Звезда поневоле

И случилось, что она вляпалась в такую историю! Ведь сколько раз мать говорила: "Все мужчины - козлы, на них нельзя полагаться, все свои ошибки ты будешь расхлебывать сама!". Мать знала, о чем говорила - Валька много раз видела этих мужчин, разговорчиво-галантных за вечерней рюмкой и тихо крадущихся по утрам в сторону выходной двери. Все они были, как ей казалось, одно лицо и отличались друг от друга только именами-отчествами, да ещё, может быть, цветом выглядывавших из-под пиджаков рукавов несвежих рубашек. Таким же был, видно, и её отец, если верить словам матери - сама Валерия его не помнила, он куда-то сгинул на заре её туманной юности.

Пашка был совсем другим. Она познакомилась с ним на дискотеке, куда частенько ходила с подругой после школы. Подруга была бойкой, парни часто приглашали её на медленные танцы - "пообжиматься", как она выражалась, но Валька, по большей части, стояла у стеночки, наблюдая за медленно кружащимися парами, или лихо отплясывала сама в гремящем водовороте рока. Вот так однажды она и подпирала стенку, когда вдруг он нарисовался прямо перед ней и пригласил на танец. Высокий, широкоплечий, с длинными светлыми волосами, студент престижного ВУЗа - что он в ней нашел? Наверно, было все-таки то, что не умели разглядеть другие парни, а может быть, это был мимолетный каприз баловня судьбы, но она тогда почувствовала себя Золушкой, танцующей на балу с принцем. И это, видимо, так сказалось на ней, что Пашка в тот вечер больше не отходил, а после танцев пошел провожать.

Все началось несколько недель назад. Валя была скромной девушкой, и только через некоторое время она позволила ему поцеловать себя. Он был настойчив, и с каждым днем его проявления ласки становились все более откровенными, а сопротивление со стороны Вали уменьшалось. Время шло, и то, что изначально казалось невероятным, постепенно превращалось в неизбежность. Наконец, однажды в светлую июньскую ночь, спустя неделю после выпускного бала, ее бастионы пали.

Нельзя сказать, что их отношения после этого сильно изменились. Пашка по-прежнему был заботливым и внимательным. Но в его глазах появилось выражение какого-то превосходства, чувство хозяина или что-то в этом роде, возможно до этого умело скрываемое. Они обычно встречались у него дома - его отец был в командировке на продолжительное время, а мать работала по сменам. Они встречались, любили друг друга, а потом она спешила домой, ведь они жили недалеко. Он провожал ее до дома, где ее ждала мать, которая недовольно спрашивала, где она пропадала, и хмуро приглашала на поздний ужин.

Мать, конечно, догадывалась, что с дочерью что-то происходит. Но кроме обычных рассуждений о "этих парнях" и банальных рекомендаций не забывать о предосторожности, ничего ценного не изрекла, видимо закрыла на все глаза. И все-таки она оказалась права. Однажды они пришли к нему после дискотеки, разогретые пылкими танцами и чувством взаимной близости. Пашка достал из холодильника бутылку пива, которую заранее запасся, нарезал сыр веселыми ломтиками, и они принялись утолять жажду. На кровати пива было несколько больше чем следовало бы и запас презервативов неожиданно иссяк. Валя предложила отправить его в аптеку, но уже было поздно, до единственной работающей аптеки надо было добираться минут пятнадцать, и день казался безопасным, и бдительность оставила ее. Когда через неделю месячные не пришли, ее охватила легкая паника, но прошло еще полторы недели, прежде чем она решилась сообщить ему.

Реакция Павла потрясла Валю. Вместо того, чтобы спокойно и деловито обсудить ситуацию, как подобает мужчине, Павел впал в истерику. Он заявил, что семейная жизнь не входила в его ближайшие планы, что её проблемы — это её проблемы, и даже договорился до того, что не уверен, что ребенок - от него. Она хотела было возразить, что ещё не уверена в своей беременности, но последняя фраза настолько ошеломила её, что она разрыдалась. Это привело его в некоторое замешательство, кажется, он пытался оправдаться, но она не слушала его лепет и, едва успокоившись, оделась и ушла без прощания. На следующий день он позвонил и извинялся; она выслушала его холодно, но трубку почему-то не повесила. Павел сказал, что надо идти к врачу и если что делать аборт. Это она знала и без него, но до смерти не хотелось идти в районную консультацию, где она была однажды, ещё девочкой-подростком, и где её обхамила толстая тётка-гинеколог.

«С плохой овцы хоть шерсти клок», — мысленно произнесла она любимое материнское изречение и спросила его, готов ли он оплатить ей консультацию в частной клинике. Павел помялся и сказал, что с деньгами у него не очень, но рублей пятьсот или около того он, пожалуй, наскребёт. Так вот она и попала на прием к Ирины Михайловне Воробьяненко из медицинского центра «Меломед».

В назначенный день Валя долго терлась себя в душе, затем оделась с особой тщательностью и на негнущихся ногах отправилась на прием. Матери она ничего, конечно, не сказала, опасаясь, что та прибьет её. Она загадала: если врача зовут Ириной Михайловной, то все как-нибудь обойдется, доктор найдет причину задержки и вылечит её легко и недорого. В противном случае... О противном случае думать не хотелось, уж очень он был противным. Она поймала себя на мысленном каламбуре, от чего настроение слегка улучшилось, и как раз в это время подошла к входу в клинику.

