100 строк в номер

Газета продолжает существовать до тех пор, пока у нее есть хотя бы один подписчик. И когда такой читатель есть, мы обязаны выпускать репортажи, очерки и даже самые скромные заметки, даже если они занимают всего 100 строк — и все это должно быть своевременно.

...Уже два часа мы сидим в номере Ленки. Мы уже раз десять выбросили пепел из пепельницы. В комнате такая задушливость, что можно повесить топор. Мы не открывали окна, чтобы не вызывать пожарных...

Но мы привыкли к этому табачному дыму, нам это ничего не мешает. И вновь то она говорит, то я записываю. Мой блокнот уже полностью заполнен (я жалею о том, что пропустил стенографию на факультете)...

Действительно, Ленка — святая. Она предоставляет мне информацию, которую я должен был «добыть» сам за все время, когда меня здесь не было. Но теперь эта информация лежит передо мной как кирпичик на сердце и написание «ста строк» завтра уже не будет проблемой. Я благодарю Ленку, закрываю блокнот (в то время диктофоны использовались только очень специальными корреспондентами) и говорю то, что все это время крутилось в моей голове и заставляло меня промолчать:

— Елена Павловна, Вы — святая. Можете попросить любую услугу, если она укладывается в сумму, которая есть в моем кармане...

Улыбка появилась на губах Ленки, которую я так обожал... Но одновременно боялся. В этой улыбке было столько загадочности, сколько и на губах той дамы, которую изображал великий художник. И я знал, чем может закончиться эта улыбка. Я сам стал ее свидетелем однажды случайно. Также улыбалась Ленка одному парню,... Не буду разглашать подробности о том, что произошло потом, но мне бы очень не хотелось оказаться на его месте...

— Ты справишься с бутылкой шампанского? — улыбнулась Лена.

Цена на бутылку шампанского в середине 80-х превышала мои суточные выплаты за командировку. Более того, на тот момент было уже глубоко за полночь, поэтому стоимость можно было умножить минимум на три. Тем более, что ночных магазинов не существовало. Единственная возможность - полагаться на коробейников-таксистов.

Я непроизвольно проглотил комок, рассчитывая финансовые потери после этой поездки (неудивительно, зарплаты и цены в 80-х соотносились иначе, чем сегодня). Но несмотря на это, я не показал свое беспокойство. Ленка по крайней мере не заметила... Или она просто играла вид?

— Конечно, Елена Павловна! — ответил я...

Пока я искал эту чертову бутылку и наконец нашел ее,

Мне пришла мысль:

— Я дурак. Я подонок. Я полное дерьмо... Возможно, эти слова скрывали то, чего мы оба хотим? Я понимаю, что я мужчина... Но может быть, и Елена Павловна тоже? Получается, в ее глазах я считаюсь холодным? И если это так, то как мне смотреть ей в глаза после этого?

Но может это просто фантазии... У меня такие фантазии. 25-летний

Затерзанный сомнениями, я вернулся в гостиницу...

Немного предыстории

Вы знаете, что было самым страшным кошмаром для командировочных в 70-80-х годах "брежневской застойной" эпохи? Это была любая гостиница в любом городе Советского Союза. Независимо от того, называлась она "Центральной" или по имени города. Если она называлась "Центральной", то рассчитывать на одноместный номер было бесполезно. Даже если забронировать номер за неделю до командировки. В лучшем случае - двухместный. А то и трехместный. И даже на четверых.

А что, если исходя из названия города, можно рассчитывать только на одноместный номер? Правда, душ будет находиться примерно в ста метрах от номера вправо, а общий санузел также в ста метрах, но влево. В этом номере может повезти с умывальником. Однако я использовал его только в случаях, не связанных с умыванием. Я понимал, что мои предшественники использовали его точно так же.

Вспоминается Уфа. Однажды после поезда, где было много пива, я заселился в такой номер. Было уже невозможно сдерживаться, и горничная спросила: "где?". Она улыбнулась и открыла шкаф для верхней одежды в небольшой прихожей. В центре этого закутка, за дверью, к моему большому удивлению, находился унитаз. Это был безмолвный результат перестройки буквально. Но я был счастлив всю неделю. Хотя, извините за подробности, когда я садился на унитаз, колени находились в коридоре...

Но я отвлекся.

...Мой начальник умел всё. Хотя не всегда. Правда, для других людей. Для меня он проявил свои способности только однажды, в день моего двадцатипятилетия.

Именно в этот день он торжественно наградил меня 7-дневной командировкой в Калугу и заказал для меня одноместный номер в гостинице "Центральная" в этом городе. Если бы он был женщиной, я бы его благодарным целовал, честное слово. Но поскольку наш начальник был мужчиной, я ограничился крепким рукопожатием и чувственным корпоративным взглядом.

