На её месте. Часть 3

После всех этих незначительных событий, скрытых от взглядов за стенами Клуба, моя обычная жизнь вернулась в привычное русло - работа-дом, любимая жена, у которой ее странный период проявится только через месяц, или даже немного больше. Она светилась счастьем, напевая что-то, целовала меня при встрече и ускакала на кухню. Без сомнения, это была та самая девушка, которую я боготворил с первого дня нашей встречи и до этого момента. Пережив ужасное горе, она смогла найти в себе силы жить дальше, и это меня бесконечно радовало... Но что-то именно сегодня немного омрачало и тревожило мой покой. Учредители решили собрать нас как всегда в самый "подходящий" момент.

— Привет! — ее поцелуй сегодня был особенно долгим. — Как на работе? Раздеваясь перед зеркалом в прихожей, я решил не тянуть и сказать ей все сразу.

— Меня отзывают в командировку. — Я снимаю пиджак, замечая, как волнуюсь, как мне любопытна ее реакция. — В Гаагу.

— Это же хорошо! — слышу ее голос, она делает последние приготовления к ужину. — Решите насущные вопросы, ты сам недавно говорил, что вам необходимо обсудить детали.

Я вхожу на кухню как раз в тот момент, когда она разливает по бокалам вино.

— Это будет через месяц. — Говорю я. Она на миг останавливается... — Две недели, любимая.

Она ставит бутылку, не долив себе вина, садится за стол... Я вижу тень раздумий на её лице и через минуту она спрашивает, словно обращаясь к себе, словно меня здесь нет, пусть даже она смотрит мне в глаза:

— Думаешь, я справлюсь?

Я хотел сказать ей "да", убедить в том, в чем сам не до конца был уверен, но дать надежду, поддержать, если не делом, то словом. И, в конце концов, произнести такое знакомое "Отвлекись", зная, насколько сложно отвлечься, или же...

— Конечно, мы можем выехать раньше. Накануне его отъезда, говорю я, но она все также задумчиво качает головой. Или ты можешь поехать одна... — Говорю я растерянно.

— Не уверена, что есть необходимость... Я думаю, что всё-таки лучше подожду тебя. Хорошо?

Я смотрю на неё. Уверена ли она в этом? Всё-таки это первая длительная командировка, которую я не смогу сократить ни на день в связи с проводящимися по расписанию конференциями. И мне придется оставить её здесь, одну, наедине лишь со своим желанием...

— Точно? — Вопрошаю я. Она кивает — медленно, но потом решительнее, отпивает вина, принимается за еду.

— Да, я справлюсь. Я не отправлюсь туда без тебя.

Не смотря ни на что, я доверял ей. Независимо от того, что происходит, её способность сохранять здравый рассудок меня восхищала. Да, она смогла раскрепоститься окончательно через секс. И теперь периодические всполохи необузданной страсти терзали её сознание, и она, конечно, может удовлетворить их и без Клуба, однако я доверял ей. Поскольку без доверия любые отношения вобще теряли всякий смысл.

Через месяц она везла меня до аэропорта — веселая, раскованная, казалось, все с ней будет в порядке, и она сама, кажется, не слишком волновалась о моем долгом отсутствии в важный для неё период. Я поцеловал её:

— Всё будет в порядке?

— Конечно, — заверила она меня, — не беспокойся.

— Постараюсь. — Улыбнулся я.

— Звони мне, обязательно. — Теперь голос её чуть дрогнул.

— В гостинице, в бизнес центре, да почти везде есть wi-fi,— сказал я,— я всегда буду на связи.

В аэропорту начинается процесс регистрации. Раздражающий голос объявляет о посадках и вылетах, все повторяется на английском языке. Через час после всей этой суеты наконец-то я сел в зале ожидания возле своего выхода и не хотел двигаться с места. Взяв планшет, я погрузился в чтение новостей, экономических сводок и прочей рабочей рутины, необходимой для поддержания бизнеса на плаву. И сквозь свою крайнюю занятость услышал тот же надоедливый голос: "Рейс 943K в Гаагу задерживается по техническим причинам". Настроение упало, я позвонил жене, услышал от неё много сочувствия и понимания... Её речь успокаивала, разговор помогал скоротать ожидание, кроме того, в зал стали подходить мои коллеги, и я, завершив с ней нашу беседу, присоединился к ним.

Авиалинии KLM предоставляют небольшой салон самолета, где есть множество свободных мест. День воскресенья, вечером я уже прилечу в Гаагу... Некоторые коллеги, с которыми я обменялся несколькими словами, сообщили, что кто-то улетел ещё вчера. Мне, в общем-то, было все равно. На конференции, как правило, собирали как можно больше числа сотрудников - начальников отделов, директоров департаментов, директоров филиалов нашей компании по России и Европе... Словом, людей будет много, и всем им нужно будет уделить хотя бы каплю внимания, а для меня этот процесс будет очень утомительным. Кроме того, все эти проблемы, которые возникают периодически в любом бизнесе, сто раз обсуждались и повторять их было странно. Но мне было любопытно, как мы выйдем из сложившейся ситуации. И я был почти уверен, что это удастся с минимальными потерями.

Прошло уже шесть часов с момента прилета в аэропорт Гааги. Осталось только доехать до гостиницы, распаковаться и отдохнуть. Я отказался от предложения коллег выпить в местном баре, объяснив свой отказ усталостью от долгого ожидания полета.

