Хочу с тобой...»

«Значит, всё-таки ты хочешь?» «Да...» — Ублюдов прошептал.

«Я не слышу... ну-ка, громче!» «Я хочу...» «Чего? Куда?

Говори ясней, Ублюдов... ну!» «Хочу я пососать...»

«У Ашота, бля? Откуда я могу, Ублюдов, знать,

у кого сосать ты хочешь? У Андрюхи, может быть?

Что ты голову морочишь? Ты конкретно говори,

что ты хочешь... не стесняйся! В жопу хуй? Или минет? — 

Саня явно издевался. — У Валерки хочешь?» «Нет!!!»

«Это правильно, Ублюдов. За понятливость хвалю...

Церемониться не буду: за Валерку — удавлю!»

«Понимаю...» «Ну, ещё бы! Ты понятливый пацан...

У Давлета, может, хобот ты желаешь пососать?

Позову сейчас я друга...» «Саня, нет!» «Тогда живей

выражай себя, братуха! Ты не Игорь, не Сергей...

но ты хочешь тоже... дальше!» «У тебя хочу сосать...»

«Вот теперь понятно, мальчик. Ну... проси, пока я спать

не ушел. Проси, Василий! Хорошо попросишь, дам.

Не маньяк я, чтоб насильно это делать...» «Пацанам

не расскажешь?» «Всё, Ублюдов! Надоел ты мне. Зови...»

«Саня, нет! Сосать я буду — у тебя...» «Тогда проси!»

«Я прошу... прошу я, Саша: дай мне хуй свой пососать...»

«Ох, Васёк, не знаю даже... Я могу, конечно, дать,

если ты желаешь очень...» «Очень, Саня...» «А не врёшь?

Сам желаешь? Это точно?» «Точно, Саня...» «За пиздёж

ты ответишь, если только я почувствую, что ты

от сосания нисколько не кайфуешь...» «Пацаны

не узнают? Ты не скажешь?» «Всё зависит от тебя...»

«Я стараться буду, Саша...» «Ладно, Вася... ты меня

упросил! И если классно ты мне сделаешь отсос,

будешь личным пидарасом. Ясно?» «Ясно!» В полный рост

отымев морально Васю, Иванов сказал: «Иди.

Завтра в рот отпидарасю... а пока спокойно спи:

я рассказывать не буду, что проткнутый ты пацан.

За молчание, Ублюдов, в рот и в жопу тебя сам

буду трахать...» «Я согласен!» «Ну, ещё бы... или — я

тебя в попку пидарасить буду нежно, втихоря...

или, блин, поставив раком, хором будут пацаны

раздирать хуями сраку... преимущества видны

даже мне, тупому в этом, — рассмеялся Иванов. — 

Дай, Ублюдов, сигарету... и запомни: чтоб готов

был всегда после отбоя... вазелинчик чтобы был...

сам, Васёк, на «голубое» ты поставил. Не входил

в мои планы ты, Василий, но... поскольку ты меня

так упрашивал, так сильно умолял... не буду я

огорчать тебя отказом — будет, Вася, тебе трах!

Кайф почувствуешь не сразу, но... в ответственных руках

ты научишься, Ублюдов! У тебя задатки есть...»

«Я стараться, Саня, буду...» «Я надеюсь, Вася. Здесь... — 

на сушилку замкомвзвода показал глазами, — нас

мог услышать, Вася, кто-то... а в каптёрке — самый раз!

И последнее, Василий: перед парнем извинись...»

«Он салага еще...» «Милый, ты не хочешь, чтобы жизнь

у тебя... ну, чуть сложнее стала с завтрашнего дня?»

«Ясно, Саня». «Я проверю. Не расстраивай меня —

подойди к Валерке завтра...» «Ясно. Завтра подойду...»

«И скажи, что был не прав ты... и что ты свою вину

осознал...» «Понятно, Саня. Я ж не это... не тупой!»

«Ты, Васёк, нормальный парень. Вася — с дырочкой тугой...»

«Потому и больно было, что всё это в первый раз...»

«Значит, всё же пломбу сбил я?» «Один раз — не пидарас!»

«Это точно ты подметил... ох, прикольный ты пацан!»

«Я? Нормальный. Только эти... досаждают... ну, ты сам

понимаешь...» «Я? Откуда? Расскажи мне, ты о ком...»

«Я, Санёк, стучать не буду!» «Тоже верно. Пацанов

ты закладывать не должен... Ладно, всё! Пора бай-бай...