И что тут такого, скажут сегодняшние коллеги: неделя в Калуге - это типа кайф?...

Друзья! В то время я работал в газете, которая была официальным изданием нашего ведомства. Работать приходилось очень строго. Начинать работу точно в 9:15 (можно и раньше). Заканчивать работу строго в 18:15 (можно и позже).

Бывало так, что "четырехугольник" (секретарь партийной организации, председатель профкома, секретарь комсомольской организации и, конечно же, главный редактор) лично стоял с будильником у входа и контролировал время. Было неприемлемо опоздать даже на минуту. В таких случаях могли лишить премии.

... Но!

Как я обожал нашего Главного! Нашего Главного Редактора!

Он (исходя из нашей служебной газеты) всегда был высшего ранга Капитаном. Если бы назвали его Полковником, можно было получить даже поощрение ("клотик" - самое высокое место на корабле).

Моя первая статья в этой газете была о ВДНХ. О представлении тех умельцев, которые создали нечто новое с автомобилями. Я вдохновился и назвал свою статью "Автомобильный Ихтиандр" - мастер легко использовал свою машину как на суше, так и в воде.

И вот я стоял потом с ребятами на лестнице и курил (курение в отделах было категорически запрещено).

Сверху спускается наш главный начальник. Он заметил меня.

- Как дела? Автомобильный Ихтиандр... на яйцах?

Я, конечно, был шокирован. Но после моей первой командировки по письму в газету именно он придумал очень удачный заголовок для моего материала. Я не уверен, но примерно 30 процентов из того 100-балльного рейтинга газеты имели этот заголовок. Его заголовок.

... Вспоминаю прошлое. Ну ладно. Продолжаем дальше.

Рабочий день подходит к концу. Письмующую машинку уже прикрыли брезентом (смейтесь, ребята), но тогда еще не было компьютеров. На письмующей машинке только отстукивали свои тексты. На "собаке". А если было что-то более серьезное, например, двести или триста строк - отправляли в редакцию.

Мне всегда нравилось посещать машинописное бюро. Я уже знал размеры и мог без проблем определить количество строк, даже не считая до конца предложения, а только до знака препинания. Всегда писал сто строк, когда нужно было написать срочные материалы, так что получалось на двадцать или тридцать строк больше. Конечно, это было только в те дни, когда в машинописном бюро работала Галя. К тому же, у меня не самый лучший почерк,

но его все же можно было разобрать. Но когда Галя, ослепительная брюнетка (у нее с левой стороны коротко стриженные волосы, а с правой они покрывали ее лицо как крыло грачей), отрабатывала свою смену, я показывал такую неразборчивость в тексте, что даже первоклашка был бы удивлен. Если быть точнее, когда смену выполняла Галина Викторовна, я писал больше нужного и специально делал почерк неразборчивым.

А потом Галина Викторовна выразила свое недовольство и вызвала меня в машинописное бюро:

— Александр, что вы тут написали, я не могу разобрать. Это "ф" или "оро"?

— Где? — склонился я над ее плечом. Мое близорукость оправдывала... И, склоняясь, моя щека коснулась ее щеки, ушка, ...

волосы. Вороньего крыла... И Галя вдруг замерла. Прижалась ко мне.

Девчонки из машинописного бюро начали смеяться и подшучивать. Но нас это не волновало. Галя была привлекательной, а я делал все возможное. И тут как раз послышался рев моего начальника. Он был еврейского происхождения, поэтому добавлял только букву "Р" в мое имя. Остальных он не трогал.

Звучало примерно так:

— Р-р-р-р-р-р... Ты хочешь уволить меня черт возьми? Где записка?

Я терял равновесие и, хохоча, спотыкался по ступенькам, спускаясь с второго этажа на первый. Но я летел не в кабинет начальника, а в свой собственный. Там уже давно лежали грамотно написанные (и проверенные Бобом и Светкой) сто строк для раздела "Собака" в номере газеты.

- Вот. В номер...

Начальник внимательно прочитал текст. Затем подписался в графе "редактор".

- Отличная работа... Ты свободен сегодня. Кстати, мне пришло что-то в голову... Если интересно, продолжу рассказывать позже...

Итак, мы убрали пыль со столов и сидим за ними - Боб, Светка и я - корреспонденты всесоюзной газеты, скучая и ждем, когда пройдут последние 7 минут рабочего дня.

Это о работе. А что касается творчества...

Мы в основном занимались редактированием материалов наших собственных корреспондентов из регионов. Их было очень много. Я имею в виду корреспондентов. И регионы...