Регистрация в отеле прошла быстро и без проблем. Номер уже был забронирован на мое имя, как и для всех участников конференции. Мне выдали номер повышенной комфортности. Взяв ключ, я поднял свой небольшой багаж и направился к своей комнате. Интересно, что за комфортность имеется в виду.

Те, кто часто путешествует, поймут о чем я говорю - это бесконечные коридоры отелей с дверьми номеров, с характерным запахом. Смесь аромата моющих средств с примесью пыли и ворса ковровых покрытий всегда создает одинаковый эффект осознания того, что ты не дома и еще некоторое время не будешь там находиться. Это запах путешествия. Всегда, независимо от города или страны, он объединяет все поездки, все мое отсутствие - не важно, это один день или месяц.

Остановившись перед своей дверью, задержал дыхание и взялся за ручку с непонятным волнением. Возможно, от самого предвкушения своего присутствия здесь. Командировка не очень продолжительная, но утомительная, с шестью конференциями по разным проблемам, которые наверняка меня измотают, хотя между ними предполагаются перерывы на один-два дня. Я снова увижусь с теми же людьми, которых вижу практически всегда, пожму руки, обменяюсь парой слов о снижении перспектив развития в этом десятилетии и вежливо отклонюсь. Звучит не так ужасно, как кажется. Тем не менее, всегда найдутся те, кто захочет поговорить чуть больше положенного и таким образом все командировку будешь слушать чужие размышления о работе, о которой хотя бы на несколько часов хотелось бы забыть, пусть даже здесь, находясь так сказать, на свободном выгуле.

Я вхожу.

Аккуратный, светлый, немаленький номер на одного. Поскольку отель новый, обстановка была в стиле хай-тек, без излишеств, в черно-белой гамме, способствующей концентрации. Даже не трачу время на пристальный осмотр, голова гудит от усталости, от мучений перелета, который и так был задержан на два часа, так что просто вставляю магнитный ключ в систему подачи электроэнергии — да будет свет. Мягко загудела система кондиционирования, которую сразу же я побежал отключить за ненадобностью, заговорила широкая ультратонкая плазма, висящая напротив кровати. Найдя пульт, выключил и её. Оставив в коридоре свой небольшой чемоданчик, прохожу, не разуваясь, сажусь на хрусткое белое покрывало двуспальной кровати, и только тогда ощущаю...

В номере пахнет лилиями. Острый, свежий сладковатый запах почему-то напоминает о соленом море, о сосновых иголках жарким летом, о яблоневом саду рядом с домом бабушки, что навсегда запечатлелся в памяти белым цветущим пятном... Немало...

 

Удивленный, оглядываюсь в поисках источника запаха, в белой комнате сложно выискать нужное светлое пятно, но, наконец, взгляд падает на шесть или даже семь собранных цветков, перевязанных белой лентой, заботливо поставленных в стеклянный стакан. Они стоят у хромированной светодиодной лампы — такие же невинно-белые, скромно изогнутые лепестки будто пытаются прикрыть наготу светло-зеленых пестиков с темно-оранжевыми тычинками. Яркая пыльца окрасила края белоснежных цветов, осипалась на белизну кроватного столика и, кажется, измазала лист бумаги, на котором стоял стакан с цветами. Удивительно, ведь Голландия — страна тюльпанов, но не лилий.

Удивительный и оригинальный комплимент от отеля, никогда раньше мне не доводилось видеть что-то подобное. Либо излишнее разнообразие корзин с фруктами, сладостями и прочими сомнительными удовольствиями, либо, что ещё хуже - безудержная фантазия от выпускника курсов флористики, который украсил помещение всем тем, что успел вырастить в оранжереях без его вдохновения. Но лилии в таком скромном и функциональном оформлении смотрелись очень гармонично, наполняли помещение свежестью своего неповторимого аромата и поднимали настроение уставшему путнику - в данном случае мне.

Уже с более оптимистическими мыслями я встал с кровати, быстро разобрал чемоданы, связался с женой, одновременно проверив качество гостиничного Wi-Fi, и направился в душ.

Ванная представляла собой вершину современности - черная хромированная сталь смесителей, черный кафель пола и нижней каймы стен, которые выше были белыми, просторная душевая кабина - в ней вполне могут разместиться двое, и особенностью душа заключалась в том, что прямоугольная лейка была встроена в потолок кабины, и регулятор находился здесь же. Вода льется непрерывно сверху, и можно было выбрать режим струй на панели управления. Тропический ливень, гроза, слабый дождь, массажные струи, дымка... Я разделся, закрыл раздвижную створку и выбрал массаж. Льющийся сверху поток, запрограммированный на разное давление и разную температуру, смыл остатки напряжения, расслабил затекшие мышцы, тщательно их помассировав и подарил, наконец-то, долгожданное спокойствие... Из душевой кабины очень не хотелось выходить, терять это ощущение чистоты и легкости, но голод все-таки пересилил мою эйфорию. Поэтому я вышел из ванны, быстро высушил волосы, надел джинсы и уже возился с пуговицами на рубашке, как в дверь отрывисто постучали три раза.

Скрутив пальцами в неуклюжих узких петлях, я открыл, размышляя о том, что сейчас, наверняка, персонал передает сменщикам свою работу.

— Привет, — сказал непринужденно хорошо знакомый мне голос. — Пойдем?