В регистратуре ее направили в кассу, затем выдали карту и велели идти в кабинет. Все произошло достаточно быстро, так что Валя так и не спросила, как зовут доктора. Она взглянула на карту и ошарашенная увидела имя врача — Игорь Матвеевич. Сказать, что это был шок — ничего не сказать. Даже Пашке она никогда не позволяла рассматривать себя "там", а тут какой-то незнакомый дядька, да ещё может и не старый, со своими страшными инструментами... Конечно, она слышала расхожие фразы о том, что у врачей пола нет и что они все это видели тысячу раз, но у неё-то это был ПЕРВЫЙ раз! Валька даже подумала было отказаться от приёма, но деньги были уже уплачены, других как-то не намечалось, да и тянуть время ей не улыбалось, и пришлось ей, под пушечные удары своего сердца, постучать в ужасный кабинет.

— Войдите, — послышался густой бас из-за двери. Она открыла дверь и увидела стол, за которым сидел бородатый человек лет тридцати, в белом халате и шапочке. А рядом стояло то самое кресло...

— Присаживайтесь, — пророкотал доктор. Он взял у неё карту и начал задавать свои вопросы. Некоторые из них были ей не совсем понятны, другие вгоняли её в краску. Но, так или иначе, вопросы закончились, и, махнув рукой в сторону стоявшей у стены ширмы, врач предложил ей раздеться. Она покраснела в очередной раз и, сглотнув, тихо спросила: — Всё снимать?

— Вы можете остаться в платье, Валерия Ивановна,— прогудел доктор,— снимите всё ниже пояса и располагайтесь в кресле,— перед тем, как произнести её имя, Игорь Матвеевич сделал паузу, видимо, сверяясь с картой. Называя её, вчерашнюю школьницу, по имени-отчеству, он, казалось, издевается над ней. Валька порадовалась, что она пришла сюда в платье, а не в джинсах и может до последнего оставаться как бы одетой. Она медленно прошла за ширму, сняла босоножки, затем, отвернувшись, неохотно спустила трусики и, свернув их, положила на кушетку.

— Прошу прощения, Валерия Ивановна, забыл уточнить, — доктор, кажется, был смущен. — Вы давно... э-э... ходите маленькими шагами?

Валька почувствовала, как ее лицо покрылось румянцем. Похоже, сейчас ей придется писать на глазах у этого человека! К несчастью, она действительно почувствовала позыв в нижней части живота, хотя перед выходом из дома не забыла посетить известное место.

— Туалет здесь, — до нее донесся голос неприятного врача. Он указал на незаметную дверь в углу кабинета. Валька подумала, что была к нему несколько несправедлива. Она отправилась в указанном направлении и уже через три минуты вышла, готовая, наконец, к осмотру. С чувством обреченности устроилась в кресле и подняла подол юбки, а затем закрыла глаза, блаженствуя при мысли о предыдущих инструкциях подруги — "расслабиться и получать удовольствие". Врач натянул перчатки и подошел к ней. Осмотр начался.

Сначала он погладил Валин живот, затем стал надавливать в разных местах и спрашивать, не больно ли ей. Больно не было, было только невыносимо стыдно представлять, какой ему открывается вид, плевать, что он врач. Оказалось, что будет еще хуже. Нежданно Игорь Матвеевич взялся за ее наружные губки и раздвинул их в стороны. Ее розовая щель раскрылась, и все, что было скрыто от посторонних глаз, даже если бы они созерцали ее без одежды, все эти влажные складочки, бугорочки и дырочки оказались перед ним, словно на ладони. От стыда ее рот как будто наполнился чем-то кислым, ей стало сводить скулы, но она несколько раз глубоко вздохнула и немного успокоилась.

После этого она почувствовала прикосновение что-то холодного, которое проникло внутрь и словно раздвинуло ее изнутри. Доктор объяснил ей, что это специальное зеркало и чтобы она не боялась - больно не будет. Действительно, вскоре зеркало покинуло ее тело, но злобный эпигон Гиппократа предложил ей новое испытание - перебраться на кушетку и встать на локти и колени. Ничего хорошего от этого упражнения не ожидая, она выполнила указание и, снова по просьбе врача, выпрямилась. И в это время его палец коснулся ее задней полости (будучи скромной девушкой, она не знала, как это место называется на латыни, а грубые уличные выражения старалась не употреблять даже мысленно) и, немного помассировав, направился вглубь. Валя вскрикнула и рефлекторно сжала мышцы сфинктера.

— Нет, так дело не пойдёт, Валерия Ивановна, — услышала она бас доктора. — Вам нужно расслабиться, иначе будет больно. Постарайтесь напрячься, как при дефекации. — Не очень знакомое слово было понятно из контекста. Кажется, было уже невозможно смутиться сильнее, но Валка снова почувствовала, что краснеет. Что она могла сделать - только подчиниться, чтобы скорее уже покончить с этим невозможным унижением. Палец Игоря Матвеевича проскользнул внутрь, вызвав неприятное ощущение заполненности, а его вторая рука немедленно принялась ощупывать ее живот. Дальнейшее она запомнила, как в тумане. Доктор мял ее тело снаружи и изнутри одновременно, так что она перестала понимать, где заканчивается она сама и начинаются его повсюду присутствующие руки...