Завтра, Вась, помужеложим». «Ясно, Саня!» «Подмывай

завтра попку... И у парня попроси прощенье, Вась...»

«Да, конечно. Понимаю...» «Молодец, Василий! Всласть

я за это тебя завтра малафейкой угощу...»

Содрогаясь от оргазма, Миша выпустил струю —

и при этом то ли всхлипнул, то ли сладко простонал...

блин! едва себя не выдал затаившийся пацан, — 

почти всё отлично слыша, машинально он доил

колом вздыбленную шишку, и... внезапно накатил

на промежность щекотливый обжигающий озноб —

пискнул Миша, хуй сопливый в кулаке сжимая... лоб

вмиг испариной покрылся: всё... услышали меня...

всё! услышали! спалился! — он подумал, — на хуя

в туалете я остался?! — сердце билось, как мотор, — 

я не дамся! я не дамся! я не дамся! — салабон,

перестав дышать от страха, побороть пытался дрожь...

«Ну, а баб ты, Вася, трахал?» «Я? С десяток!» «А не врёшь?

Что-то много...» «Точно, Саня! Было десять потаскух...»

Рассмеявшись, вышли парни... Перевёл салага дух:

пронесло! И еле-еле — ох, как ноги затекли, — 

за зелёной низкой дверью Миша встал, — не засекли!

а могли бы... очень просто... и тогда... могли б они... — 

Мишин сморщенный отросток шевельнулся снова, и —

Миша сжал его ладонью, — сяду, если кто войдёт...

а в очко, наверно, больно... вырывался Васька... врёт,

что ебал он десять тёлок... завтра хуй будет сосать

у Санька... они в каптёрке завтра будут кайфовать...

кайф позорный... замкомвзвода пацанов ебёт... пиздец!

дрочит с заднего прохода, — вновь задёргался конец

у салаги, и... со стоном Миша кончил второй раз...

охуительно прикольный получился, бля, сеанс! — 

натянул трусы салага... сперму тапочкой растёр...

Натерпелся Миша страха, зато знает... обо всём

рассказать Валерке надо... непременно расскажу,

как в сушилке Саня раком Ваську выебал... скажу,

чтоб молчал он, и мы станем за Ублюдовым следить...

неужели будет Саня каждый день его долбить?

Миша вышел из кабинки... в туалете постоял...

и, не выдержав, в сушилку заглянул — в углу лежал

тюбик с борным вазелином... «Ты чего, сынок, не спишь?»

Миша дёрнулся... и сдвинул резко ноги свои. «Ишь, — 

улыбнулся сонный Стасик, — сразу выправка видна...

Вольно, блин! Не напрягайся. Ты чего там шаришь, а?

Сало ищешь, сын голодный? Или, может... — сонный Стас

хохотнул, собой довольный, — сервилатик там припас?»

Миша еле повернулся на негнущихся ногах

и — просяще улыбнулся: «Н-ничего...» — животный страх

охватил его... и снова сердце ёкнуло в груди...

«Ничего? — спросил сурово старый Стасик. — Подожди,

отолью сейчас... и быстро разберёмся, что к сему...»

«Я пришел... хотел пописать...» «Ха-ха-ха! Пописать... Ну,

а чего в сушилке делал, если ты пришел отлить?

Что молчишь?» У Миши тело вмиг покрылось потом, и —

мысли мигом разбежались, словно крысы с корабля...

мелко-мелко задрожали у салаги ноги... «Я...» —

Версий не было... и мыслей тоже не было — сквозняк

в голове гулял... «Пописать?» — хмыкнул Стас; его струя

била мощно и упруго, жизнерадостно журча;

Стас сопел, направив друга в писсуар... «Пописать я...» —

Миша словно под гипнозом слушал музыку струи...

Бедный Миша думал: что же... что еще придумать?! — и

ничего не мог придумать!"Бля, пописать... ха-ха-ха...

из брандспойта... очень умный? А не хо, сынок, по ха? *»

Наконец, струя иссякла... толстым членом Стас потряс —

и в трусы, довольный, спрятал друга верного. «Сейчас

разберёмся с твоей писей... сало жрал там втихоря?!

Что трясёшься, словно сися у кобылки? — говоря

так же весело и мощно, как он только что отлил,

подошел он к Мише. — Точно? Угадал я? Отойди,

посмотрю... — и Стас в сушилку с любопытством заглянул. — 

Может ты, сынок, посылку получил... и никому

не сказал об этом...» Миша липким потом истекал...