***

В ресторане, который располагался неподалеку от гостиницы, было немного народу, хотя был вечер воскресенья, и необычно тихо — фоновая музыка да удаленным ненавязчивым эхом шелестела на заднем плане. Мы сидели за столом — я и мой неожиданный посетитель. Я ковырял вилкой яблочный пирог, поглядывая угрюмо на остывший черный кофе, посетитель же задумчиво всматривался в чашку зеленого чая, скобля десертной ложкой миндальную крошку с пирожного. Аппетита, как назло, не было, хоть даже двадцать минут назад я был более чем готов к сытному и вкусному ужину.

— Что ты здесь делаешь? — вполне логичный вопрос. И мне действительно было любопытно, что делает здесь мой собеседник в одно и то же время со мной.

Он не ответил. Наверное, не считал нужным, ибо вряд ли бы он не смог подобрать слова. Смотрел в ослепительную белизну тарелочного фарфора, чуть выпачканную манговым муссом, не поднимая на меня глаз. О чем он вообще думал? О чем он думал, появившись на пороге моего номера — улыбчиво-беспечный, раскованный, — что я буду бесконечно рад его видеть? Я был поражен, и всю дорогу до этого небольшого уютного ресторанчика мы молчали — я просто не мог подобрать слов к смеси удивления и раздражения. Когда твоя личная жизнь начинает соприкасаться с рабочими буднями, с этим нужно немедленно разобраться.

Пугающе безупречный: идеально выглаженный воротничок холодно-голубой, как и его глаза, рубашки, ровные стрелки черных классических брюк. В Клубе он всегда носил исключительно черное, периодически допускал небрежность, да и наспех сброшенная на пол одежда не говорила о его педантизме, так что этот невольный порядок навевал мысли о ком-то, кто беспокоился о нем, собирая в поездку.

— Ты в браке? — я не смог удержать любопытство — до того оно разъедало мои мысли.

— Нет. — Легкое удивление в голосе. — Совсем нет. — На его лице была легкая полуулыбка, которая скользнула на доли секунды и исчезла, оставив после себя всё то же задумчивое выражение.

Что ж, хотя бы один мой вопрос не остался без внимания. Можно было считать это своей маленькой личной победой в борьбе против ледяного молчания. Отхлебнув холодный горький кофе, я был готов продолжить вытягивать из него постепенно ту информацию, которая меня так интересовала, поскольку после его ответа я почувствовал себя увереннее. Но он не дал мне заговорить:

— Точнее, я был женат. — Я заметил, как он вцепился в чашку, которую взял. Словно боялся уронить её по неосторожности. — Теперь все иначе.

Я слегка пожал плечами и вернулся к десерту. Так случается, и случается не редко, хуже, если он пережил нечто более ужасающее, чем развод. Но спросить об этом не позволяла врожденная тактичность, и не хотелось ворошить его прошлое без разрешения.

Странно. Зачем же он здесь?... Моё сознание мечется от одного его образа — властного, страстного, к другому — сдержанному, почти серьезному, который я вижу сейчас. Вдали от столицы, совсем не такой, как всегда — более спокойный, менее надменный, хотя, разве он не должен быть таким? Ведь сейчас мы не ночью в сердце порока Москвы, мы в центре Гааги, в самом начале вечера, за окнами ещё не успело стемнеть. И завтра в 9:00 утра мне нужно идти на первую конференцию. Неправильно это, неестественно — встречать его тут. Его место — это помпезные золочёные залы Клуба, сдержанная страсть, разлитая в воздухе, эти комнаты, укромные места, холодная Москва, но никак не по-европейски консервативная и тихая Гаага. Он не вписывался в эту обстановку, в это время и в мои планы.

— Тебе нравятся лилии? — спрашивает, не взглядывая на меня, делая вид, что очень занят своим десертом. Боится, что я обидюсь?

— Это от тебя? — удивить меня не так легко, но этот странный жест... Его? Зачем? Оригинальное приветствие на новом месте?... Что происходит с ним, зачем все эти псевдоромантичные знаки внимания, ему что, так интереснее живется?

Он поднял на меня взгляд, изогнул бровь:

— Ты не читал записку?

Я покачал головой:

— О чем ты?

Он улыбается. Впервые за весь вечер — искренне.

— В этом весь ты, никогда не докапываешься до истин. — Он усмехнулся. Любопытная постановка фразы, однако — неужели он мог знать меня настолько, чтобы иметь право так говорить? — Но, наверное, так даже лучше... — Он наклоняется над столом, ближе ко мне. — Мир полон неожиданностей, вот почему ты так удивился, увидев меня. Я писал, что намерен пригласить тебя на ужин. Собственно, что мы и делаем сейчас. Только как-то вяло. — Снова легкая улыбка, он коснулся пальцами моего рукава — такой невинный, смущенный, удивительно неловкий жест. — Но ты не ответил — как тебе цветы?

Растерянный я смотрел на него, не очень понимая, что происходит и как именно мне лучше реагировать на его монолог. Человек, сидевший напротив меня, внушал теперь не только недоверие, но и опасение, внутреннюю тревогу, дискомфорт. Ощущение того, что нужно тут же сбежать, вернулось, хотя я вряд ли сделал бы это. Я ничего не знал о нем. А он был прекрасно осведомлен даже о том, где я остановлюсь.

Эта странная его одержимость начинала меня всерьез пугать.

— Для чего это тебе нужно?