Наконец, все закончилось. Врач отпустил ее и разрешил одеваться. Мало-помалу она пришла в себя и стала прислушиваться к тому, что говорит Игорь Матвеевич. Тот прокашлялся и важно произнес:

— Уважаемая Валерия Ивановна, у вас шестимесячная беременность. Протекает, насколько я вижу, без патологий. Я понимаю, что вам надо ещё привыкнуть к этой мысли, но всё же придётся решить — вы будете рожать? И чем скорее вы решите, тем лучше.

У Вальки непроизвольно на глаза наступили слезы. Да, случилось именно то, чего она боялась. Какая из неё мать? Ни денег, ни работы, ни даже мужа какого-никакого. Пашка в роли отца семейства? Смешно! Она чуть не фыркнула. Да этот Пашка слинется в тот же момент, как услышит о "подарочке". А что скажет её мать! Убьёт её, наверно, сразу. Она представила, как расказывает матерь свою новость, какие слова и каким тоном произнесенные слышит в ответ, и её снова стало подташнивать. Нет, только не это. Ребёнка оставлять нельзя.

— Я не могу... — тихо ответила она. — Мне надо... это... в общем, аборт.

Лицо Игоря Матвеевича, казалось, поскучнело. — Ну, хорошо, — слегка отвернувшись, пробасил он. — Вы можете сделать аборт в нашей клинике, тогда можно получить скидку на анализы.

Валька помертвела. Про то, что она в частной клинике и за всё надо платить, она успела забыть. Денег-то у неё нет, да и не предвидится. — Сколько? — спросила она глухо, — сколько стоит сам аборт?

— В общем-то цена зависит от вида аборта, — был ей ответ. — Самый дешевый, медикаментозный, у нас не получится — Вы поздновато пришли к нам. Можно сделать хирургический или вакуумный, то есть мини-аборт. Я бы рекомендовал Вам вакуумный — он считается менее травматичным, при большей вероятности сохранения фертильности. Это будет стоить, вместе с анализами, — доктор почесал в затылке, — около четырнадцати-пятнадцати тысяч.

Сумма была для Валки фантастической. Может взять в долг у подруги? Но она не даст, внезапно поняла она. Какие-то деньги у той водились, но она всегда была довольно прижимистой, а откуда она, Валка, возьмет что отдавать? На Пашку надежды тоже не было, да и не хотелось ещё раз унижаться перед бывшим, да, именно бывшим бойфрендом. Мать за такие деньги наверняка убьет ее. Чтобы выиграть время, она спросила, что значит мудреное слово, как его "фир...", "фер...". Врач улыбнулся и ответил: — фертильность — это способность человека к размножению, то есть к зачатию ребенка. Вы же хотите, наверно, когда-нибудь, в будущем иметь детей?

Да, конечно, когда-нибудь она представляла себя матерью семейства, но только не сейчас! Где взять проклятые деньги — вот вопрос. Может быть можно все решить в женской консультации, за бесплатно?

— А в консультации могут аборт сделать?

— Видите ли, Валерия Ивановна, я бы не рекомендовал бы Вам сейчас связываться с государственными медучреждениями. В консультации Вас примут, конечно, на аборт направят в больницу и сделают даже бесплатно. Но, во-первых, за хорошую анестезию все равно придется платить, во-вторых, сейчас там, насколько мне известно, большие очереди, и Вам придется ждать неделю, может быть, две, а в результате мини-аборт могут не сделать — он допускается при сроке до семи недель, а в некоторых учреждениях — до пяти. Ну и самое главное — там Вы не сможете выбрать врача так, чтобы быть уверенной в его высокой квалификации, в его желании сделать для вас все, что он может, в самом лучшем виде. Да и средний медперсонал у нас тоже к пациентам относится намного лучше, чем в госбольницах. Впрочем, дело ваше — решайте сами.

Этот Игорь Матвеевич как будто не понимал, так ли не хотел понять, что у нее просто нет денег. Валька почувствовала себя, словно зверек, пойманный в капкан. В носу предательски зажало, из глаз выступили две слезинки. Доктор, казалось, растерялся.

— Ну что Вы, Валерия, Лера, не надо плакать. Все будет хорошо, мы, то есть я проведу операцию таким образом, что Вы даже не заметите. Один день полежите у нас и выписываем. Все будет хорошо,— повторял он.

— Вы не понимаете,— всхлипнула она,— у меня просто нет денег на эту операцию и взять не у кого. А у Вас — «все будет хорошо, все будет хорошо». Чего хорошего-то?

Слезы потекли ручьем. Игорь Матвеевич взял себя в руки и, кажется, задумался ненадолго.

— В принципе,— сказал он с сомнением в голосе,— может быть есть вариант такой, что Вам платить не придется.

— Как это?— заинтересовалась наша героиня.— Вы же только что сказали, что аборт стоит четырнадцать тысяч!

— Да, конечно, и не отказываюсь от своих слов. Просто, видите ли, Лера, в некоторых случаях у пациентов находятся спонсоры, которые готовы оплатить лечение, частично или полностью.

— И где же я такого спонсора возьму? Я понимаю, когда людям надо делать операцию от рака, за границей, за какие-то дикие деньги, тут могут найти спонсоров. А у меня-то что? Может, Вы мне этого спонсора найдете?

— Может, и найду,— загадочно проговорил доктор.