Часто мы не просто редактировали, а переписывали их материалы с нуля. За 140 рублей в месяц. Иногда удавалось вставить свою статью в номер, за что получали гонорар в размере двадцати-пяти рублей в месяц. Как дополнение к зарплате.

А что касается редактирования нас самих... Как-то чудом мне удалось отправиться в командировку в Таллинн. Я тогда очень увлекался радиоклубами. Везде, куда бы я ни приезжал, у меня всегда возникало желание посетить местный радиоклуб и потом рассказать о нем. И так случилось, что я нашел клуб и в Таллинне. Когда я закончил свой очерк, долго думал о заголовке. Вспомнилось, что где бы я ни был в Таллинне - в магазине, кафе или ресторане - прежде чем сказать хоть слово, мне говорят "Тэре", приветствуя по-ихнему. И так я решил дать своему очерку заголовок: "Тэре, клуб!". Я подумал, что наша газета, хоть и не самая известная, всё же является всесоюзной. Ребята в провинции, в Эстонии, будут рады.

Через три часа ответственный секретарь ворвался в наше отделение.

— Саша, что это за «тире» такое?

Я в простых словах объяснил шестидесятилетнему человеку, что это

«тэре» на самом деле не "тире", а скорее наоборот — "тэре", "здравствуйте".

Попытался логично и последовательно объяснить, почему выбрал такой заголовок. И предложил вариант: отметить звездочкой, а внизу сделать пояснение "тэре (эст.) — "здравствуйте"

— Ага, понял, — сказал он и ушёл.

На следующий день вышла газета с моим материалом, который начинался заголовком «Приветствую, клуб!»

Вот так. Подделанными ботинками из-за творческого самолюбия...

Ну да ладно работе. Пора о женщинах...

Но были и приятные моменты в моей прошлой редакционной жизни. Венцом среди них была Елена Павловна. Леночка...

Как бы я не опаздывал на работу, всегда останавливался перед дверью, если её красная «Девятка» останавливалась... Да, конечно, «Мерседес» или что-то вроде "Лексус" было бы более подходящим для неё. Но это было другое время. Красная «Девятка» тогда была на одном уровне. И из неё выходила Елена Павловна.

Нет, неправильно. Не выходила — появлялась. Сначала нога в сапоге. Такая ровная, такая идеальная. В обтягивающем до половины икры супер модном сапоге; выше кружевной (чаще всего черного цвета, но иногда и другого) чулок. Дальше — я мог только представить, забывая о своих фантазиях. Дальше всё скрывала (какая досада!) юбка макси. Но эти несколько сантиметров от конца голенища сапога до начала или конца (опять запутался, что со мной происходит?) её юбки, эти несколько сантиметров захватывающей красоты, которые я видел, просто сводили меня с ума.

Потом она выходила полностью... Не выходила — растворялась. Как подарок. Как десерт... Но не каждому доступный.

Я хорошо это понимал. Понимал, что я никогда не смогу насладиться этим сладким удовольствием. Но кто запрещает мне хотя бы использовать крошки со стола? Восхищаться совершенством... И, повторюсь, когда я тормозил её вишневую «Девятку», я сам замедлялся. Даже если опаздывал на работу. Особенно, радовался, если это происходило летом или весной. Как в замедленной съемке слева направо двигалась её женственность, светились её глаза. Если все это происходило в теплый день, то меня еще более согревала её тайна (женщина-то, вероятно, не осознавала этого в себе. Хотя только черт его знает женщину до конца: что она осознает в себе, а что нет.) Объясняю.

Елена Павловна всегда была откровенной... Нет, ну не подумайте там чего, все было скрыто, прикрыто, как и у любой женщины. Но ткань, будь она отечественной или зарубежной, покрывающая (а как хотелось бы ей не покрывать!) не могла удерживать эту эротическую прелесть..

Тут я разрешаю себе немного задуматься. По моему глубокому убеждению, криминалисты должны обязательно добавить в свою базу данных еще одну, если ее нет, категорию «женская грудь». Вместе с уже существующими: «отпечатки пальцев», «запахи», «сетчатка глаза»... или что они там еще имеют?

Женская грудь — неповторима. Она может быть обильной или наоборот. Она может двигаться и колыхаться даже при обычном шаге, а может напоминать артиллерийское орудие перед атакой... Никогда не бывает и не было за века хотя бы двух одинаковых форм.

Грудь Елены Павловны, точно так же как и сама она, являлась великолепием природы. Ни одна блузка не могла выдержать силы, с которой ее холмы заканчивались. Особенно если блузка была так аккуратно отглажена.

