С Новым годом! С новым счастьем!

— Близилось предновогодье. Давно это было в фиг его знает какенском годе. Кажись ещё при Сталине... или при Брежневе?

— Степаныч! Ну, ты и стрелопут! При Сталине телевизоров ещё не было.

— Тады, ой. Значится при Брежневе. Варька достала меня тогда: давай купим, да давай. У Корабельниковых есть, и у Смирновых. А мы, шо лысые шоли?

Наняли такси по такому случаю. Машинёшка моя поломатая в гараже куксилась. Сначала заехали в виноводочный. Скока Варька не упиралась на своём настоял. Взял полъяшщыка.

— Куды тебе столько!? — загневилась благоверная, — ты, что всё рождество обмывать будешь?

— Водка, Варенька, в хозяйстве вещь необходимая. Является не только веселящим напитком, но и товарно-денежным знаком.

— Чевой-то ты на неё отоваривать собрался, Степаныч?

— Подключение телевизионного агрегата, — нашёлся я.

В магазине у нас приключился спор-раздор По поводу названия покупки. Варька упорствовала, что купить надо «Изумруд», потому, как под цвет её глаз подходит. Я же ратовал за «Рубин», из-за того, что винный напиток такой есть, хоть и плохонький и годится только для окраски соседских дверей, чтоб неповадно было по ночам песни по пьяни горланить, но алкоголесодержащее средство под названием «Изумруд», известно мне не было. Победила Варька, потому что пьянящий напиток оказался на 10 рублей дороже, вложенных мною в пол яшщика. Продавец не поддался на уговоры. Я хотел принести в жертву тройку фунфыриков, чтобы недостачу покрыть, но к счастью, тот оказался трезвенником.

Дома, я перво-наперво распочал беленькую, заливши себе в баки основополагающие писдисят граммулечек, приступил к водружению агрегата. Самое сложное было прикрутить паучьи ножки. К тому времени, я уже остаканился, пока Варька бегала в магазин за закуской. При первом включении телевизор работать отказался. Он шипел, как тая змея в цирке, свистел аки Соловей-Разбойник, но самого разбойника не казал. Добавив втихаря ещё соточку, ко мне явилась здравая мысля: «Тут и с бутылкой не разберёшься. Нужен телевизионный настройщик».

Сказано, сделано! Варька побежала звать Петьку из соседнего подъезда. Петька, мужик мастеровитый был. Кому утюг, или там электроплитку починить, это он зараз, а уж в телевизорах, верняк, разбирался. А хуч бы и нет? Пить в однуё глотку не привыкший я был. Сотоварищ в этом деле необходим, как журавлю лягушки.

— Степаныч, может цапле?

— Да ни один ли хрен? Тока вид сбоку. Это я аллегористическое сравнение такое применил для красивости слога. А ты, Юрок не зевай! Наливай ещё по писдисят.

— Так о чём это я. Ах да! Пришёл Петька, тоже клюкнутый основоположительно. Однако, не успевши порог переступить, задал наипервейший вопрос:

— Барышни и бояре, а где же, позвольте у вас спросить, антенна?

— А мы не в курсях? — залупоглазилась Варвара моя, — а что это такое?

— Ба! — Хлопаю себя по туполобью, а ведь истину глаголешь Петруччио! Как же я про такой заглавный анструмент забыл? Без неё точно не будет казать.

— Ох, и злыдень же ты Степаныч, — подбоченилась ненаглядница моя. Шож ты водки в первоочёрёдность прикупил, а не опосля покупки?

— А много водки-то? — закошоглазился Петруха.

— Нам хватит, — успокоил я корефана.

— Так с этого и следовало начинать! Шож вы молчали? Отдам я вам свою, всё равно бесхозная валяется, телевизор-то я намедни продал. За литряк думаю сговоримся...

Сговорились, конечно. Прихватив пару фунфыриков, соседушка хищно лыбясь, скрылся с сердца вон и с глаз долой.

— А не амманет ворог акаяннай? — засомневалась моя супружница.

— Варюш, да ты шо! Он за стаканчик Московской, не токмо Родину, но и маму с братовьями и кумовьями продасть! А тут, поглянь, ещё скока?

Не прошло, как и пяти минут, явился сердешный. На нетвёрдых ноженьках тщетные попытки стал сотворять (видать дома приложился на предмет дегустации качественности напитка) Удалось ему воткнуть пимпочку в мамино гнёздышко телевизионное. рассказы о сексе Зачернел и забелел, тогда экран и голосом дикторши стал разъяснять погоду на завтра. Но не долго длилась наша очарованность предметом цивилизованности. Вертаясь назад, соседушка зацепился за паучинность ножек окошка в Мир. Они оба-два повалились навзничь. Петру ничего вроде, а Изумруд мигнув в последний раз своей каменнодрагоценностью, произнёс голосом Левитана сакраментальную фразу: «Началась великая отечественная война... «. Что-то там зашипело по-змеиному, фукнуло и стало взрываться, источая дымную гарь.

Жёнка моя, вероятно получив апокалипстический удар, заговорила на иностранческом:

— Шож ты робишь злыдень писюкатый? Мыж тоби горилки, а ты нас в заморилки.