* * *

Игорь Сызмалане любил свое имя. В детском саду ему попался однокашник, наделенный некоторым стихосложательным талантом, но настоящий лишенный таланта сопереживания и сочувствия. Выбрав Игоря целью своих поэтических экспериментов, он еще в средней группе задравил его дразнилками собственного сочинения, из которых самой приличной была «Игорюша — наша хрюша». А в старшей группе он откопал где-то потрепанный томик Агнии Барто и изобрел новое развлечение — декламировать нараспев гениальные строки знаменитой детской поэтессы: «Игорек, Игорек, подари мне пузырек! ты же мой товарищ, пузырек подаришь?». Игорь частенько бросался в драку, но обычно оказывался бит, так как противник был старше и сильнее.

Когда какой-то незнакомый гость дома ласково называл его Игорьком или, пуще того, Игорюшей, он буквально бесился, покрывался пятнами и устраивал такие скандалы, что родители стали остерегаться пускать его к гостям. Однажды, уже в школе, он спросил родителей, кто и зачем придумал ему такое имя. Отец, потомственный врач и интеллигент, запнулся немного, а потом рассказал такую историю. Оказывается, он хотел назвать новорожденного сына Ипполитом в честь какого-то своего предка, то ли деда, то ли прадеда. Матери почему-то нравилось имя Олег. Чтобы разрешить спор, они обратились к общему другу, который был по совместительству филологом и должен был по идее хорошо разбираться в именах. Тот сразу отмел материнский вариант, предложив ей представить как будет звучать отчество будущей внучки. Обрадовавшийся было папаша собирался уже праздновать победу, но был немедленно остановлен рассказом о гибели юного Ипполита, проклятого своим отцом - великим героем древнегреческих мифов Тезеем - по ложному поводу. Новоиспеченные родители приуныли, а друг семьи и вовсе распоясался. Он заявил, что по некоторым сведениям Ипполит был воскрешен из мертвых своим другом Асклепием и предложил назвать сына в честь последнего Аскольдом, как бы заметая намекая на варяжское происхождение отвергнутого Олега. Тут уже оба, и папа, и мама, возмутились и потребовали чего-нибудь попроще. Тогда и возник компромиссный Игорь, сочетающий в себе первую букву отцовского варианта и этническую принадлежность материнского.

Пoзже, в старших классах, наш герой прочитал «Слово о полку Игореве», послушал самое известное из произведений Бородина и окончательно убедился в том, что ему на роду написано быть неудачником, но оперу о нем никто не напишет. В любом случае, если он будет вести себя тихо и не выступать против властей предержащих (Возможно, в этом Игорь Матвеевич ошибался. Добрая традиция писать оперу понемногу возрождается. И, чтобы о тебе написали, «выступать» уже необязательно — Прим. авт.). Поэтому, окончив школу без каких-то особых успехов, он, по примеру отца, поступил в медицинский институт, незадолго до того ставший университетом, по истечении положенного срока вышел оттуда специалистом по женскому здоровью, прошел ординатуру в соседнем областном центре и вернулся на родину в качестве практикующего врача многопрофильной клиники.

Жизнь покатилась по наезженным рельсам, очередной рубеж — кандидатская диссертация — был преодолен с неожиданной для него самого легкостью и, казалось, будущее было ясно и предопределено. И все же его мучила какая-то неудовлетворенность, чего-то не хватало, хотелось красивой жизни, такой, какая изображается в некоторых фильмах вечно загнивающего Запада. На красивую жизнь элементарно не хватало денег. Неожиданное событие оживило безнадежные, казалось, мечты.

Однажды, когда время очередного приема в клинике подходило к концу, в кабинет уверенной походкой вошел рыжеватый молодой человек в модном костюме и, быстро оглядев кабинет, по-хозяйски устроился на стуле для пациенток.

— Молодой человек, вы случайно не ошиблись кабинетом? — спросил Игорь, который уже собирался уходить и предвкушал приятный ужин в недорогом кафе неподалеку от дома. — Я, вообще-то, принимаю только женщин.

— Уважаемый Игорь Матвеевич, — с неформальной улыбкой ответил его собеседник. — Я много слышал о Вас и получил очень положительное впечатление. У меня есть небольшое деловое предложение, которое мы могли бы обсудить за бокалом хорошего вина — я знаю здесь поблизости неплохой ресторанчик. Вот моя визитка, прошу Вас. — На визитке золотыми буквами было напечатано: «Шмидт Александр Петрович, индивидуальный предприниматель» — и несколько телефонов.

— Но... — попробовал возразить Игорь, но гость перебил его: — Нет-нет, Игорь Матвеевич, не беспокойтесь — я угощаю, да и не о чем тут говорить, Вы поймете, когда узнаете мое предложение.

Последняя фраза звучала многозначительно. Игорь подумал, что такой шанс упускать нельзя — чем черт не шутит, а вдруг это — та самая тарелочка, с голубой каймочкой. В конце концов, ведь никто не заставит его принять предложение этого, как его... Шмидта. Точно, сын лейтенанта Шмидта, почему-то подумалось ему. Кстати, как звали этого лейтенанта? В любимой книге ответа не было, а школьный курс истории он успел забыть. Для солидности он сделал паузу и согласился. Нежданный гость в ответ сообщил, что будет ждать у дверей клиники и ушел. Игорь взглянул на часы и обнаружил, что до конца приема оставалось не больше трех минут, на всякий случай выглянул за дверь — никого в коридоре не было — и стал собираться.