Я был молодым человеком, без особого опыта, но я знал, что это происходит только у возбужденной женщины. Когда мягкие соски, теряющиеся в пальцах, внезапно напрягаются и становятся острыми как копья рыцарей...

Копии Елены Павловны буквально разрывали тщательно отглаженные блузки разных цветов, ее свитера и джемперы... Но российская (или зарубежная) промышленность, работающая только на ширпотребном уровне, не предусмотрела такого человека, как Елена Павловна.

Или может быть она всегда была в возбужденном состоянии? Я мог только мечтать о Елене Павловне, несмотря на все происходящее на самом деле. Она была старше меня на восемь лет. Это был минус для меня, но не очень большой. Второй минус был размером от Москвы до Владивостока. По секретным данным, ее муж работал в какой-то тайной организации и приносил в дом шесть или даже все восемь сотен каждый месяц. А что у меня было? 140 рублей, отсутствие детей и низкий доход. Я был просто крошечным муравьем на асфальте.

Так что мне оставалась только подушка на кровати. Натуральная подушка, изорванная со всех сторон моими собственными зубами. И хрустальная сова в книжном шкафу, которую можно было схватить за голову посреди ночи и бросить об стену, чтобы она разбилась вдребезги... Об стену, за которой спали мама и папа... И я хотел что-то еще такое сделать, что-то такое решительное. Но испуганный голос матери, заглянувшей в комнату и шептавшей:

— Мальчик, что-то случилось?

Ты так смущаешься. Притворяешься, будто спишь...

А Ленка, Елена Павловна... Что ж... Она все так же выезжает из своей вишневой "Девятки"...

Боже мой,...

 

Когда же эта интрига закончится!

— Почему ты снова здесь застыл? — и похлопывание по плечу рукой, и голос Боба, коллеги из отдела. — Идем скорее, а то начальник опять будет беспокоиться...

— Курю, — солгал я. И задавил окурок ногой, следил глазами за походкой Лениной, особенно ту часть тела, откуда эта походка начиналась.

Ботинки не спалились, — засмеялся Боб. — Окурок так трешь, у неандерталей давно бы костер загорелся...

— Ага, — выдавил я из себя смех только для того чтобы он ничего не заподозрил. — Носки уже дымятся... Пошли.

О НЕЙ

Елена Павловна работала этажом выше... Выше находилась редакция журнала. Миллионника. Ежемесячный тираж — немного больше миллиона экземпляров. Но и тех в Союзе тогда не хватало. Открытая однажды подписка привела более

двух миллионов подписчиков (наша газетка еле-еле давала сто тысяч экземпляров). Короче, я был для нее никто.

Тем более, что был свидетелем интереса вокруг нее мужчин, чаще всего спустившихся с гор, карманы которых вытягивались купюрами. Но я ни разу не видел, чтобы она повелась на этот интерес. Это радовало.

Кроме всего прочего, Бог все-таки есть!

Меня в отдел Ленки привел заместитель главного редактора журнала. Он раз в месяц делал полосу в нашей газете, а я на основании тематики редактировал (старался редактировать, ничего не понимая) его материалы. Так мы подружились.

— Вот, Лена, познакомься... — в один прекрасный день он провел меня к ней в отдел. — Настоящий талант в области словесного искусства. Может быть полезным для тебя.

Таким образом он представил меня тогда перед ней, перед той, на которую я и не мог даже смотреть.

Я стоял перед ней, как ребенок перед своей первой учительницей, не зная, что делать со своими руками. И самое главное - с глазами.

Она насмешливо смотрела на меня из-за своего переполненного бумагами стола, окруженного журналами и вырезками из газет. Огненно-рыжая красавица с кучей густых кудрей на голове. И в какой-то необычной для тех времен одежде, возможно даже национальной, я не разбирался и до сих пор не разбираюсь в этом. Но то, от чего было особенно сложно оторвать глаз - цепочки, ожерелья и какие-то подвески обрамляли ее шею и спускались по ее шее в божественную ямочку, намеренно оставленную открытой тремя не застегнутыми пуговицами. Именно там они сверкали особенно ярко. Или это только мне так казалось? Но почему я сам не стал одним из звеньев этих цепочек!

— А он умеет писать? — раздался голос из угла комнаты. Я сразу не заметил, что в отделе был и ее непосредственный начальник.

— Да хрен его знает, — ответил мой дружелюбный руководитель, оценивая мои журналистские способности. — Попробуйте его, а потом решайте... Но вы же знаете, что я никого не привожу с улицы...

Через месяц я отправился в командировку для написания статьи в этот журнал, взяв отпуск в газете. Я что-то написал. Возможно, неплохо, потому что через три месяца (таков был производственный процесс в журнале тогда, не знаю как сейчас) материал был опубликован. И что удивительно - с минимальными правками.

