Дело Хоупа

Основываясь на реальных событиях.

***

С прищуренным глазом Тони Макрей наблюдал за высоким и плотным мужчиной, подходящим к дому. Рядом с ним была девушка, легкая и стремительная, словно ветер.

— Это Грегори Хоуп? — спросил Тони у старика, занимающегося газонокосилкой.

— Он самый, черт меня подери, — ответил старик, пытаясь запустить машину.

— А кто это с ним? Его дочь?

— Да вроде как. Честно говоря, я, мистер, не скажу вам точно. Вот отвечу я, предположим, «да» или «нет», а потом окажется наоборот, и будете вы думать, что...

— Давно она с ним живет?

Но старик завел газонокосилку и не слышал Тони — или делал вид, что не слышит. Тони прекратил расспросы и просто смотрел на пару, приближающуюся к дому.

Грегори Хоуп был типичным представителем среднего возраста бизнесменом, пережившим и первую, и вторую молодость. По скользкой поверхности его глаза Тони переместился на его спутницу — и уже не отрывал от нее взгляда. Старик, наблюдавший за ними, усмехался в усы.

Девушка резко прижалась к Грегори, поцеловала его в щеку и убежала. И ее нежность, и ходьба были такими, что хотелось скулить, как от слезливого кино. Она была совсем юной и трогательно красивой, как молодняк тонконогих оленей или антилоп. Запах покосившейся травы, который бил в ноздри, казалось, исходил от нее — головокружительный запах луга, молодости и свежести.

— Мистер Хоуп? — спросил Тони, когда плотная фигура оказалась рядом с ним.

— А? Чего вам нужно?

— Я из «Уилсон Кэйбл». Вы вызывали...

— Ничего не слышу. Проклятая дрянь!

— Я из «Уилсон Кэйбл»! У вас что-то с антенной, и я ждал...

— Вас из кабельной компании? Если через час не будет работать, поменяю провайдера. И никаких денег!

Грегори жестом пригласил за собой Тони, и тот вошел с ним в дом.

***

Той же ночью Тони, устроившись перед монитором с бутылкой джин-тоника, просматривал вечернюю запись.

Камера, которую он прикрепил в комнате Грегори, показывала нечеткое изображение, особенно при электрическом свете, но увиденного было более чем достаточно.

Около 23.30 голоса, неразборчиво гудевшие за кадром, приблизились: Грегори вошел в комнату, а за ним и девушка. Кроме футболки на ней ничего не было.

— ... Не обращай внимания. Им с тобой, как мойщикам машин с Генри Фордом,— говорил Грегори, забираясь в постель.— Ясное дело, они будут говорить, что делать машины проще, чем их мыть... Иди ко мне, жирафчик. Иди, крокодилище. Идем искры пускать.

Девушка скорчила неописуемую гримасу, отвернулась от Грегори, распустила волосы — они упали золотым всплеском почти до колен,— и сняла футболку.

Тони, видавший всякое, чуть не взвыл, увидев маленькие грудки-яблочки и передок, поросший обильной рыжеватой шерстью. Изогнувшись, чтобы Грегори не смотрел на нее, девушка юркнула к нему под одеяло. Ткнувшись носами друг в друга, они рассмеялись, и «жирафчик» облепил Грегори каскадом поцелуев, ухватив его за щеки. Тони снова заскулил.

— А Сьюзен сегодня вообще прогуляла. Представляешь?— внаглую. Ездит на мотоцикле с Ником,— говорила она, проворно целуя Грегори между слов.— Интересно, на кого я буду похожа в шлеме?

— Ты лизун. Лизун-бормотун,— гудел тот. От поцелуев его нос блестел, пуская блик прямо в камеру.— Похожа на лизуна, который надел шлем. Или на головастика. Такого кусачего, вреднючего, как крокодил,— рычал он, потому что девушка укусила его в нос. Они снова рассмеялись.

Обнимая Грегори, девушка повернулась и он начал гладить ее спину.

— Лопатку, — капризно просила она. — Не там! Ниже... еще ниже...

— Твоя неуловимая лопатка — как Бермудский треугольник. Может, сделаем метку?

— Ыыыыы... — мычала девушка, выгибаясь, как кошка. Грегори ласкал ее под одеялом.

Они еще о чем-то говорили, делая паузы на каждом слове. Потом девушка уткнулась в Грегори, закрыв глаза. На ее лице светилась улыбка, выдержать которую было еще труднее, чем сгусток рыжей шерсти на лобке.