Выйдя на улицу, он не заметил никакого необычного посетителя и испытал некоторое разочарование. Однако, в этот момент у стоящей рядом солидной машины распахнулась дверца и показалось улыбающееся лицо Шмидта. Значимыми жестами тот приглашал его внутрь. Игорь подумал, что вот так, наверно, людей и похищают, но сам себе возразил, что с него, в сущности, взять нечего, так что объект для киднеппинга он далеко не идеальный. Он глубоко вздохнул, как перед прыжком в воду, и полез на заднее сиденье.

Всю дорогу, которая, впрочем, отняла не слишком много времени, Шмидт болтал, буквально не давая Игорю вставить слова. При этом он умудрился практически ничего не сказать о своем деле. Игорь подумал, что он, наверно, не слишком доверяет водителю. Так или иначе, вскоре они оказались у дверей шикарного ресторана, в котором Игорь никогда не был, но слышал что-то от старших коллег, и это "что-то" звучало весьма заманчиво.

Они зашли, его спутник о чем-то быстро переговорил с метрдотелем, и тот повел их в отдельный кабинет. Названия большинства блюд были Игорю незнакомы, но официант попался понятливый, и они быстро составили такой заказ, какой должен был доставить немалое удовольствие его желудку и существенно облегчить его кошелек (последнее - если бы не обещание сына лейтенанта оплатить издержки).

Наконец, когда они остались вдвоем, Шмидт приступил к делу. По его словам, он представлял компанию, занимающуюся производством учебных фильмов на медицинскую тематику. Несколько фильмов они уже сняли, Игорю тут же были представлены доказательства - какие-то почетные дипломы с печатями; впрочем, рассмотреть их в подробностях ему не удалось - Шмидт быстро убрал их в свой дипломат. И вот, в настоящее время компания получила крупный заказ на фильмы о проблемах женского здоровья. Игорь начал догадываться, куда клонит его собеседник. Он подумал: "Красиво составлено, под таким соусом можно поучаствовать. В случае удачи должен быть неплохой куш. Не вышло - мое дело шестнадцатое. Учебный фильм - и дело с концом" (Судя по всему, Игорь Матвеевич был большим поклонником творчества И. Ильфа и Е. Петрова. Во всяком случае, он частенько цитировал наизусть фразы из их бессмертных романов и, как видим, даже в мыслях иногда использовал их тексты - Прим. авт.). Правда, что-то его беспокоило.

— Подскажите, как вы планируете получить согласие пациентов на съёмки? — спросил он. — Точнее, пациенток.

— Видите ли, Игорь Матвеевич, — отвечал Шмидт, — у нас есть несколько моделей, которые уже снимались в наших фильмах и могут сняться ещё. Возможно, мы познакомим кого-нибудь из них с Вами, — здесь на его губах промелькнула едва заметная усмешка, — но позже. Нам теперь нужно некоторое разнообразие типажей, сами понимаете. Да и не все, так сказать, процедуры мы охватили. Кстати, Вы ведь, насколько мне известно, делаете аборты?

Собеседник, похоже, решил взять быка за рога. Игорь удивился: — Вас и это тоже интересует? Ну да, я провожу операции прерывания беременности, как хирургическую, так и вакуумную, но вообще-то это зрелище не для слабонервных...

— Помилуйте, доктор, мы же снимаем учебные фильмы, — Шмидт выделил голосом предпоследнее слово, — слабонервных там быть не должно. Да и вообще, — он понизил голос, — заказчик хочет, чтобы эта тема была отражена ...

в нашем сериале, значит, будет отражена. Причём в двух вариантах, так сказать, мягком и жестком. Впрочем, об этом Вам беспокоиться нечего — это задача монтажа. А вот насчет поиска пациентов — мы хотели бы рассчитывать на Вашу помощь. Сами понимаете, мы же не можем насильно оплодотворить модель, чтобы сделать ей аборт, — это пахнет уголовным кодексом.

Игорь подумал, что этот Шмидт явно скромничает — он может, но, почему-то, не хочет. Почему именно — да какая, собственно, разница?

В это время официант принес заказ. Изысканные яства, красиво разложенные по тарелкам, пробудили в собеседниках волчий аппетит, и на некоторое время беседа замерла. Игорь первым нарушил молчание.

— Скажите, Александр... — Петрович, — подсказал Шмидт, — да, Александр Петрович, как мне убедить возможную пациентку сняться в этом фильме? Ведь большинство из них воспримет это как унижение. Лично мне это не очень понятно, но они порой стесняются даже меня, врача! Что, собственно, я могу им предложить?

— Вот это я понимаю — деловой разговор, — оживился сын лейтенанта. — Во-первых, гонорар. За один эпизод мы платим модели, — он назвал сумму. Это было больше, чем Игорь предполагал, но он всё же не был уверен, что легко найдёт подходящую кандидатуру.

— Кроме того, — продолжил Шмидт, — в зависимости от некоторых качеств модели сумма может быть увеличена до двух раз. Так что Вы можете сказать, что указанная сумма гонорара — это минимум. Кстати, Игорь Матвеевич, если Вы договариваетесь с моделью сами, то ваш гонорар тоже удваивается.

— Кстати, Александр Петрович, — в тон ему произнёс Игорь, — а какой он, мой гонорар, если без удвоения?

Шмидт ответил. У Игоря засосало под ложечкой. Вот она, птица удачи! На эти деньги, если их удвоить, он мог... Впрочем, рано делить шкуру неубитого медведя, эти деньги надо ещё заработать.