Он вздохнул — изобразительно, с хитрой улыбкой на краях губ.

— Видимо, я никогда не узнаю твоего отношения к лилиям. Я не следил за тобой, если ты об этом. Так получается, что нас снова столкнуло... И я решил ...

 

послать тебе небольшой комплимент.

Нет, жизнь не может так надо мной издеваться. Более полугода постоянной выдержки, и вдруг мы, вот так просто, остаемся вдвоем — без Клуба, без моей жены и без её неудержимого желания. Одни...

Жестом подзываю официанта:

— Two bottles of sweet red wine, please. — Говорю, отмахиваясь от винной карты, предлагая самому официанту сделать выбор. Теперь пришла очередь удивляться моему неожиданному спутнику.

— Ты что делаешь?

— Успокаиваюсь. — Пожимаю плечами.

Официант возвращается быстро, с бокалом, наполненным прекрасным рубиновым напитком. Мое неожиданный сотряпезник непонимающе наблюдает, как я пробую вино, киваю, одобряю, и, после того, как наш вышколенный гарсон уходит, осуждаю одним махом весь бокал. Вино вишнево-черешневым привкусом дразнит, пьянит сладостью, интригует раскрытием вкуса. Полнотелое, зрелое, оно как нельзя лучше подходит на роль утешителя. Я, вопреки всей моей вежливости, не предлагаю ему бокал — возьмет сам, если захочется.

— Откуда ты здесь взялся? — спрашиваю, ощущая, как становлюсь все смелее. Сейчас я ему все выскажу.

Он улыбается. Мягко, неуверенно посмотривая на мой бокал, берет его и делает большой глоток. Недолго наслаждается и отвечает:

— Думаю, догадаться несложно. Мы коллеги.

Слово резало слух: коллеги? Любопытно, почему же я тогда ни разу не видел его на своей работе? Не встречал этого профиля, этой горделивой осанки, надменности, холодности?... Где же прятала его наша компания до сих пор так, что и на очередной конференции я встречаю его впервые? Хотя, скорее всего, я не обратил внимания — я себя знаю, мог и забыть о чем-то таком, и еще, увы, я не могу похвастать прекрасной памятью на лица... Хотя... Что-то ворочалось в моей голове, что-то неуловимое... И тут понимание накатывает на меня волнами облегчения:

— Ты, по-моему, из другого филиала, верно? — говорю, допивая вино. Оно просто невероятное, официант заслужил свои чаевые.

— Департамента. — Поправляет он меня спокойно. — Я директор департамента.

— Недавно назначен? — продолжаю допытываться, не знаю даже, зачем, ведь мне теперь и так все ясно. Мне приятно, что все встало на свои места, как будто гора сшла с плеч. Я мог вздохнуть спокойно и не воображать, что меня преследуют. Он кивнул:

— Да... И ты сам, конечно же, в совете директоров... — протянул он. — Впервые я увидел тебя на одном из мероприятий, если помнишь — в Рэдиссоне, в Сочи, полтора года назад, как раз после моего назначения. Ты был очень уверен в себе, я скажу.

Я улыбнулся. Когда дело касается моей работы, я всегда крайне сосредоточен и собран, и, вероятно, могу выглядеть уверенно. Но это моя работа, если было бы иначе, вряд ли я бы стал тем, кто я есть. Конечно же, я помнил этот трехдневный кошмар — Сочи, гвалт, сложное принятие решения о слиянии с другой компанией, что далось нам с большим трудом. В результате появилось несколько областных филиалов. Но, по-видимому, тот, кто сидел напротив меня, был директором одного из новых подмосковных департаментов. Что ж, любопытно, конечно же, как я смог упустить его из виду?... Хотя, учитывая мое рассеянное внимание, относящееся к людям на подобных мероприятиях, я ничему не удивляюсь.

Он одновременно со мной потянулся к моему бокалу; наши руки встретились и я отпрыгнул первым. Он тактично не обратил внимания на мой резковатый жест и снова выпил вина, глядя на меня через стекло. Приятная легкость в голове, небольшая спутанность мыслей... Разговор потек в непринужденном рабочем русле, мы обсудили акции, поговорили о начальстве, подчиненных и тому подобном; с ним даже оказалось неожиданно легко. Я и сам не заметил, как допил всё вино, чтобы он больше не покушался на него, надо думать, и мы попросили счет. Голова как-то приятно отяжелела, судя по всему, вино оказалось не только прекрасным, но и коварным. Понадобилось немного времени, чтобы я осознал, что собственное тело мое просто наотрез отказывается меня слушать — сказался долгий перелет и отсутствие нормальной еды. И это конечно же не смогло ускользнуть от внимания моего спутника.

— Ну что, — сказал он, оценивая обстановку, — все понятно. — Не задумываясь, он обнял меня за талию, и мы направились к выходу.

Мы шли, и я неуклюже спотыкался, почти тянул нас обоих на черную поверхность тротуара. Он проклинался, но тем не менее успевал подхватывать меня, возвращать в вертикальное положение, и мы медленно продолжали движение. Странно, совершенно ясное сознание, но абсолютная потеря контроля над телом... Я мыслил четко, но передвигаться и тем более говорить было очень проблематично.

— Держись за меня, — сказал он, плотнее прижав меня к себе, — так будет удобнее.

Я был не в состоянии спорить, поэтому молча обвил его рукой за плечи.