Грегори тоже засыпал. Подняв руку, он выключил ночник и экран погас.

Какое-то время Тони пялился туда, будто пытался что-то разглядеть. Потом отмотал назад, нашел момент, когда девушка разделась, повернувшись стыдливо прямо к камере, — и расстегнул ширинку...

***

На следующий день было еще интереснее. Девушка, которую звали Аиша, пришла взбудораженной, как собака с прогулки, и долго пересказывала Грегори какую-то новость, по-щенячьи заглядывая ему в глаза.

Она говорила взахлеб, путаясь и перескакивая с пятого на десятое. Речь шла о мальчиках, о каком-то эротическом или полуэротическом впечатлении — Аиша стеснялась называть вещи своими именами, и Тони было непонятно, что к чему.

Слушая, Грегори сел в кресло и усадил ее к себе на колени. Аиша продолжала говорить, а он снял с нее футболку, обнажив сосочки (было видно, как они припухли), распустил ее неописуемые волосы и стал причёсывать их, как заправская мамаша. Тони заскрипел зубами...

Потом Грегори провел рукой по ее телу. Аиша вскочила.

— Я сейчас. На мгновение в ванну, — сказала она, мигнув глазами.

— В ванну? Ты уже там была.

— Ну... — голая Аиша эффектно изогнулась.

— Аиша!

Грегори спокойно смотрел на нее.

— Подойди сюда. Подойди. Не бойся, — говорил он, и Аиша медленно приближалась к нему, наклонив голову. — Ну что ты? Что за стесняшки такие? Иди сюда...

Он снова посадил ее к себе на колени и обнял, как виолончель — одной рукой за грудь, другой между ног. Аиша сжала их, но тут же отпустила, и они разомкнулись, открыв Грегори полный доступ к пушистым лепесткам.

Вцепившись в подлокотники, Тони смотрел, как пальцы Грегори раскрывают и массируют розовую сердцевинку, сверкающую клейкими нитями. Аиша прикрыла глаза, опустив голову на плечо Грегори.

Тот ласкал ее точными, уверенными движениями опытного массажиста. Время от времени он целовал Айшу в щеку и говорил что-то, чего Тони не слышал.

Вдруг ее бедра подбросило вверх, как от удара током.

— А теперь на кроватку. Давай, давай, жирафчик, — сказал Грегори. Аиша вскочила, глядя на него безумными глазами, и прыгнула в постель. Грегори приподнялся к ее ногам.

— Давай, давай, — говорил он, и Айша раздвинулась, подставив ему промежность. Грегори, большой и грузный, как бегемот, ткнулся туда, вытянув руки вперед, к соскам. Айша закрыла глаза, сжала губы и тоненько запищала. Щеки ее смешно насупились, будто она удерживала писк в себе, а тот рвался из нее против воли.

Тони хохотал: со стороны казалось, что огромное животное повалило беззащитную лань и пожирает ее живьем. Сходство усиливалось плачущим воем Айши, который наконец прорвался наружу. Минуту или две она хныкала и колотилась под Грегори, пока не обмякла, как тряпичная кукла.

Грегорий стер рот подушкой и прижался к ней.

— Ну, ну, — бормотал он и целовал ее в висок. Айша упрямо сжимала глаза, не решаясь их открыть. — Крокодильчик мой, свиненок-визгунчик... Тебе же было хорошо?

Айша быстро и часто кивала головой, не открывая глаз.

Грегорий долго гладил ее. Потом выключил свет.

***

Каждый вечер Айша раздевалась, и Грегорий ласкал ее перед сном. Спала она всегда голышом, уткнувшись в Грегория, а тот обнимал ее, как плюшевого мишку.

Их ласки балансировали на грани невинной игры и сексуальных шалостей, иногда переходя ее - когда Айша возбуждалась, и Грегорий трепал ей интимные места, чтобы она кончила.

Но чаще он просто чесал ей спинку и бока, как хрюшке, или легонько скользил по всему телу кончиками ногтей, или дул в щекотные места. Особенно Айша любила, когда Грегорий скрабил ей кожу вокруг ануса. Она становилась на четвереньки, раздвигала ягодицы, сверкая волосатой лобковой зоной прямо в камеру, кусала подушку и урчала от наслаждения. В этих ласках, судя по всему, не было ничего сексуального, но Тони застыл до дыр именно эти куски именно от них его агрегат покрылся багровыми ...

 

ссадинами.