— И, кроме того, — доносился до него голос собеседника, — бывает, что у девушки нет денег на операцию, мы в этом случае оплатим все расходы и даже дадим ей небольшой гонорар. Не мне Вам объяснять, как убедить пациентку, что делать аборт ей нужно именно у вас в клинике. Ну и, понятно, что в такой ситуации она будет сговорчивее в деталях контракта.

Они поговорили ещё и обсудили некоторые подробности своего соглашения. Оказывается, у Шмидта уже был готов пакет документов. Игорь взял бумаги на изучение, и они покинули ресторан. При прощании новоиспечённый партнёр внимательно посмотрел на Игоря и произнес с полуулыбкой:

— Подождите минутку, Игорь Матвеевич. Я настоятельно не рекомендую вам показывать кому-либо эти документы. Заказчику это может совершенно не понравиться...

* * *

Предложение доктора потрясло Вальку. Какой-то непонятный спонсор готов заплатить за аборт, если она согласится на съемку всего процесса для какого-то глупого учебного фильма! А потом десятки, нет, сотни юных глупцов — студентов-медиков — будут разглядывать ее интимные места, снятые крупным планом и выставленные напоказ! А ведь до сих пор она, в сознательном возрасте, не видела голой ни одного мужчину, кроме Пашки, конечно, да вот этого врача. Ну да ещё был как-то случай.

Однажды на даче, ещё подростком, она купалась с девочками на речке, а местные мальчишки подкрались из-за кустов, чтобы полюбоваться на "голых баб", как они говорили. Никто из купальщиц не заметил их сначала, а они вдруг выскочили с торжествующими криками и побежали прямо к одежде, оставленной на берегу. Девочки, конечно, завизжали и спрятались в воду, а тем как будто это и надо было — схватили всю одежду и убегать. Недалеко, понятно. Остановились метрах в тридцати от воды и стоят, дразнятся. Место отдаленное, на помощь взрослых рассчитывать некого.

Валька созвала совет — что делать. Мальчишек всего трое, а их — пятеро. Да и формами девочки, уже вступившие в пору созревания, превосходили своих обидчиков. Если что, сила была бы на их стороне, только вот чтобы эту силу применить, им надо было выскочить из воды как есть, голыми, и напасть на неприятеля. Девочки ни за что не соглашались. Вальке самой очень не хотелось сверкать телесами перед молодыми негодяями, но те, похоже, были готовы ждать сколько угодно, а прохладная вода отнюдь не располагала дожидаться темноты.

Удалось уговорить одну из девушек пойти вместе с ней. Ее план был прост, но принес успех. Они медленно вышли из воды и направились к супостатам, не прикрываясь. Те были озадачены и с удивлением смотрели на спокойно приближающихся к ним голых ровесниц. Когда до нахалов оставалось около пяти метров, они переглянулись и рванули прямо на мальчишек, которые, почувствовав, что их будут бить, и возможно ногами, пустились наутек.

У двоих удалось сразу вырвать одежду, а за третьим они погнались, как были, не одеваясь. Догнать, правда, не удалось, но добычу свою он бросил. Правда восторжествовала, но этот случай оставил ей на память фигурный шрам на интимном месте — ломаясь через кусты за вором, она сильно поцарапалась об острые колючки. Впрочем, в эстетическом плане шрам её не беспокоил, поскольку был практически всегда спрятан под одеждой. А с той девчонкой они крепко подружились. Впоследствии она и привела Вальку на дискотеку.

И вот теперь ей предлагают пойти на унижение в сто крат худшее. Валька представила себя на кресле с раздвинутыми ногами, а напротив — какого-нибудь мерзкого мужика-оператора с камерой, и на душе у неё стало совсем противно.

— Нет, — сказала она, — я не могу. Я вообще не могу сниматься — нефотогенична.

Конечно, она так не думала, но в тот момент не смогла придумать лучшего аргумента. Игорь Матвеевич бросил на неё оценивающий взгляд, как будто только что впервые увидел.

— Мне кажется, — сказал он с легкой ухмылкой, — Вы себя недооцениваете. Впрочем, дело Ваше, Валерия Ивановна, Вы можете принять предложение или отказаться, сделать операцию за деньги, если найдете, или пойти в консультацию. Единственное что — я бы рекомендовал Вам поторопиться, если Вы не хотите выскабливания. Вот, — он протянул ей прямоугольный листок, — моя визитка, Вы можете позвонить, желательно в рабочее время, и сообщить мне свое решение. Но, повторяю, постарайтесь побыстрее. Я напишу Вам направления на анализы; как я говорил, Вы можете сделать их в нашей клинике со скидкой, если оперируетесь тоже у нас. Если Вы примете предложение спонсора, анализы будут для Вас бесплатными.

После получения направления и визитной карточки врача, Валька отправилась домой. Весь вечер она размышляла о своей ситуации, но так и не придумала решения. Ночью она долго беспокоилась и не могла уснуть, а когда сон, наконец, наступил, ей приснилось, как она без одежды бежит куда-то, а вокруг стоят мужчины, показывают на нее пальцами и гадко хихикают.