Прохладный воздух приятно освежал, настроение было просто замечательное. Мой спутник мягко удерживал меня от падений и таким образом мы добрались до гостиницы без спешки.

Сгрузив меня в лифт, он смог немного отдохнуть, прислонив меня к зеркальной стене. Сам он отошел в сторону и вздохнул, глядя на меня. Помню, что я тогда криво усмехнулся:

— Умаялся?

Он, как разумный человек, в дискуссии с моим язвительным телом не стал вступать и молча подставив плечо, продолжил наш нелегкий путь до номера, когда лифт остановился на моем этаже.

С ключом возникли проблемы — я совершенно не помнил, куда дел непреметную магнитную карточку, и ему пришлось пошарить по всем моим карманам. Нетерпеливая рука сама никак не могла найти его, пока, наконец, не скользнула в карман рубашки, где и обнаружила ключ. Открыв дверь, он сгрудил меня на кровать и сам сел рядом.

И вот меня как будто осенило — мы же в номере. Какого черта так рано? Мы могли бы ещё провериться, всё-таки погода к этому располагала, почему тогда мы здесь? Мне не хотелось ложиться в такое детское время.

— Нет, пойди... — я даже всерьез намеревался встать.

— Куда? — спохватился мой спутник, и вовремя пресек мои попытки. — Тебе нужно выспаться.

Я был непреклонен, и даже сумел его оттолкнуть. Удивленный, мой спутник сжал губы и повалил меня обратно на постель.

— Тебе надо уснуть, завтра рано вставать. — Спокойно заявил он, несмотря на все мои нетрезвые протесты. — Ложись.

— Не хочу, такая чудесная ночь! — я сопротивляюсь, как могу, отбиваюсь, но вижу лишь его смеющиеся холодные голубые глаза.

Мы боремся, я — за то, чтобы встать с кровати, он — за то, чтобы я в неё лёг. И победить нужно было любой ценой, поэтому я, не смотря на то, что тело меня подводило, как-то пытался им управлять. В какой-то момент мне даже показалось, что я удерживаю верх, но он вдруг резко навалился на меня и прижал собой к матрасу, его глаза встретились с моими, он был так близко, дышал тяжело от борьбы, взъерошенные черные волосы, несколько прядей прилипли ко лбу... Холодный лед глаз смотрел пристально, заглядывал в душу, призывал к успокоению.

— Спать. — Сказал он тоном, не терпящим возражений. И держал меня, пока я не успокоился и не прекратил трепыхаться в его руках.

Наконец, он оторвался от меня. Ещё несколько минут следил, чтобы я ничего такого не натворил, но я лишь привстал, чтобы расстегнуть рубашку. Только пальцы не слушались, и это простое действие привело мой мозг в ступор.

— Я помогу. — Весь это время наблюдавший за моими неудачными попытками, мой незнакомый знакомец отстранил мои пальцы и быстро расстегнул рубашку, помог снять ее с плеч. Он молчал, когда как-то задумчиво провел руками по моему прессу, а потом взялся за ремень. «Он ведь не впервые раздевает меня», — подумалось мне, но отказываться от его помощи не хотелось. Он, вопреки моим ожиданиям, не посягал на мое тело, просто методично раздевал его, а я старался помочь ему, хотя моя помощь ему скорее мешала. Он дошел до джинсов, расстегнул их и почему-то остановился:

— Дальше сам сможешь?

Я кивнул, даже достаточно уверенный ...

 

в своих силах и чуть побаливающий встал. Джинсы оказались на полу, и неуклюже перешагнув через них, я грохнулся обратно на кровать. Тело охватила непонятная усталость, захотелось спать... Мой спутник молчал, сидя рядом со мной, затем я почувствовал, как он, вздохнув, снимает с меня носки. Медленно, аккуратно гладя мои ступни... Это было странно, но приятно, и мое сознание, хотя и было затуманено алкоголем, запечатлело этот момент. Только задумываться об этом не хотелось, поэтому оно отодвинуло все на задний план. Сон накатывал на меня, подобно волне океана, и уже я не сопротивлялся ему. Уже находясь полусне, я почувствовал, как чьи-то руки пытаются убрать из-под меня одеяло и когда им это удалось, заботливо укрывают меня... Я же повернулся на бок и окончательно провалился в сон.

***

Утром я проснулся с головной болью и в дурном настроении. Вот что значит "расслабиться", видимо. А еще я чувствовал свою глубочайшую вину за вчерашнее. Очень некрасиво было поступать с ним таким образом, ставить в неудобное положение, до таскивать меня до гостиницы... Нехорошо получилось. Я вспомнил разговор за ужином и прочел записку, которую вчера проигнорировал, из нее выяснив, что он живет прямо надо мной. Поэтому за час до начала конференции я уже стучался к нему в номер. Я не знал, что именно следовало делать в такой ситуации, но был уверен, что нужно что-то сказать, как-то загладить свое непростительное поведение...

— Да? — его голова появилась в приоткрытой двери.

— Привет, — я напряженно улыбнулся, — я...

— Заходи. — Прервал он меня, распахнув дверь. — Располагайся.

Я вошел, все еще не зная, что именно сказать ему. Невольно отметил, что номер был поменьше моего. А хозяин его разговаривал передо мной в одном полотенце на бедрах, и на его коже еще не обсохли капли воды, стекая по рельефному телу вниз... Я сел в кресло, изредка бросая на него взгляды.