Айша и Грегорий много целовались. Как правило, это были детские "телячьи ласки", доходившие со стороны отчаянно ласковой Айши до безумных экстазов. В такие моменты Грегорий успокаивал ее, легонько поглаживая по бедрам, и говорил что-нибудь забавное и отвлекающее. Тони никогда не видел, чтобы тот первым возбуждал Айшу. Грегорий не раздевался догола, и Тони ни разу не заметил у него никаких признаков эрекции.

Однажды они обсуждали какое-то романтическое переживание Айши, и та попросила Грегори научить ее целоваться.

— Лизунь-облизун! Уж тебя-то учить? Ты сама кого угодно залижешь до смерти! — смеялся Грегори.

— Неее. Ну ты же понимаешь — хочу по-настоящему. Чтобы Джереми думал, что я взрослая и все умею...

Грегори хотел что-то сказать, но вздохнул и притянул Айшу к себе.

— Смотри. Вначале легонько кусаешь губами, вот так... Не слюнявь сразу, ты что! Убери язык, одними губами... Легче, легче, не все сразу... А теперь всасывайся понемногу, как присоска...

Он целовал и инструктировал ее, не прерывая поцелуя. Потом замолчал.

Потрясенный Тони смотрел на самый головокружительный поцелуй, который он видел в своей жизни: голая Айша, запрокинув голову и обхватив Грегори в своей манере — ладошками за щеки — неистово влизывалась в него, подвывая от страсти. Тонкое тело ее гнулось, ноги обвились вокруг Грегори...

Тот дотянулся до ее гениталий, и через две минуты Айша била пятками по кровати. Грегори еще долго вибрировал в ней, а потом целовал Айшу в глаза и виски, успокаивая после пережитого.

В тот вечер они больше не говорили, и Грегори вскоре выключил свет.

Айша удивительно общалась с ним — так, как общаются с любимыми родителями маленькие дети, доверяя им самое сокровенное. Они обзывали друг друга разными смешными прозвищами, дразнились и баловались, устраивая борьбу и подушечные бои. Тони никогда не видел, чтобы они ссорились или хотя бы дулись друг на друга. Это была какая-то необыкновенная интимность, которая не вписывалась ни в какие рамки. В дистиллированной чистоте их отношений было что-то извращенное, какой-то надрыв, вызывавший жгучую зависть Тони.

— Все подтвердилось, шеф, — позвонил он на второе утро. — Петтинг, кунилингус... Она раздевается перед ним догола...

— А секс?

— Только оральный. По моему мнению, шеф, этого вполне достаточно для...

— Продолжайте наблюдение. Мне нужно, чтобы он ее трахнул. Понятно?

— Да, шеф.

И Тони продолжал свои изнурительные дежурства, постоянно пересматривая каждую запись. Он привык к ним, как к наркотику, и ночами шептал во сне с горечью — «Айша», и с ненавистью — «старый хрен».

***

На третьей неделе, так и не дождавшись секса, шеф приказал Тони прекратить слежку.

Отснятые материалы были предоставлены полиции, и к Грегори направили офицеров, которые предъявили ему обвинение и взяли его под домашний арест. Айшу отдали под опеку социальных служб.

Шеф торопился, и уже на следующей неделе было назначено первое слушание суда.

В тот день, когда Айшу должны были увести от Грегори, Тони разыскал ее в кафе. Она еще ни о чем не знала и весело щебетала с подругами (на ее фоне они казались блеклыми, как выцветшие фотографии).

Минут десять или больше Тони наблюдал за ней. Она вызывала в нем странное чувство: глядя на нее, становилось пронзительно грустно, будто Тони боялся, что эти ломкие линии сейчас сдует в никуда, и они смешаются с мировым хаосом. Он вдруг понял секрет ее красоты: плавные контуры лица и фигуры были разбавлены едва заметными неправильностями — слишком длинными ногами, слишком большим ртом, слишком асимметричными глазами и бровями. В сочетании с правильным овалом лица, с воздушной пластикой фигуры, будто не имевшей веса, все это было, как горечинка в драгоценном вине, без которой оно казалось бы сладким, и только.

Друзья исчезли, и Тони подошел к ней.

— Привет!

— Привет. Мы знакомы?

Айша вглядывалась в него.

Золотистое мерцание янтарных глаз, как у кошки, парализовало Тони. Он никогда не подседал перед слабым полом, но сейчас чувствовал, что ни разум, ни голос не слушаются его.

Все же он выдавил из себя:

— Пока еще нет. Но это никогда не поздно сделать, не находишь? Хе-хе... Меня зовут Тони.