«Так... посылку я не вижу... — тихо Стас пробормотал

с огорчением. — А это... что в углу там? Вазелин, — 

Стасик сам себе ответил. — Вазелинчик... и стоит

запах... очень характерный... специфическая смесь:

вазелином пахнет, спермой... и — очечком пахнет здесь!

Бля, и трахались недавно — все улики на лицо...

Я хуею... не казарма, а секс-хата для бойцов...»

Стасик к Мише повернулся — испытующе взглянул...

«Пахнет трахом, — улыбнулся. — Пахнет... вот ты почему

сюда рвался... понимаю... вазелин забыл, сынок?»

Миша дёрнулся, — икая, ничего сказать не смог:

округлив глаза, как филин, с тихим ужасом смотрел

он на Стасика... да сильно, словно в Африке, потел...

Продолжая улыбаться, Стасик взглядом заскользил...

«В попу нравится ебаться? Ты не бойся... я спросил

только так, для интереса...» Еле дух переведя,

Миша, сильно запотевший, клацнул челюстями: «Я...»

«Ясно! Нравится. Мне тоже... в смысле: тёлок пока нет,

поебаться с парнем можно... Се ля ви! А как минет?

В смысле: как насчет отсоса?» Салабон ответил: «И-ик!»

«Ясно! Не было вопроса... Ещё, значит, не привык...»

Стасик вдруг преобразился в предвкушении любви...

«Я хотел... хотел пописать...» «Где? В сушилке? Не пизди!»

«Я зашел сюда... пописать...» «Не успел, сынок, зайти... — 

Стас с сопением потискал свой долбак через трусы. — 

Как проснулся я удачно! На ловца и зверь бежит...

Поднимается мой мальчик... Сало, думал... Не дрожи...

или ты... бухой? — понюхал Стасик Мишу. — Вроде нет...

Ну, давай... пойдём, братуха!» Бедный Миша! Он в ответ

лишь икнул... и даже слово он не смог произнести —

был он деморализован поворотом таким... и

типа «всё по барабану» салабону стало вдруг...

Не обкуренный, не пьяный Миша был, но всё вокруг,

удаляясь, наплывало... «Вазелинчик прихвачу...

и — оттрахаю на славу! — Стас сказал себе. — Пущу

другана в тугую норку... ну, чего стоишь? Идём!

Ключ возьму я от каптёрки, и... в каптёрке обо всём

побазарим досконально... а то кто-нибудь, как я,

вдруг войдёт...» И машинально, ничего не говоря

и — не спрашивая, следом на расслабленных ногах

пошагал сынок за дедом, — трансформировался страх

в безразличие у парня: перестал боец икать...

перестал потеть... В казарме спали все... И Миша спать

преспокойно мог бы тоже, если б только не полез

он в сушилку! Спал Серёжа... Игорь спал... Во сне конец

тискал Гена — что-то снилось пацану, и он во сне

занимался онанизмом... Спал Ашот... И спал Андрей...

Спал Валерка... Спал влюблённый замкомвзвода Иванов...

Стас в каптёрке возбужденно прошептал: «Давай, сынок... — 

На полу он два матраса, рядом сдвинув, разложил

и, сказав себе: — Прекрасно! — повернулся к Мише... и,

подойдя к солдату, молча притянул его к себе... — 

Может, всё-таки отстрочишь для начала? Я тебе

в рот заправлю без проблемы... мне не жалко... у меня

на всю роту хватит спермы!» — засмеялся он, сопя...

И хотя податлив Миша был в ласкающих руках,

Стаса будто он не слышал — не показывал никак,

что присутствует стремленье сделать Стасику отсос...

«Ясно... в этом направленье развивать сейчас вопрос

мы, сынок, с тобой не будем... Тебя, кстати, как зовут?»

Шевельнулись тихо губы: «Миша я...» «Понятно... ну,

а я Стасик... блин, короче, познакомились! Давай...

если ты минет не хочешь, будем в попочку... снимай,

бля, трусы! А то мы словно пацанята в первый раз...

Я люблю без церемоний!» — рассмеялся тихо Стас

и, от Миши отстранившись, Стас спустил трусы с себя...

Плотоядно залупившись, хуй у Стасика стоял,

словно кол... Неотвратимо приближался миг любви...

«Где, бля, тюбик с вазелином? Ты не видел? — Стас спросил,

в темноте рукою шаря по матрасу... — Что стоишь?

Ты какой-то, Миша, вялый... вот он, тюбик!... Говоришь,

пися в писю... ну, ты классно... классно, парень, пошутил!»