— Ты что-то хотел? — интересуется, вытаскивая вещи из шкафа. Я неопределенно пожал плечами.

— Да... Спасибо за твое терпение... Вчера.

Он раскладывает вещи на кровати. Мгновение — и полотенце скидывается на пол. Я вижу его мускулистую широкую спину, ягодицы, сильные ноги... Безусловно, мужчиной он был очень привлекательным, не зря он понравился моей жене, и, думаю, многим другим женщинам тоже. Я не смог оторвать от него взгляда, пока он медленно, не торопясь, одевался, скрывая от меня такое знакомое и незнакомое одновременно тело. Я бесстрастно наблюдал, как обнаженная кожа закрывается тканью, мягко ложащейся на нее: белье, носки, рубашка, брюки... Все это время ни он, ни я не произнесли ни слова. Я смотрел, как его пальцы проворно справлялись с пуговицами, ремнем, молниями, как легко он застегнул манжеты и поправил воротник. Он ладонью разглаживал складки на одежде так, будто и они обязаны были выглядеть соответственно его стилю. Наконец, акт одевания был завершен, остался лишь пиджак. И только после того, как он подхватил его с постели на руку, только тогда он повернулся ко мне и удостоил внимания мою начальную реплику:

— Было бы грубостью с моей стороны оставить тебя в таком состоянии одного. Пойдем.

Конференция проходила на третьем этаже современного, огромного офисного здания, выполненного в стиле Московского делового центра: тонированное стекло и металл. Ничего нового — переговоры, директора, предложения по развитию, которые обсуждались активно всем составом, сам Александр, имя которого я узнал этим утром от нашего коллеги, что приветствовал его возгласом:

— Александр Олегович!

Удивительно, что мы так и не познакомились. Я так привык воспринимать его без имени, как в Клубе, что мне вчера даже в голову не пришло спросить, как его зовут. И после того, как они переговорили, я, наконец, решил обратить на эту деталь его внимание:

— Приятно познакомиться,— усмехнулся я,— я — Влад.

— Да, знаю.— Улыбнулся он.— Твое имя легко запоминается.

Мы раселись по местам, и началась привычная работа коллективного ума на благо всей организации. Он сидел поздальше от меня и высказывал периодически довольно неплохие предложения, что выдавало в нем неординарного руководителя. Я, в зависимости от ситуации, тоже вставлял свое слово, так и проходило наше обсуждение — неторопливо и очень рационально, даже плодотворно. Меня радовало, что работа спорилась с самого начала, это значило, что к концу наших конференций мы сможем прийти к более высокому уровню руководства теми структурами, что у нас есть.

Мне всегда нравилась моя работа, нравилось то, что от меня что-либо зависит, нравилось управлять людьми. Но я всегда находил время на семью и не был женат только лишь на работе, ещё я увлекался большим теннисом, плаванием, любил иной раз пойти в поход в горы, вобще любил разного рода путешествия и увлекался видеосъемкой. Монтаж, подбор кадров — все это занимало меня неимоверно, и я часами мог монтировать какой-нибудь отснятый материал. В результате получалась вполне приличная документалка о моей с женой жизни, которую можно было бы показать нашим детям...

Один из руководителей компании, по имени Вячеслав, отвлек меня от семейных вопросов и праздных раздумий. Он находился слева от меня и, наклонившись ближе, шепотом спросил:

— Какие планы на вечер?

Я честно признался, что никаких, и его ответ устроил:

— Приходи ко мне сегодня? Что-нибудь посмотрим, побеседуем...

Слава работал в моем филиале в центральном округе Москвы. У нас было довольно частое общение – как на работе, так и после работы в соседнем баре за коктейлем. Мы говорили о женах, семьях в целом. Слава был моим сверстником и хорошим парнем. Наше общение было не принужденным и легким. Мы свободно говорили на разные темы, только о Клубе я предпочитал умалчивать. Он рассказывал о своей жене и двух прекрасных близнецах. Было интересно общаться с ним – он обладал эрудицией. Таких людей на работе найти было непросто.

— Может, сначала заглянем в бильярдную, а потом уже вечером в гостиницу? — предложил я. Он согласился, полностью удовлетворенный этим планом.

Мне нравилось, что мои вечера проходят не в одиночестве. Я не буду курсировать между бизнес-центром и гостиницей почти две недели. Буду вести обычную жизнь, не умирая от скуки. Командировка, конечно, будет интересной. Главное – чтобы Александр не испортил ее своим присутствием.

После конференции он подошел ко мне:

— Неплохое начало, верно? — он указал головой на графики, я кивнул. — Думаю, итог будет очень удачным.

— Согласен. — Сухо ответил я.

— Так, договорились встретиться в шесть часов в холле? — Слава прошел мимо нас.

— Да, все правильно. — Отозвался я. Последовало короткое мгновение обмена именами, я познакомил их друг с другом.

— А можно я с вами? — поинтересовался Александр, внимательно глядя на Вячеслава, и тот широко улыбнулся, опережая меня с ответом:

— Ну конечно.

Я был готов провалиться сквозь землю от негодования. Когда Вячеслав скрылся из виду, я шепнул:

— Черт возьми, зачем ты пристал к нам?

Александр неторопливо пошел к выходу, небрежно бросив:

— Не хочу его разочаровывать.

— Чем? — поразился я, нагоняв его у дверей. — Что ты имеешь в виду?