Но я радовался не этому. Ведь теперь, на основании этого, я мог приходить в отдел... И видеть и общаться с Еленой Павловной.

С тех пор я перестал обращать внимание на женщин. Все они были неважны для меня, кроме одной особой. Она была единственной, в которую я действительно влюбился... Наверное, это было уже восьмой раз в моей жизни... или десятый? Подождите, нет - шестой... Нет, я ошибаюсь - девятый. Это точно, окончательно и бесповоротно!

Елена Павловна была единственной женщиной, которая существовала для меня в то время. Других не было.

Я произносил имя "Леночка" только внутри себя. Иногда говорил вслух только дома, в своей комнате, когда был уверен, что никто не услышит меня, даже мои родители.

Но какое значение я имел для нее? Я просто никто, хотя умел грамотно выражать свои мысли словами и имел журналистский диплом в кармане. Но что это значит? У меня не было ничего... Я снова подумал о слухах о том, что ее муж приносит деньги пачками в дом. В восьмидесятых это были огромные суммы денег. Так что мне не следовало надеяться на что-то большее.

... Что она думала обо мне? Я не знаю точно.

Кто его знает, что она действительно думала обо мне, если вообще думала. Так я представлял себе ситуацию в те дни и страдал от этих мыслей...

Итак, продолжаем работу...

 

— Значит, ты отправляешься в Калугу. Номер уже заказан для тебя, — шеф смотрел на меня внимательно. — Просто будь осторожен...

Мне очень захотелось показать ему свое уважение, но я подавил это желание.

— Сегодня пятница... Во вторник я жду 100 строк от тебя к среде... Почему улыбаешься? Хороший текст! После приезда - напиши обзор... Понятно? И самое главное - не выпивай!

— Понял, начальник, — вырвалось-таки у меня. — Ладно, я, в принципе, иду? Нужно подготовиться к поездке...В мою спину направились тоскливо завистливые взгляды двух пар глаз — Боба и Светки. Моих коллег.

Но мне было все равно. Я уходил на семь дней от рутинной работы в редакции. И поэтому, переступив порог редакции и направляясь обратно, я сделал то, что сделал бы любой разумный журналист среднего уровня работающий в такой же ситуации. Я отдыхал. Сделал это настолько искусно, что до сих пор с трудом вспоминаю два этих дня. Но остановился вовремя (молодость помогла сохранить здравый ум). Вспомнил в нужный момент, что должен предоставить информацию о Всесоюзных соревнованиях для статьи. Правда, не сразу понял откуда? из какого города?

... Спасла бумажка, лежащая на полу. Размятая. Покрытая следами от вина, кетчупа, жирными пятнами от какой-то неизвестной еды. В углу заметил явные полосы губной помады...

А это командировочное удостоверение! Ф-ф-фу... Остальное буду разбираться потом. Куда еду? Цель — Калуга. Чертовщина... !

Ребята! Никогда не находитесь в том состоянии, в котором я прибыл на Киевский вокзал. Это состояние можно описать коротко и ясно: «я никого не люблю». И только полученное образование, а также зародыши интеллигентности, помешали мне выругаться в адрес ближайшего полицейского и кассира по продаже билетов... Хотя до сих пор не понимаю, почему?... И вот я в Калуге. В гостинице "Центральная"

— Мы уже собирались отменить вашу бронь на номер, — говорит мне администратор. Для меня она просто персонал в униформе.

— Я... — начал я, вдохновенно выдохнув.

Униформа на меня сердито посмотрела, отвернула лицо и махнула рукой, чтобы привлечь мое внимание к заполнению анкеты.

Говорят, есть автопилот, с помощью которого люди вернуться домой в "полузабытом" состоянии. И я поверил в это, когда сам находился в таком же состоянии и заполнял свои паспортные данные, адрес проживания и еще 15 или 20 пунктов. Всё делалось как-то автоматически.

— Ваш номер 415, — сказала униформа и протянула мне ключ на огромной деревянной бирке. — Справа, через лифт... Кстати. На втором этаже у нас работает буфет. Лифт там не останавливается. Можно подняться по лестнице... Пока шагал направо, чувствовал ее глаза, пронизывающие меня: зайти ли мне в лифт или все-таки пойти по лестнице?

— Жаба! — прошептал я про себя... — Зачем она будет доносить в контору?

В буфете я взял пару бутылок "Жигулевского". И это было нечто! В Москве за пивом тогда приходилось стоять в очереди, если только найдешь место, где его продают... Я взял две бутылки, потому что не было очереди. Хотя мне хватило бы и одной... "Жигули" стали для меня снотворным и успокоительным.