— А я Айша. — Она выжидательно глядела на него.

— Я знаю... («Дурак, дурак, зачем полез на рожон?») Айша, мы можем поговорить?

— Мы вроде и так говорим, нет?

— Ну... ну да, говорим, но я имел в виду... давай пройдемся вот здесь, у школы?

— Ну давай.

Они вышли. Тони все время ощущал парализующие флюиды янтарных глаз и никак не мог собраться с мыслями.

— Айша...

— Да?

— Я знаю, ты живешь у Грегори Хоупа...

Айша остановилась.

— И что?

«Он тебе не пара», «ты имеешь право на свою жизнь», «ты должна выбирать»...

Все заготовленные фразы разом вылетели из головы.

Тони раскрыл рот, запнулся, глотнул воздуха...

— Ничего. Забудь.

— Что случилось? — кричала Айша ему вдогонку. Тони шел, не оборачиваясь, с твердым намерением завтра же уехать на Гавайи.

Тревога, посеянная странным парнем, знавшим про нее и Хоупа, вызвала у Айши недоброе предчувствие, на которое легче и естественней легла беда, ждавшая ее дома.

***

— Слово предоставляется обвиняемому. Грегори Дэниэл Хоуп, встаньте. Вам есть что сказать суду?

Грегори грузно поднялся. Как всегда, он сохранял спокойствие, сдержанное налетом иронии, только сейчас в ней чувствовалась горечь:

— Что могу сказать, уважаемые господа и дамы? Я предвидел такой исход. Знал, что мой конкурент Бэд Хоркхеймер доберется до меня, чтобы разделаться со мной. Конечно, он воспользовался моим самым слабым...

— Протестую! Личное отношение обвиняемого к господину Хоркхеймеру не имеет никакого отношения к делу!

— Протест принят. Мистер Хоуп, постарайтесь не переходить на личности посторонних лиц.

— Прошу прощения, ваше превосходительство. Поскольку суть дела не имеет к делу никакого отношения, мне остается только рассказать вам одну интересную историю.

Это было давным-давно. Я делал пожертвования приюту святого Франциска в штате Калифорния, и мне показывали местных талантливых детей. Знаете, такая обязаловка, когда нужно провести два часа, погладить по головке слюнявых малышей, сказать про их каракули - "вау, как красиво" - и ты свободен.

И там была такая длинная, непростая девчонка - жердь еще та, ходит, как сваи вбивает. И смотрит волчонком. А я волчат люблю, сам волчонком был.

Ну-ну, спрашиваю, а у тебя что?

А чего вы спрашиваете, говорит она. Ведь вам неинтересно.

Ого, думаю. И говорю: теперь уже интересно.

Почему, спрашивает. Потому что ты сама по себе интересная, говорю.

А тут монашка подбегает, вся такая озабоченная: извините, говорит, она у нас сложная девочка, с странностями. Очень хорошо, говорю, я таких люблю, сам сложный. Неправда, говорит девочка. Если бы ты был сложный - ты послал бы сестру Беатрису нафиг и побежал со мной к океану.

Так мы познакомились. И знаете, все святых малевали или там цветочки или гипсовую всюкакую фигурку а она - портреты и карикатуры, и так похоже - просто вау! Сестру Беатрису изобразила верхом на метле, - а та и вправду на ведьму смахивала сильнее, чем на святую. Ну как такую девчонку любить?..

Мы подружились. Я специально приезжал к ней, сначала раз в неделю, потом чаще. Подарки ей привозил, конечно. И мы так сбегали с ней к океану, как она хотела, и там бегали, как два безумных мустанга, поднимая брызги до небес - небось сам святой Франциск тряхивался, как пес. И ей за это ничего не было, потому что я хоть и придурок, но богатый, и денежки мои приюту важнее, чем строптивую паршивку поставить на место.

И, конечно, я стал заговаривать ...

 

о том, чтобы ее из приюта забрать да отдать в нормальный колледж, где детям не забивают голову грехами, которых те еще не успели наделать. Но мне сказали, что для этого кто-то должен оформить на нее опеку. Она была круглой сиротой, родители умерли черт-те когда и, кроме монашек у нее никого не было.

А мне делать этого было никак нельзя, потому что в одном из моих контрактов было четкими словами указано: недействителен в случае появления потомков или подочепчных. Когда я его подписывал, я думал, конечно, что в ближайшую сотню лет Бог милует меня от этой напасти. Как видно, обхитрил меня бородатый.