Он остановился на полпути, так резко, что я едва не врезался в него.

— Ты серьезно не видишь? — удивился он в свою очередь и, понизив голос, продолжил:

— Да он просто не дышит даже, когда видит тебя, ему от желания все конечности сводит, а ты действительно ничего не замечаешь?

Я сразу вспомнил, как Слава время от времени прижимался ко мне в бильярдной, показывая мне тот или иной удар, как всегда норовил коснуться, но... Все это являлось словно ледяным ушатом воды, вылившимся на меня совершенно внезапно, и просто так поверить в какие-либо подобные намерения просто не было возможности. Чтобы семьянин вел себя так с подобным умыслом?...

 

Он молчал, и я — тоже, не в силах выговорить ни слова, но наконец-то я отмер:

— Никогда не суди по себе.

Александр, ухмыльнувшись, приподнял бровь, но ничего не сказал. И я направился к двери, не обернувшись.

Да что он себе такое позволяет? Мало того, что врывается в мои дружеские отношения, так еще пытается их разрушить. Зачем ему это? И почему он всегда все норовит испортить, изменить под себя?..

Я вернулся в отель один, и все еще злился, бросил вещи на кресло, сам устало рухнул в другое, и сжал пальцами виски. Разве его присутствие, как Дамоклов меч, будет нависать надо мной? Нет, не хочу... Нет... Видеть его — как видеть собственную темную сущность, что время от времени требует подкормки. Хотя я и не хотел с ней сталкиваться, однако, если ты находишься в мире коллег, то обязательно нужно поддерживать с ними какие-либо отношения. Иначе ты будешь за бортом этой корпоративной машины.

Допустим, почти весь совет директоров, кроме меня с Александром, в данный момент заседал в ресторанчике с местной кухней, о чем один из директоров регионального департамента уведомил меня сообщением в WhatsApp, с предложением присоединиться к ним. Я вежливо отказался, ссылаясь на неотложные планы. И принялся одеваться.

До встречи с моими коллегами было каких-то полчаса.

***

С Александром мы столкнулись в лифте. На улице стало холоднее, и я захватил с собой тренч, а он был в черных джинсах, черном расстегнутом френче, черной рубашке — весь в черном, совсем как в Клубе. От этой мгновенной ассоциации мне снова стало как-то не по себе, но я быстро отмел все эпизоды, с ним связанные, и вошел в кабину лифта. Он кивнул в знак приветствия.

— Возможно, я слегка погорячился, — сказал вдруг он, — насчет Вячеслава.

Я пожал плечами.

— Очень может быть. Не вижу вообще причин, чтобы ты так думал.

Он вздохнул.

— Влад, пойми, я вряд ли объясню тебе, что я ощущаю, но это сродни инстинкту. Ты... это просто чувствуешь, и все.

«Чувствуешь, и все изменится». Интересно, а со мной тогда было то же самое?... Просто чувствовал, и все? И ведь на самом деле не так уж важно, что он ошибся, я же все равно тогда позволил себе не отказать ему. И уже начинаю об этом жалеть.

Мы вышли в холл точно в 18:00. Пунктуальностью из всех нас не отличался только сам виновник сборов.

— Вероятно, я действительно мало в этом разбираюсь, — сказал я, опускаясь в просторное кресло в лобби, — но я общаюсь с ним достаточно давно, у него замечательные близнецы и жена.

Саша покачал головой, сел напротив:

— Это еще ничего не решает.

Может быть, конечно, лично для него самого это и ничего не решало, но вот для меня значило очень многое. Слава очень любил жену и своих детей, они всегда вместе планировали отдых, проводили выходные. Он даже крайне редко надолго засиживался со мной, мотивируя это тем, что ему нужно домой. О чем же говорит этот змей-искуситель с алебастрово-белым горлом, что оттеняется черной рубашкой? Заметив мое замешательство, он все-таки решил пояснить:

— Всем хочется отдохнуть от семейной суеты, веришь ли?... — улыбнулся он. Я вздохнул и уже хотел что-то сказать в ответ, но он прервал меня энергичным приветствием опоздавшего:

— О, Славик! Мы тебя уже ждали!

Немного смущенный таким ярым приветствием, коллега встал рядом с нами:

— Извините, что опоздал... — пробормотал он неуверенно. Высокий и худощавый, он всегда выглядел несколько неуклюже, а теперь и вовсе угловато — смущение его не красило. И белая рубашка, что сидела на нем словно вторая кожа, лишь подчеркивала его феноменальную стройность, как и голубые джинсы скинни. Тем не менее, у него были широкие плечи, и очень узкие бедра, тонкая талия подчеркивалась кроем рубашки, а темно-синюю куртку он перекинул через руку. Светлые волосы, имевшие обыкновение непослушно, почти художественно торчать в разные стороны, сейчас были аккуратно уложены.

— Не беспокойся, — заверил меня Саша, наш общий знакомый, — все в порядке.

Я не мог скрыть, как он смотрел на него — вызывающе, оценивающе. Было заметно, что Вячеслав робел под этим пристальным, испытующим взглядом.

— Пойдем? — это Александр уже обратился ко мне.

— Конечно, — отозвался я, — пора.

— Да, Саша... — произнес Слава, но тот лишь ласково улыбнулся и коснулся ладонью плеча моего друга.

— Я — Алекс.