... К сожалению, они успокоили меня только до полудня следующего дня. Я проснулся с чувством стыда и самоуничижения, не зная почему.

Похмельных симптомов у меня не было: лишь легкое неприятное ощущение... Но я понимал, что что-то серьезное я упустил. В чем-то я провалился. Я пытался найти и понять, что именно я "испортил"? Одновременно ориентируясь во времени и пространстве.

— Ладно, начну с печки, — произнес я про себя, не разжимая веки. — Во-первых,...

 

эта кровать не моя (и поздравил себя с первым очевидным фактом, который я установил). И это означает — значит, что я не дома (если бы тут была рюмка, я бы ей отдал дань признательности: умею определять и логически связывать факты!) Итак, если я не дома — то где?

Оглядел комнату взглядом. Нет, точно не моя! Окей. Я не был в гостях... У девушек на ночь не оставался... Может быть, я в командировке? И тут как будто меня обожгло: Командировка! Конечно же! Соревнования. Во вторник. 100 строк в номер.

Я сбросил одеяло, схватил часы — 17. 00, пять вечера... А какой день недели? Я пробежал по номеру в поисках своих вещей. Один носок лежал под стулом, другой едва нашелся в ванной. Носовым платком протер забрызганные ботинки. Спешно разложил по карманам блокноты, ручки, командировочное удостоверение, паспорт и выбежал в коридор.

— Побыстрее, побыстрее, — с дрожащими руками закрывал я номер, — в спорткомитете должна же быть хоть одна гадость. Неужели я не смогу выжать из нее информацию на сто строк?

Рядом щелкнул замок, открылась дверь и... Я чуть не потерял способность говорить. Хотя я еще ничего не произнес вслух.

Елена Павловна! Мне кажется, мое выражение лица было действительно глупым, иначе зачем она расхохоталась.

Мне было обидно и неприятно. И ключ еще застрял в замке. Я его тянул, тянул, Тянул...

— Здравствуйте, Елена Павловна, — наконец пробормотал я,— Я случайно сюда попал... мне нужно в спорткомитет срочно... завтра у меня 100 строк в номер... я потом...

Лена стала серьезной.

— Комитет по спорту... И когда вы, драгоценность моя, пропадали? В трех часах была заключительная пресс-конференция. Все уже разошлись... Мы не стали специально ждать именно вас. Никто не пришел ожидать вашего прибытия...

Вы когда-нибудь испытывали одновременно холодный и горячий пот? У меня тогда это произошло. Так плохо мне никогда не было: ни до этого, ни после в моей жизни. Весь мой организм стал каким-то слабым... И я уже абсолютно все равно на все. Включая то, что ключ застрял в замке.

Её огненные глаза стали мягче, хотя её голос всё еще звучал жестко:

— Как интересно, какие мы...

Она убрала мою руку и легко вытащила ключ из замка.

— Давай пойдем выпьем кофе, коллега. И подумаем, что тебе делать дальше... Бери меня под руку... мужчина.

Только после этого, когда мы уже сидели в ресторане, я осознал, что я не просто держу Лену за руку. Мой локоть касается её груди, этой невероятной упругости. И не просто женщины. Мой локоть касается самой Елены Павловны!

Все, что произошло после этого, можно разделить на две части.

50 процентов: 100 строк в номер, которые я точно запомнил... Другие 50 — я с моей королевой в неформальной обстановке. Что из них важнее — я так и не смог определить для себя.

Моё внутреннее "я" расставило точки над "и". Исходя из того, как мой локоть, даже непроизвольно, задел её "холм". И я помнил это божественное ощущение. Так хорошо помнил, что был готов его поцеловать. Если бы только достиг губами. До него. До локтя. И если бы это не шокировало людей в ресторане. В зале, радует то, что музыка еще не играет с эстрады так громко. А сам зал практически пустой. За столом в углу шумит компания, время от времени разрываясь хохотом...

Я не заметил появления недоброжелательного халдея:

— Что будем заказывать?

— Два кофе, — сказала Елена Павловна, отодвигая карту.

— И это все?

У халдея в глазах появилось удивление, которое быстро сменилось презрением.

Он поступил неразумно. Впрочем, он не знал, кого обслуживает. А его клиентом была сама Елена Павловна... Я же, за этим столом, действительно никто. Обидно, конечно, но правда такова... Но вот Елена Павловна. Она безусловно была знакома с лучшими подобными заведениями в столице и других городах. Я уверен, что это так.

Так что ему не следовало так относиться к Леночке.

— Два кофе. Качественных и быстрых.