В темноте залупу смазал вазелином Стасик — и,

огорчаясь не особо оттого, что Миша вял,

он по заднице похлопал салабона: «Ты не снял

до сих пор трусы, братуха? Ох, стеснительный какой...

словно целка...» Без натуги Стасик Мишу за собой

потянул — и на матрасе оказался салабон.

Засмеялся тихо Стасик: «Иерархии закон

нарушаем: дед салагу раздевает... во расклад!

Я недавно в жопу трахал... мы с Олегом... напрокат

из четвёртой роты брали салабона одного...

за бутылку водки дали на субботу нам его...

ну, так он со всем почтеньем обслужил с Олегом нас...

вот где было развлеченье! А ты, блин... — сопящий Стас

в темноте стянул с салаги салабонские трусы, — 

как принцесса на бумаге... ** ты не это... ты не ссы!»

Стас шептал, и Миша слушал... было жарко — проникал

жаркий шепот Мише в душу... сбоку лёжа, Стас ласкал

пацана, скользя ладонью по бедру... по животу...

Мишин член, доселе сонный, стал твердеть — и пацану

стало чуточку приятно... а потом — ещё сильней...

Это было непонятно: он, не пидор и не гей,

он, боявшийся доселе одной мысли о таком,

не икая... не потея... возбуждался с пацаном!..

Право, было непонятно: голый Миша ощущал,

что со Стасиком приятно, и... невольно он начал

(поначалу, впрочем, как бы сам себе не веря, что

он способен тоже лапать парня голого... потом

всё смелее!) отдаваться разгоравшейся в груди

незнакомой ему страсти, — Миша Стаса обхватил

чуть пониже поясницы, и... рука скользнула вниз...

это правда?... или снится?... Стасик выдохнул: «Ложись! — 

И, особо не вдаваясь, что там, в Мишиной груди,

происходит, Стас добавил: — Бляха-муха! Ты смотри...

а твой друг на взводе тоже... знает, бля, когда вставать!

Или, бля, ты как Серёжа?... Его, бля, начнёшь ебать,

а он, бля, при этом дрочит... и — пока его ебёшь,

он, бля, это... тоже кончит...» Значит, это не пиздёж?

Что, бля, делается в части! И... я тоже — пидарас?!

«Моя пися хочет «здравствуй» сказать писе твоей, — Стас

возбуждённо рассмеялся шутке собственной. — Давай... — 

на колени он поднялся, — друга в гости принимай...»

Сердце ёкнуло, как будто... будет он меня ебать...

вспомнив шутки-прибаутки, хотел раком Миша стать, — 

позы он другой не мыслил — по незнанию считал,

что дающий наклониться должен... Миша полагал,

что лишь так — и не иначе! — можно парню всунуть член...

повернусь сейчас я, значит... и — меня он в жопу... Плен

популярных заблуждений в один миг разрушил Стас:

«Мне сильнее наслажденье, чтобы передом был пас...»

Интересно... это как же?"Ты не видел вазелин?

Вот он, бля! Сейчас я смажу друга...» — Стас проговорил.

У него была привычка мысли вслух произносить —

думал Стас всегда публично, не стараясь мысли скрыть.

Не умел лукавить с детства, как другие... Это... как? — 

Мише стало интересно. — Здесь же, спереди, долбак! — 

залупившись, член у Миши был приятно напряжен... — 

Нет, такого я не слышал... как же, бля, засунет он,

если сзади дырка эта... может, хочет меня в рот... — 

салабон смотрел на деда, — с вазелином?! — Липкий пот

на мгновенье показался у салаги над губой...

но — салага не поддался мысли сказочной такой!

Хуй стоял у Миши колом, и был Миша возбуждён —

на матрасе в виде голом он лежал... и думал он:

ведь позорно... говорили это с детства все вокруг...

пацанов плохих дразнили словом этим... — на боку

он лежал, на Стаса глядя с любопытством; не икал...

а зачем кобылок сзади в жопу трахают?... туда

он меня, как бабу, будет? или как... как пацана?..

почему стонал Ублюдов? это больно... очень?"На,

тоже смажь, и пися в писю, как по маслицу, войдёт...»

«Я... не буду!» — Миша пискнул. «Понимаю... чтоб заход

лучше чувствовать, ты хочешь насухую... ох, гурман! — 

Засмеялся Стасик. — Впрочем, я не против, если сам

предлагаешь... бля, проверим, ты кончаешь или нет...»