Но и я был не промах. Поговорил я душевно с матушкой Урсулой, где-то припугнул, где-то подмазал - и дело было в шляпе. Айша продолжала числиться в приюте и ходить в приютскую школу, но переехала ко мне. Потом я пристроил ее в один колледж, который тоже стоял на моих деньгах... Да, кстати, ваша честь: заявляю, что ответственность за обе незаконные сделки лежит всецело на мне, и матушка Урсула вместе с директором упомянутого колледжа здесь ни при чем, ибо поддались запугиванию и угрозам с моей преступной стороны.

У меня есть дочь по имени Аиша, которой исполнилось шесть лет. Я всегда относился и продолжаю относиться к ней как к своей дочери, и я клянусь перед Богом, что никогда не совершал с ней ничего запрещенного. У меня нет больше ничего сказать. Спасибо за внимание!

- Ваше слово против вас...

- Ваше превосходительство! Обвинение располагает неопровержимыми доказательствами виновности обвиняемого в преступлении, которое он цинично отрицает: в изнасиловании и совращении несовершеннолетней Айши Эминдес. Это множество фото- и видеодоказательств, на которых запечатлены моменты интимной близости обвиняемого с потерпевшей. На фотографиях, сделанных профессиональными детективами, зафиксированы чувственные поцелуи и объятия обвиняемого и Айши Эминдес. Учитывая количество и серьезность улик, департаментом полиции Беверли Хиллз было удовлетворено наше ходатайство по установке в доме обвиняемого скрытой камеры, которую выполнил частный детектив Энтони Макрей. Записи, сделанные с помощью этой камеры, представляют следствию столь откровенные и циничные картинки, что это превосходит любое, даже самое извращенное воображение...

В зале наступило шумное возбуждение. Грегори спокойно сидел на своем месте, глядя на судью, и только недовольно хмыкнул, увидев на экране самого себя занимающегося оральным сексом с Айшей.

Поднявшись со своего места и восстановив тишину в зале, судья произнес:

- Слово предоставляется защите.

- Ваше превосходительство, у нас имеется доказательство безоговорочной правдивости последних заявлений обвиняемого. Это документ конфиденциального характера, но в интересах следствия обвиняемый согласился его огласить. Позвольте зачитать?

- Читайте.

— Документация из медицинской карты пациента Грегори Дэниела Хоупа, клиника Хортона, Беверли-Хиллс, выполненная семь лет назад. Заключение доктора Даррелла: острая проблема с эрекцией...

В зале возникло еще больше шума. Энтони по-прежнему спокойно наблюдал в зале, хотя уголки его губ подрагивали, образуя что-то вроде горькой улыбки.

На пике всеобщего возбуждения судья объявил:

— Приведите пострадавшую в зал!

Возникла тишина. Заскрипела дверь — и Энтони схватился за сердце.

При сопровождении офицеров в зал вошло высокое существо с ярко-голубыми волосами, стриженными ниже ушей. Его лицо и шея были покрыты сердечками и надписью «Я люблю Грега».

— Айша! Что ты натворила? — проговорил Грегори придавленным голосом.

— Привет, Грег! Я это сделала им назло! Чтобы они не думали, что ты меня любишь только за красоту...

— Обвиняемый и потерпевшая, ведите себя прилично! — окрикнул судья, ударив молотком по столу. — Вам предоставят слово. Айша Эминдес, вы клянетесь говорить правду, только правду и ничего, кроме правды?

— Клянусь! — вызывающе крикнуло голубоголовое существо.

— Айша Эминдес, кто-либо извлекал сексуальную выгоду от вас со стороны Грегори Хоупа?

— Грег трахал меня и будет трахать, чтобы вы здесь в своих судах не наказывали его, понятно вам? — прозвучал нахальный голосок. — Потому что он меня любит и потому что он мужчина, не то что все вы!..

Грегори закрыл глаза.

***

Ночью Тони снова присел перед монитором. Дело было закрыто, но на всякий случай он проверил камеру...

И не поверил своим глазам.

— Как ты сюда попала? — хрипел Грегори.

— А! Дерево, забор, окно. Столько раз так делала, — бодрилась Айша, повиснув у него на шее.

У нее уже не было голубых волос — под ними скрывались ее собственные, связанные в тугой узел. Тони облегченно вздохнул.

— Что ты натворила!

— А что? Пусть знают... Глупо получилось, да? — ее голос задрожал.