Мне повезло в жизни. За все время общения с Еленой Павловной она ни разу не выражала свое недовольство мной так язвительными словами, как она сделала это с этим шаркуном... В его лице просто отразилась белая униформа. У них, этих ребят, есть некий внутренний инстинкт, который позволяет им определить не только финансовую способность клиента, но и его статус. Судя по его реакции, уровень Елены Павловны был за пределами его шкалы. Он просто от этого ошарашен. Через несколько минут (или даже мгновений!) перед нами уже стояли чашки с насыщенным ароматом: кофе был свежесваренный...

— Рассказывай, — потребовала Елена Павловна, попивая кофе...

Как я уже говорил, я стоял перед ней, словно первоклашка перед своим учителем. И сейчас все было то же самое. Но теперь я выступал в роли хулигана первоклашки. Поэтому объяснение соответствующее:

— Ну вот так получилось... Изначально... Мы... А затем... В общем, так. Как-то... — забыв, что у меня есть высшее образование, я описал Елене Павловне свою ситуацию именно в этот момент.

— Подводя итоги, — она снова выпила глоток чая. — Исходя из сказанного и услышанного у дверей: тебе нужно во вторник передать сто страстных строк в газету...

Я кивнул...

— Но ты принял командировку как неожиданный отпуск...

Я снова кивнул, добавив глубокий раскаивающийся вздох...

— И потому теперь не знаешь, что делать...

Я посмотрел на Елену Павловну глазами золотой рыбки, попавшейся в

сети к старику. Но, в отличие от нее, лишь молился взглядом, не произнося ни слова — будто бы отпусти меня обратно в море? Это же несложно для тебя!

Ленка смягчилась под моим рыбье-щенячьим видом.

— Ладно... Помогу. Но, дорогой мой, это первый и последний раз. Если ты выбрал эту профессию, старайся соответствовать... — она указала головой в зал, — Эй, кто там?

Такого мне еще не приходилось видеть. Появился какой-то типичный халдей, словно из присказки «встань передо мной, как... « И так далее. Причем с полупоклоном и вполне приличной улыбкой.

— Еще два кофе... И посчитайте, — Елена Павловна совершенно не удивилась этому явлению. — Только быстро. Быстро, пожалуйста...

Сумасшествие

Очень умная и очень красивая женщина — это очень редкое сочетание (если кто-нибудь назовет имя автора этого афоризма, значит он не я).

Елена Павловна была именно таким сочетанием.

За два часа она рассказала столько о прошедших за последние два дня соревнованиях, столько было отмечено ею ярких эпизодов, даны такие характеристики и обобщения. Не только по прошедшим дням, но и по уровню подготовки команд — состоянию развития спорта в регионах... да

Я не намерен утомлять вас всей этой кухней. Просто скажу, что в моем блокноте уже было написано не только 100 строк, но и полностью готовый обзор о прошедших соревнованиях, которые загружались только в конце недели. Оставалось только после окончания добавить имена победителей...

— Ты справишься с шампанским? — улыбнулась Лена мне...

... И вот я вернулся, одолеваемый сомнениями, в гостиницу...

— Вернулся... — пропуская меня в номер, сказала Лена. — А я, честно признаюсь, уже не ждала тебя... Думала, ты пошел спать... И сама уже готовилась..

— Елена Павловна, я же как бы перед Вами...

— Ну давай продолжай... Ты сегодня особенно разговорчивый. Я это уже дважды заметила.

Я стоял, обнимая бутылку шампанского и не зная, как действовать дальше.

— Ты застыл? Открывай. Давай отметим твое спасение из трясины.

— Елена Павловна!

— И в связи с этим тоже... Открывай... Ну же

У меня была практика. Не было «бум» и пенных струй. Я осторожно открыл пробку, выпустив газы из бутылки, и налил пенное вино в граненые стаканы - другой посуды не было.

— За что будем пить?

— Не за что — ...

за кого... За Вас, Елена Павловна!

— Хороший тост. Только, Саш (я ослабел: впервые за все время, что мы знакомы, она обратилась ко мне именно так)... Только, Саш, знаешь ли, мне неприятно то, что ты считаешь меня старушкой...

— Елена Павловна... — вскочил я.

— Вот именно... Поэтому тост будет другим. Тебе что-нибудь известно о дружбе?

Я не верил в то, что услышал.

— Или я не заслужила такой благодарности? Чтобы коллега считал меня моложе своих лет и называл по имени...

— Подайте, Елена Павловна...

— В точности: «подайте»... И как только начнешь повторять заученное. А это должно исходить от тебя, исходить из сердца... Ну?