Так я узнал, как нужно называть того, что всегда ходил за мной по пятам.

— Пойдем, я тут один классный бар присмотрел в центре, — они шли впереди, я же немного их сторонился и шел поодаль. Пока Слава взволнованно слушал своего знакомого. Там такая выпивка и такой бильярд!... А вид из окна еще лучше.

Алекс ненавязчиво приобнял Вячеслава за плечи, пока мы шли до стоянки такси, решив не ждать у гостиницы. Идти было недалеко, и я с удовольствием вдохнул влажный воздух города полной грудью. Алекс балагурил, рассказывал что-то своему новому знакомому, словом, вел себя так разгульно и по-свойски, как никогда не вел себя при мне. И все чаще прижимал Славу к себе — будто случайно, в порыве дружеских чувств. Тот, кажется, не особенно против, но точно находился в шоке от такого потока внимания, водопадом льющегося на него. Мы отыскали свободное такси и я объяснил водителю, куда нам нужно. Алекс и Слава разместились на заднем сидении, я сел впереди.

— Сегодня точно повеселимся. — Сказал Алекс. В зеркало заднего вида я видел холодные, хорошо мне знакомые, похотливые глаза, в которых отчетливо вырисовывался образ самого дьявола и смущенный, растерянный взгляд моего коллеги. Я покачал головой, глядя на все это. И почему этот тип разрушает все вокруг себя?

Весь путь мы молчали, лишь Алекс изредка рассказывал о той или иной улице, которая имела важное историческое значение. Он невольно упомянул, что бывал здесь раньше и что ему очень нравилась Гаага. Я же, наоборот, не видел в ней ничего такого привлекательного и предпочитал Гааге немного суетливый Амстердам с его домами, кланяющимися каналам и уютными улочками.

— Приехали. — Такси остановилось возле бара с необычным голландским названием. Место было явно не туристическое, и тем интересней оно нам казалось.

Я оттолкнул массивную деревянную дверь. Скрипнув, она открыла доступ в зал типичного голландского бара.

Несмотря на скромную вывеску, само помещение оказалось весьма просторным и занимало несколько этажей. Мы поднялись по лестнице, мимо охраны, выше располагались столики, туда-сюда шныряли официанты, а еще выше находились бильярдные столы, дартс и барная стойка. Алекс уверенно подошел к ней и стал разбираться с барменом относительно оплаты стола и выпивки.

Столы были прекрасные, практически новые, традиционного изумрудного сукна еще не потерлось от частоты игр и игроков, полированные шары для пула, выставленные пирамидой, ярко блестели цветными боками под лампой. В углу располагалась стойка с киями — тяжелее для русского бильярда, полегче — для пула, было несколько пар перчаток и, конечно же, мел. Алекс вернулся — довольный, с тремя кружками темного пива и миской простых соленых закусок, которую он умудрился поставить на эти три кружки и сообщением о том, что стол заказан, можно приступать. Как я и ожидал, оба моих противника выбрали русский бильярд, играть предстояло в свободную пирамиду, и мне выбора не оставили, а впрочем, я любил все разновидности этой игры.

— Как мы будем играть втроем? — поинтересовался Вячеслав, приставившись к краю стола и время от времени прикладываясь к своей кружке. Да, разумно, ведь в пирамиде пятнадцать шаров и выигрывает тот, кто забьет первые восемь. Впрочем, все вариативно.

— Кто больше забьет, тот и выиграет. — Предположил я. — По одному ходу на каждого до первого промаха.

Алекс и Слава согласились, я отправился выбирать кий, а они продолжили о чем-то весело болтать. Их поведение меня настораживало, заставляло приходить в голову разные мысли, что к деловым отношениям никак ...

не сводились, я видел, как Алекс обходит Вячеслава, и мне это не нравилось. Зачем ему это?... Разве нельзя просто провести обычный приятный вечер с коллегами по работе, не думая о сексе? Хотя, о чем это я, в самом деле, ведь он, кажется, увязался с нами исключительно ради этого.

Я принес им два оставшихся кия, мел и себе взял перчатки.

— А Влад у нас эстетствует, — заметил Алекс, — тебе идут.

Я молча надел перчатки, проигнорировав его замечание, стараясь меньше обращать внимание на все то, что он говорит, и разбил пирамиду. Два шара попали в лузы, остальные разлетелись, ударяясь о борт.

— Вяло, — хидно прокомментировал Алекс мой очевидный непрофессионализм, и подошел к столу, хорошенько натерев накладку мелом.

Тремя точными движениями он успел загнать в лузы пять шаров, на шестом шаре его настиг кикс — кий соскользнул с битка, и удар получился слабой силы, до лузы он не дотянул.

— Здорово. — Выдохнул Вячеслав, восхищенно глядя на Алекса.

— Итак, вот так нужно делать. — Произнес Александр с самодовольной ухмылкой на лице, но я спокойно потягивал очень вкусное пиво, решив не отвечать на все его выпады.

Слава неуверенно начал, и я заметил, как кий скользил в его влажных ладонях. Почему же он так волновался? Что заставляло его так трястись и проигрывать? Он загнал в лузы всего два шара, и все, обычно он был более собран. Я взялся за кий. Для победы или ничьей в этой партии требовалось забить в общей сложности не меньше пяти шаров. На столе их оставалось шесть.

— Давай, поддразнивает меня Александр, одному ему известно зачем,— посмотрим, на что ты способен.