— Я не про то... Что ты натворила! Тебя поймают, увезут от меня, — повторял Грегори, трогая и целуя ее изрытый лоб. — Иди сейчас же...

— Не смывается, — сообщило существо, и тут же разверзлось, уткнувшись в Грегори.

Они покачивались, обнявшись. Потом стали целоваться. Тони еще не видел, чтобы Грегори так целовал Айшу — отчаянно, с силой и напряжением. Она ревела, сжимая щеки то ли в улыбке, то ли в гримасе плача.

Потом Грегори раздел ее и, повалив ее в постель, обслюнявил с головы до ног. Динамики заполнились пыхтением, всхлипыванием и стонами.

Затем он вдруг снял с себя пижаму и трусы, оголив розовую задницу. Айша вскрикнула.

— Вот так... вот так... — хрипло бормотал он, массируя ей гениталии, и потом вдавился туда массивной тушей. Задница стала ходить ходуном — сначала медленно, затем все быстрее, и в конце — быстро-быстро, как маховик паровоза.

С каждым ударом из Айши вырывался писк; чем быстрее молотилась задница — тем пронзительней пищала Айша. Казалось, звук вылетал прямо из ее вытаращенных глаз, удивленно сверливших потолок.

Грегори взревел, как медведь, и рухнул — не на Айшу, а рядом, чтобы ее не придавить, и тут же стал гладить ее перепачканную стыдобу. Пальцы его влезли в сердцевинку и завибрировали, хлюпая кровью. Айше много не надо было — взвизгнув несколько раз, она захрипела и забилась, брыкая ногами.

Грегорий подшучивал над ней, долго издеваясь над ранеными гениталиями. Затем размазал кровь по лицу и телу Аиши, оставив на ней кровавые полосы.

— Как это?... Что это было?

— Они нашептали. Вот теперь я и вправду тебя соблазнил.

— Что?

— Ты стала женщиной.

Айша сильно обняла Грегория, и они завозились в постели, как звери, всхлипывая от смеха и слез.

— Может быть, мы сейчас сделали ребеночка, — сказала Айша. — Так же, как мои мама и папа когда-то сделали меня.

Грегорий вдруг подскочил.

— Что такое?

— Ничего. Одна мысль...

— Ты скажешь мне?

— Пока нет. Боюсь нашептать... Кстати, а ведь нас до сих пор снимают?

— Черт...

Тони показалось, что Грегорий сейчас увидит его сквозь монитор, и он поспешно закрыл программу.

***

— Ваше честь! За неделю, прошедшую с времени первого заседания, у защиты появился новый аргумент, кардинально изменяющий дело в пользу обвиняемого. По его просьбе нами был сделан запрос в архив приюта святого Франциска. Нам удалось достать оригиналы документов, подтверждающих, что Айша Эминдес родилась 16 ноября 19... года. Таким образом, полгода назад ей исполнилось восемнадцать лет. Все снимки и видеозаписи, представленные следствию, были сделаны после этого времени.

В зале поднялся гул. Судья постучал молотком.

— Ни обвиняемый, ни сама Айша Эминдес не знали, сколько ей лет. Кроме того, три дня назад Грегорий Хоуп, воспользовавшись своим правом посещать церковь, находясь под домашним арестом, обвенчался с Айшеей Эминдес в...

Гул достиг предела, и судья крикнул:

— Тишина в зале!..

Через десять минут присяжные объявили вердикт:

— По вопросу «виновен ли в содержании ребенка без оформления опеки» ответ — «виновен». По вопросу «виновен ли в подкупе с целью оформления третьего лица в незаконном статусе» ответ — «виновен». По вопросу «виновен ли в развращении несовершеннолетней» ответ — «невиновен».

Зал разразился криками. Кое-как восстановив тишину, судья зачитал приговор:

— За незаконное содержание ребенка без оформления опеки и подкуп с целью оформления третьего лица в незаконном статусе обвиняемый Грегори Дэниел Хоуп приговаривается к трем месяцам тюрьмы с возможностью замены штрафом в размере, предусмотренном законодательством штата Калифорния. Также суд открывает новое дело: «Калифорния против Бада Хоркхеймера» по обвинению в клевете...

***

Отойдя в сторону, Тони смотрел на оправданного Грегори, на разрисованную Айшу, непрерывно висящую на нем, как обезьянка, и на толпу репортеров, окруживших их со всех сторон.

Потом вздохнул и пошел домой.

Его ждала ночь, джин-тоник и записи, проклятые записи, которые тот незаконно скопировал себе на флешку.