Все мои проблемы, когда были разрешены, давно ушли на задний план, забылись. На первом месте была только она, Лена. Самая прекрасная женщина. О которой я грезил недостижимо долго. Из-за нее я даже прокусывал несколько подушек зубами... И которая сейчас находится в двух шагах от меня и предлагает сделать то, что я бы никогда не осмелился даже предложить.

— Конечно... н-да... — запнулся я. Откашлялся, — Конечно, Елена Павловна.

— Вот опять ты так говоришь, — укоризненно сказала она. — Давай скорее завершим эту формальность.

Я как-то очень неуклюже просунул свою руку под её руку. Случайно, не специально задев её грудь вновь... И тут... или мне это показалось? Лена как будто ответила на мою руку, двигаясь навстречу...

Шампанское шло не очень хорошо: газированное, сладкое... Водка два дня назад была куда приятнее.

— Ну и? — вернул меня к реальности голос Лены.

Я, до сих пор не веря в то, что происходит, прикоснулся губами к её губам. Осторожно, боясь переступить за границы того, что она позволяет мне.

У нее была потрясающая помада. В смысле запаха и вкуса. Она просто сводила меня с ума.

— Муж, который зарабатывает такие потрясающие деньги, может позволить своей жене иметь хорошую косметику, — злобно прокрутились в моей голове неприличные мысли. Это я, видимо, ревновал. И это я был по-своему глуп.

Впрочем, почему по-своему? Просто скажем — глупый. Если что-то случится и из нас двоих только он — ее муж — получит полное право набить мне морду. Но эти мысли пришли мне потом. Когда я их осознал. А в то время... случилось невероятное. Плоткие, вкусные, пышные, сжатые, очаровательные губы, которыми до этого я любовался только на расстоянии, внезапно открылись, принимая меня. На меня нашло необъяснимое дрожание. Дрожь возбуждения. Я слегка обнял Лену за плечи и притянул ее к себе. И почти сразу ощутил, как ее язык начинает знакомиться с моим. Играть с ним в подпрыгивания, останавливаться, слегка коснуться его и снова начинать очаровательную игру, в которую мужчины и женщины играют со времен Эдема...

Это было словно галлюцинация... Кто из нас, в конце концов, оторвался друг от друга, я не скажу. Я не помню. Не задавайте мне вопросы об этом.

Затем мы несколько минут разговаривали только взглядами: я прекрасно понимал, что говорят ее глаза. И отвечал им тем же.

Ленка расслабилась, ее глаза стали тускнеть

— Ну что, всегда ли ты Елена Павловна? — первая нарушила она молчание.

— Нет... Лена.

— Хорошо, — ответила она. — Прогресс очевиден... Саша. Долей мне еще вина.

Она выпила свой бокал — фасонный стакан. Поставила его в сторону и потянулась как кошка, протянув руки вверх и слегка разведя их в стороны.

Я замер. Даже при свете ночника при этом потягивании ее блузка чуть не лопнула. Ну по крайней мере два верхних пуговицы на ней были расстегнуты и готовы сдаться.

Лена перехватила мой взгляд, откровенно улыбнулась. Но прекратила физические упражнения.

— Устала... Очень я устала сегодня, — томно сказала она. И насмешливо добавила: — не у всех же выходные. Как у тебя, например...

Я все понял.

— Прости... Простите, Елена Павловна... Прости, Лена, — братство

братством, хотя это было очень сложным братством и меня сразу не осенило. — Конечно, вам... тебе нужен отдых. Да и уже второй час.

Я встал... И почти сразу сел обратно. Шлепнулся задницей в кресло, услышав:

— Знаешь, Саша, я бы выпила кофейку...

Мне стало скучно. Обычно я брал с собой кофе и чайник в командировки. В этот раз все было хаотичным. Ну вы знаете... Где же мне его сейчас найти (напоминаю, это было другое время: середина 80-х годов. Скоро из магазинов исчезнут мыло, табак и другие необходимые вещи. А кофе. И еще ночью. Это практически невозможно для среднестатистического гражданина СССР, если он не находится дома и у него нет запасов.)

— У женщины, работающей на ресепшн, попрошу... А я сейчас приму душ. Действительно, очень устал за этот день.

Я вышел из своего номера. Женщина, дежурившая на этаже, задремала, наклонив голову на стол. Она уже была разбужена... И внезапно меня охватило чувство растерянности. Ладно: там есть кофе, шампанское, мы еще немного поболтаем... Но ведь в 10 утра мне нужно передать 100 строк в номер. И хоть блокнот полон записями, все равно нужно уместить слово за словом как-то осмысленно. А для этого мне нужен ясный ум хотя бы немного времени... Я не знал, что делать и положился на судьбу.

Дремавшая женщина громко чихнула и подняла