— Варвара Степанна, путая отчество моей ненаглядницы, забелугился Петюнчик, да я вам усё направлю, ни сумливайтесь, боярышня!

— Ще и огрызаяца щеня! Шо ты за птица! Тыж ягня! — и в подтверждение своей велеречивости, Варвара, по батюшке: Иванна, ухватив дуршлаг и скалку, хорошенько отходила нас обоих-два.

Изумруд, соседушко, конечно не направил. Новый пришлось покупать. Таурас из Литвы или Эстонии привезённый. Зато антенна у нас была. И хуч не обмытый яшщичек оказался, работал долго и справно, радовая нас своей чернобелостью, даруя музыку и чувственные речи нашего дорогого и всеми любимого Леонида Ильича...

***

Но Новый год ещё не наступил. Оставшись без яшшыка, а тобишь без подарка, Варварушка затребовала меня укупить стиральную машинку.

Техника, помогающая человеку выжить в трудных условиях социалистического сосуществования штука наиважнейшая, Юрок. Налил, ну давай, пока моей нет.

В тот сумрачный год стиралки очень дефицитнейшей вещью были. И шоб купить такую чудесную машинку, надо было поглянуться начальству... Или его жене. Я посначалу его жене поглянулся. Дрючил эту Сидорову козочку во всех неприступных людскому глазу местах. У начальника цеха фамилия: Сидоров, была. А бабу евойную Танюхой прозывали. А за глаза: «Коза драная». Не знаю, что у неё с мужиком там происходило, мож он неудовлетворительностью страдал, мож нестоячестию свасо заглавного органа, а мож, Танюха, бешеством от матушки страдала. Но швейномашинилась, Каза, со всеми сподряд. Даже с дворником Митричем в евойной каптёрке была запримечена многократно.

Варька моя в то новагодье сильно возжелала приобресть сей предмет домашнего обихода. Иногда даже вовремя очерёдного секаса имела обнаковение остановиться и вопросить, хлюпая своими невинными васильковыми глазками:

— А чё, Степаныч, не пора ли нам стиралку прикупить? — шантажируя меня таким образом, импотентировала меня Варька.

— Вскорости купим, Варюша! — вновь натягивая её на что натягиваться должна супружница, обещал я.

В один распрекрасный погожий денёчек, Варька сделала такую заявку:

— Я тебе, Степаныч, не дам, пока у нас в квартире стиралки не будет! И точка! — стимулируя меня тем самым на приобретение, так важнейшей для неё, бытовой техники.

Вот в тое самое время, я и схлеснулся с Танюхой. Драл я эту козу на складе, в подсобке, и дважды ажна в кабинете супружника еёйного. Несколько раз мы трёкались в столовой, на токарном станке, где я работал. В тёплую и холодную погоду в лесу. В подъездах еёного и моего дома. Но своего я добился. В один из последних дней, пред новогодьем, подошёл ко мне Сидоров и заискивающе этак, предложил сделку:

— Степаныч! Прекрати чпокать мою жену, а я тебе талон на стиралку? Ну, что по рукам?

— По рукам Сидырыч, — забирая талон, залыбился я.

Танька подулась на меня чуток и быстро наша себе замену — Петю электрика. Неженатого парня... Через пару недель Петя скинул с десяток килограммов... осунулся и ходил, еле передвигая ноги. Но это другая история! А ты Юрок, хлебало-то закрой! Наливай по писдисят. А то Варька придёт, в куды прятаться будем?

В общем и целом, приобрели мы наконец-то Варюшину мечту. Толи Белку, толи Стрелку. Где она прослышала, что машинка полностью автоматизирована, не знаю. Но в первую загрузку зафигачили белья разноцветного: и белого, и серого, и красного. Нажиркали на тёрке в тудысь мыла хозяйственного и чуток земляничного (для запаху).

Машинка хрюкнула и начала урчать, пожирая пуговицы и пряжки и выплёвывая их обратно. Самое антересное произошло с отжимкой. Покидав в центрифугу как попало, шо под руку подвернётся, я включил агрегат. Белка завыла, как тая ракета, в коей её спровадили в космос, и затрясясь всеми фибрами своей души, стронулась с места и стала, яростно вальсируя, надвигаться на мою супружницу. Варюша, всплеснув рученьками белымя, запричитала: «Батюшки! Светы! Изыди Сотона!», — вжалась в стенку, ожидая своей участи — неминучести. Вилка выдернулась из розетки, машинка потряслась в последний раз, как паралитик в приступе, провыла протяжно: «У-у-у-у-у-у-у», замерла в ожидание людских команд.

Вот тогда-то мы и уселись рядышечком, дабы изучить все прилагаемые бумаги. Русский люд, Юрок, задним умом крепок! На том стояла и стоит Русь! Бельё, окрашенное в разнообразные цвета, мы конечно, на помойку выкинули. Но секас в ту ночь у нас был отменный.

— А стиралка-то как? Научилась Варвара на ней стирать?

— А на кой ей это надо? Но бельё грязное мы туда кидали. А стирала она в баке. И выжимала ручками своими беленькими... Ну, давай, Юрок по последней! За технический прогресс и по домам.

— Давай, Степаныч! За технический прогресс! И за Новый Год. Пусть он нам принесёт подарки, какие хотелось и главное нужные, а не абы как!