И — у Миши запотели ноздри тонкие в ответ...

Он послушно лёг на спину. Стас напротив Миши стал —

ноги Мишины раздвинул... кверху пятками поднял,

и — на плечи Стасу Миша свои ноги опустил. ..

Возбуждённо жаром пыша, Стасик страстно обхватил

бёдра Мишины ногами, угрожающе сопя...

половинки, словно ставни, распахнулись... и хотя

Миша всё впервые делал, не отметить он не мог,

что вписалось его тело между Стасиковых ног

органично, — чуть подавшись своим корпусом вперёд,

Стас, над Мишей оказавшись, растянул в улыбке рот:

«Я дружку не помогаю... вот смотри, как я сейчас

в твою норку попадаю безошибочно... — и Стас,

опираясь на ладони, голый зад свой приподнял. — 

Вот смотри, как я прикольно это делаю... попал?»

Парень был не без фантазий... в смысле: явно он любил

изощренно педерастить, — бедный Миша ощутил

по промежности скользнувший Стасов хуй, и в тот же миг

хуй, к очечку прикоснувшись, перед штурмом замер... «Ик!» —

вдруг сказал негромко Миша; сердце ёкнуло а груди...

«Возбуждаешься, парниша? То ли будет впереди...»

«Ик!» — сказал салага снова; ужас Мишу обхватил...

Стас, подумав, что готов он, твёрдым членом надавил...

и — огромная залупа, мышцы сфинктера разжав,

вся вошла... довольно грубо... Миша, выпучив глаза,

рот открыл... и, задыхаясь, сразу вымолвить не смог

он ни звука: выгибаясь с толстым хуем между ног,

Миша дёрнулся... о, боже! он не думал, чтобы так...

«Блин, балдеешь?» — И под кожу Стас по яица долбак

утопил — большая штука оказалась вся внутри!

И опять... опять ни звука салабон произнести,

как он, бедный, ни старался, как ни тужился, не смог —

воздух в рот не набирался, — чтобы выдох сделать, вдох

для начала нужно было сделать — чтобы закричать...

Станислав не знал, что сбил он Мише пломбу, — и качать

салабона стал ритмично, и... по мнению его,

выходило всё отлично: пацанячее очко

хуй обжало туго-туго!... Над салагой дед навис,

и, долбя очечко другом — снизу-вверх-и-сверху-вниз —

Стасик делал своё дело... в такт движениям его

Миша дёргался, — всё тело содрогалось у него...

Сделав вдох — и тут же выдох, снова вдох — и выдох вновь,

застонал салага тихо... разорвал... наверно... в кровь

разодрал мне жопу хуем, — промелькнула типа мысль...

«Охуенно, бля, кайфуем... Как дружок мой? Заебись?» —

Стас, над Мишей наклонившись, Мишу в глаз поцеловал...

Застонал салага... «Тише...» — Стас шепнул и закачал

салабона дальше плавно, рот от кайфа приоткрыв...

Стас ебал... и, как ни странно, боль слабела, — хуй скользил

как по маслу... Бедный Миша! Никогда не думал он,

когда он про это слышал, что так будет — что его

будут в жопу педерастить... и что будет он лежать,

зад подставив, на матрасе... это что же... это, блядь,

он меня... как пидараса... получается... ебёт, — 

глядя снизу вверх на Стаса, на его открытый рот,

обалдевший Миша думал, осознать стараясь... да,

он ебёт меня... в натуре... жопа, значит... как пизда?..

Стасик снова наклонился — Мишу вновь поцеловал

мимолетно... бедный Миша! И... тут Стасик застонал:

«О-о-о... кончаю...» — и, запнувшись, на секунду замер — и,

содрогаясь от конвульсий, Мише в задницу спустил

малофью... и, жаром пыша, корпус свой вперёд подав,

повалился он на Мишу, кверху задницу задрав...

Миша типа шевельнулся, и — услышал: «Не спеши...

я сейчас... через минуту... поебу ещё... лежи...»

И он, чувствуя, как в норке чуть уменьшился объём,

попытался было робко Стасу выразить своё

возмущение: «А... это... вдруг тревога? А мы тут...

на матрасе, и без света...» «Бля, тревога! Подождут, — 

Стас ответил. — А ты классно можешь стискивать очком... — 

прошептал он. — Пидарас ты, бля, что надо!» Миша: «Но...»

Не успел ответить Миша — хуй у Стаса снова встал!