Пробудившись утром с головной болью, она решила все же посоветоваться с подругой. У той были какие-то планы, но Валька умоляла ее отложить их для срочного дела. Встретились на улице, сели на скамейку, и тут Валька ей все и рассказала. Подруга долго качала головой и выражалась в стиле "ну ты даешь" и "ну ты попала". В конце концов, Валька намекнула ей, что ждет какого-нибудь осмысленного совета, а не пустых причитаний. Та обиделась и сказала:

— На твоем месте я бы согласилась. Этот доктор, по-моему, правильно говорит — без денег у тебя ничего хорошего не получится. А здесь все на халяву, да по высшему разряду. А поторгуешься — может, еще и приплатят — не теряйся. И вообще, наверно, по приколу — сниматься в кино с голой жопой. — Тут она засмеялась.

— Вот и шла бы сама сниматься — возмутилась было Валька, но в ответ ей напомнили, что залетела-то именно она и что запрошенный совет она получила.

Похоже, делать было нечего — надо было соглашаться. Она попрощалась и пошла домой. Мать, понятно, была на работе. Не раздеваясь, Валька бросилась на кровать и начала плакать. Покончив с этим увлекательным занятием, она взяла в руки телефонную трубку, достала визитку кандидата медицинских наук Ирины Михайловны Воробьяненко, глубоко вдохнула,...

Как перед прыжком в воду, она набрала номер. Врач не сразу ответил. Она, похоже, уже обрадовалась, что неприятный разговор откладывается, но в этот момент трубка зажужжала, и послышался знакомый бас.

— Здравствуйте, Игорь Матвеевич,— через силу произнесла наша героиня.— Я, вероятно, согласна.

— Простите, а с кем я говорю? — осведомился голос на том конце. У Вальки возникло сильное желание повесить трубку, но она превозмогла себя и представилась.

— А, здравствуйте, Валерия, очень хорошо, что Вы позвонили. У меня через полтора часа заканчивается приём — Вы не могли бы подойти где-нибудь в конце — согласовать детали и подписать договор?

Валька согласилась. Она могла, в общем-то, и раньше, но настаивать не стала — видимо у врача был кто-то записан. Решила пройтись и настроиться на разговор. В голове у неё крутились неприятные мысли, и она сама не заметила, как оказалась перед дверью известного в микрорайоне заведения общественного питания с оригинальным названием "Котлетная". Сюда они иногда заходили с Пашкой, когда случалось немного денег и лень было идти в магазин. Заведение было известно в округе относительно низкими ценами и тем, что здесь могли налить из-под прилавка. Валя решила немного перекусить, сделала ревизию наличности и обнаружила, что ей хватает на бутерброд и стопку водки. В общем-то, спиртным она обычно не злоупотребляла, но настроение было плохое, и надо было как-то расслабиться перед визитом в клинику. Она убедила себя, что ей просто необходимы 50 грамм для храбрости, и вошла.

Пышная дама, владелица заведения, недовольно взглянула на нее и спросила:

— А сколько тебе лет-то будет, красавица? Не рано ли? — Было не совсем понятно, что она имеет в виду — возраст посетительницы или время дня.

— Двадцать два, — не моргнув, солгала Вика. Та что-то буркнула себе под нос, но достала граненый стакан и плеснула туда огненной жидкости.

От выпитого у неопытной девушки перехватило дыхание; когда оно немного восстановилось, она закусила бутербродом, немного посидела еще и пошла к выходу. Голова слегка кружилась, но настроение заметно улучшилось.

Выйдя на улицу, Вика достала мобильник и посмотрела на часы. Пора было идти на "свидание" к эскулапу. Она села на удачно подвернувшийся автобус, чтобы подъехать три остановки до клиники. В автобусе было душно и укачивало. Вика почувствовала, что ее тошнит, и вышла на остановку раньше. До клиники было недалеко, но после небольшой пешей прогулки она почувствовала себя лучше.

Доктор ждал ее, преисполненный важности. Видимо, он был доволен ее согласием и излучал доброжелательство. Однако, когда Вика подошла к его столу, он нахмурился и сказал:

— Валерия Ивановна, Вам предстоит в ближайшее время операция, и хотя она считается не очень сложной и опасной, я хотел бы Вас предупредить — два дня перед операцией Вам категорически нельзя принимать алкоголь. Вы понимаете?

Вика покраснела до ушей. — Унюхал, черт, — подумала она, но вслух тихо произнесла: — Да, конечно.

— Ну ладно, — смилостивился врач, — если понимаете, давайте читайте контракт, — он протянул ей несколько скомканных листов бумаги, — и будем подписывать. Кстати, Вы на анализы записались?

— Не успела ещё.

— Ничего, сейчас запишем. Завтра с утра можете?

Валка согласилась. Доктор положил трубку и начал кому-то длинно рассказывать, какие у нее нужно взять анализы. Она не слушала, а пыталась разобраться в контракте. Буквы немного плясали и раздваивались. В общем, все было так, как ей говорил доктор в прошлый раз. Немного странным показался ей пункт об ответственности сторон, где было сказано, что при досрочном расторжении контракта одной из сторон эта сторона выплачивает неустойку, и была указана пятизначная сумма. Она спросила Игоря Матвеевича, что это значит, и он объяснил, что если, например, фирма, снимающая фильм, откажется от спонсорства, то она должна будет выплатить соответствующую сумму так, что она, Валерия, окажется даже в выигрыше. Она поинтересовалась, как тогда будет с операцией, и он заверил её, что операция в этом случае будет выполнена, поскольку деньги на неё можно будет взять из неустойки.

Тогда она спросила, что будет, если она откажется от съемки, но доктор ответил что-то не очень понятное по поводу того, что она же заключает договор не для того, чтобы от него отказаться, а затем обратил её внимание на следующий пункт договора, в котором было написано что-то про гонорар. Получалось, что ей не только оплачивали операцию и подготовку к ней, но и выплачивали "сверху" достаточно приличную, как ей показалось, сумму. Валка размечталась было, на что можно будет потратить эти неожиданные деньги, но доктор вернул её на землю.

— Ну что, Валерия Ивановна, Вы готовы подписывать?

Обращение по имени-отчеству, которое уже неоднократно обескураживало ее. С одной стороны, она понимала, что нужно внимательно дочитать контракт до конца и прояснить все неясные или спорные моменты, но Игорь Матвеевич излучал такую уверенность и надежность, что она сдалась. Как будто со стороны она услышала свое согласие, и ручка оказалась у нее в руках, после чего ей ничего не оставалось, как поставить свою подпись. Доктор передал ей еще два экземпляра контракта, как он сказал, для клиники и для спонсора, и их пришлось также подписать. После этого он напомнил ей, что она должна прийти завтра с утра на анализы и пообещал отдать ей завтра же подписанный экземпляр контракта, а затем попрощался.

* * *

Дальнейшие события пошли катастрофически не так, как хотелось бы ей самой. На следующий день Валя сдала нужные анализы, прошла исследования и получила свой экземпляр. Перечитывать контракт ей не захотелось — там было много мелких букв, к тому же он был уже подписан, и ничего, видимо, изменить было нельзя — ведь денег на неустойку у нее все равно не было. Показывать контракт было некому — с Пашкой она рассталась, и его это дело больше не касалось, а подруга, похоже, на нее обиделась. О том, чтобы открыться матери, речи не было. Пара дней до операции промелькнули, как в каком-то призрачном сне — она куда-то ходила, с кем-то разговаривала, по вечерам пялилась в телевизор, но смысл происходящего от нее как-то ускользал. Неожиданно наступил день операции.

Накануне она поужинала рано. Утром очень хотелось поесть, но строгий запрет, наложенный врачом, не позволил Вале этого сделать — пришлось ограничиться стаканом воды. Она долго стояла под душем, невольно пытаясь оттянуть неприятный момент. Посмотрев вниз, она увидела волосы у себя на лобке и подумала, что их, кажется, полагается сбривать. Правда, доктор ей ничего про это не говорил. К тому же, бритвы у Вали не было, а отправляться за ней в магазин было уже поздно. "Ладно, так сойдет" — подумала она и выключила душ.

На ступеньках ей встретился сосед. Это был мужчина, возрастом около 25-30 лет, недавно переехавший в их дом и ничем особо не примечательный, за исключением, возможно, густых черных усов, которые придавали ему сходство с Валькиным котом. О нем было известно совсем немного, даже имя она не знала. Казалось, сосед жил один, по крайней мере она ни разу не видела его в компании. Впрочем, усатый незнакомец мало интересовал ее, поскольку казался ей, вчерашней школьнице, слишком взрослым, да к тому же у нее был Пашка. Был, да. Она рассеянно кивнула соседу, тот поздоровался в ответ.

Придя в клинику, она надела бахилы и отправилась прямиком в знакомый кабинет. Администратор клиники посмотрела на нее как-то странно, но ничего не сказала. Видимо все бумаги были уже оформлены. На двери кабинета висело объявление: "Извините, сегодня приема нет". Валя удивилась и хотела уже идти назад к администратору - выяснять, что случилось, но сначала решила постучаться - может быть, объявление ее не касается. Знакомый бас откликнулся из-за двери, и она неуверенно вошла.

Первым, что бросилось ей в глаза, был большой штатив в углу кабинета с установленным на нем устройством, в котором Валя не без труда ... узнала видеокамеру. За штативом прятался неприятного вида светловолосый молодой человек в белом халате, он копался в своем агрегате, как будто не замечая вошедшую.

- Знакомьтесь, Валерия,- пробасил доктор из-за своего стола,- Александр Петрович - представитель вашего спонсора и, по совместительству,- режиссер и оператор фильма, о котором я вам говорил. Прошу любить и жаловать.

Не любовь, ни даже жалость к этому человеку Валя не испытывала. Однако контракт был подписан, и на некоторое время ей приходилось смириться с его обществом. Александр Петрович вылез из-за своей конструкции и улыбнулся ей:

— Очень приятно, можете называть меня Шура, — сказал он и протянул ей руку. Отвергнуть рукопожатие у неё не хватило духу. Да и, собственно, что она против него имела? Ведь он был просто нанят этим таинственным спонсором. Да и тот, фактически, дал ей возможность выйти из нелёгкого жизненного положения — ей следовало быть ему благодарной.

— Валя, — представилась она и пожала протянутую руку. Рука у нового знакомого была твёрдой, и это говорило в его пользу — Валька не любила юношей с безвольными влажными ладонями. Затем Шура извинился и вернулся к своей камере.

Игорь Матвеевич пригласил её присесть и задал несколько вопросов про её самочувствие и подготовку к операции. После этого он сказал, что перед операцией необходим небольшой осмотр и, указывая на кушетку в углу, попросил её раздеться.

Валя сделала два шага в заданном направлении и испуганно остановилась. Кушетка была отгорожена от двери ширмой, но из угла, где копошился со своей камерой Шура, просматривалась