«Чуешь, бля? Давай, парниша, ещё разик...» — Стас сказал;

приподнявшись, жарко бёдра вновь ногами обхватил...

и — продолжил! — хуем твёрдым снова в жопе заскользил...

Было больно... но терпимо... приспособилась дыра!

Секс анальный... эко диво! Интересная игра...

получается... — под Стасом думал Миша, — теперь я...

буду, что ли, пидарасом?... Стас наяривал, сопя...

и, держа себя за ноги — разведя их широко,

Миша слушал его вздохи, — думал Миша, от толчков

содрогаясь: надо будет... Стаса... это... попросить,

чтоб я тоже, как Ублюдов... чтобы, значит, это скрыть...

Стасик добрый... и на дембель когда он... когда уйдёт,

не узнают, что я педик... Миша чувствовал: встаёт

у него... помимо воли напрягается долбак...

Стас ебал, и было больно... было больно, но не так...

Стас вторично разрядился. Отдохнул — и в третий раз

к салабону приложился... «Бляха-муха... ну и класс!

Почему, бля, тебя раньше... это, бля... не видел я...

Всяких пидеров херачил, но, бля, норочка твоя —

охуительная норка!... Нерастянутая, бля... — 

Засмеялся Стасик громко. — Чьи трусы? Мои... Тебя

кто-то трахает конкретно? Или ты... сам по себе?

Бля, не жопа, а... конфетка!» «Я хочу сказать тебе...

чтобы ты... ну, типа «крыши», и никто чтобы не знал...

можно, Стасик? — Голос Мишин от волнения дрожал...

и, на деда снизу глядя — Стас рассматривал трусы —

салабон добавил: — Я ведь... я не это... ну, а ты...»

Карта шла... и нужно было, если, блин, случилось так,

позаботиться, чтоб с тыла никакой другой мудак

не зашел. А Стасик... что же, если так случилось, блин...

Стасик, в принципе, хороший. «Можно так? Чтоб ты один...»

«Это можно. Если хочешь... Тебя, кстати, как зовут?»

«Миша я...» «Уже два ночи! Миша? Клёво натянул...

А ты это... получаешь... ну, посылки типа, а?»

«Напишу я...» «Угощаешь! Точно: время уже два...

Нехуёво поебались! Не скажу я никому...»

Из каптёрки возвращались парни врозь — по одному.

Миша спал с Валеркой рядом. В помещении впритык

койки парами стояли между тумбочками. «Ик», — 

сказал Миша себе тихо и, стараясь не шуметь,

оказался в койке мигом... осторожно надо впредь...

и зачем полез в сушилку? теперь буду подставлять...

напишу домой... посылку чтоб быстрей прислала мать...

сало чтобы... И, укрывшись одеялом с головой,

успокоил себя Миша: лучше Стасик, чем другой.

Осторожней надо только... — салабон подвёл итог,

засыпая... под ним койка заскрипела. Иванов

приоткрыл глаза — проснулся. Первым делом посмотрел

на Валерку... улыбнулся и опять уже хотел

погрузиться замкомвзвода в беспокойный чуткий сон,

но увидел: по проходу пробирался кто-то, — он

присмотрелся: вроде Стасик... «Старый, ты? Чего не спишь?

Онанизмом занимался?» «Бляха-муха... не смеши.

Я отлить пошел... и это...» «И чего?» «Пописал, бля...

из брандспойта!» Оба деда рассмеялись. «У тебя...

Саня, это... жрать охота! Есть похавать что-нибудь?»

«Сало будешь?» — замкомвзвода исхитрился подъебнуть

Стаса даже среди ночи! Вздрогнув, замер Станислав.

«Если сало ты не хочешь...» Стасик, нервно почесав

волосатую дорожку на упругом животе,

не без некоторой дрожи улыбнулся: «Я бы съел...»

«Я бы тоже. Только, Стасик... спи спокойно — сала нет!» —

замкомвзвода рассмеялся. «Шутки, бля...» — ему в ответ

Стасик буркнул недовольно и — продолжил дальше путь

по проходу к своей койке. Завтра... завтра напишу,

чтобы мать прислала сало... — хотя Миша с головой —

весь! — лежал под одеялом, но шутливый разговор

он внимательно прослушал, ничего не упустив, — 

килограмм... а ещё лучше два кило... а лучше — три...

Провалился в сон... и сразу, только смежил он глаза

(салабону снилось: Стаса Саня раком шпилил...): «... а-а-а!» —

звук последний слова «рота» оборвал короткий сон.

Зычный голос замкомвзвод