Дети Вудстока. Из сборника Эро рассказы дети Часть 4

Вступление автора:

Этот раздел - завершающий - предназначен только для тех, кто прочитал первые три части этого рассказа (я заранее отвечаю на возможные вопросы типа «Что на порно-ресурсе делает подобный рассказ?»). Я прошу извинения у всех, меня читавших, за такое долгое молчание - у меня просто не получалось закончить рассказ. Тем же, кто захочет присоединиться к этой немногочисленной компании - добро пожаловать).

Глава 6. «Рыбная считалочка»

Как выступали Арло Гатри и Джоан Бэз, завершавшие собой этот день, никто из компании уже не видел. Спали все - даже младенец.

Утром Стюарту разбудил вертолёт, пронесшийся низко над головами. Парень открыл глаза и тут же их закрыл - его ослепило солнце. В следующее мгновение оно зашло за тучу, заговорившую голосом Чарли:

- Стю, вставай... Стю, помощь нужна, вставай!

Затем туча легонько потыкала ногой в бок Стюарта, и тот снова открыл глаза:

- Что такое, Чарли?

- Надо расчистить место для вертолёта. Привезли продукты, но пилоту сесть негде.

Стюарт почти проснулся и приподнялся на локтях:

- Расчистить? От чего?

Чарли обвел рукой. Стюарт огляделся.

Ещё вчера мирно зеленеющее поле люцерны выглядело полем битвы под Геттисбергом. Везде, насколько хватало глаз, спали - и на спальниках, и прямо в грязи, и даже на капотах и крышах немногочисленных машин, на которых добрались первые счастливчики. Спящими были заполнены и сами машины, не говоря уже о тех самых "пяти автобусах из Орегона".

- И как это можно расчистить? - недоумевающе спросил парень.

- Сам пока не представляю, - отозвался Чарли. - Соберём ребят, Уэви придёт. Будем что-то думать... Только быстрее надо.

— А вертолет? Он будет кружить над нами?

Чарли не ответил и потянул Стюарта. Тот поднялся, и они вдвоем, утопая в грязи и осторожно переступая через спящих, стали пробираться за сцену, ближе к лесополосе - в той стороне народу было меньше.

- У нас за деревьями несколько палаток, - пояснил на ходу Чарли. - Там кухня есть, "малая сцена". Даже медпункт ночью поставили - помнишь вчерашний вертолет? Хорошо было бы, если бы вертолет сел ближе к той стороне.

- Медпункт, говоришь? - Стюарт даже остановился - Так надо туда Фло отвести с ребенком - пусть посмотрят. И остальных бы отправить - Молли, Ким...

- Отведем-отведем, не переживай, - нетерпеливо произнес Чарли и снова потянул его за собой.

По пути он забирал с собой всех слонявшихся без дела, так что вскоре их набралось около полутора десятков. Когда они добрались до места, там уже находилось около сотни человек - в большинстве своем из "хиппи-полиции", - среди которых выделялись двое: долговязый худой мужчина очень неопределенного возраста, одетый в стиле американских пионеров-фермеров с неизменным шейным платком, и невысокий крепыш средних лет с лицом отставного морпеха. Это были два лидера: один - коммуны "Hog farm" Хью Ромни, больше известный как Уэви Греви; второй - коммуны "Веселые проказники" с Западного побережья Кен Баббс. Они озабоченно переговаривались, осматриваясь по сторонам и время от времени поглядывая в небо.

- Может, на веревках сбросить? - предложил Баббс. - Там же ничего бьющегося нет, Уэви?

Уэви, широко улыбаясь, покачал головой.

— Ни у одного вертолета не хватит столько топлива, Кен — он крутится над нами и ждет, пока все скинут. — Он щелкнул языком: у него во рту было всего два верхних зуба. — Там завтрак на четыреста тысяч, представляешь? Гольдштейн постарался. Так что мы целый день потратим на то, чтобы все принять... Да и есть ли там кому скидывать? Не-е-е, нужно другое придумать... В оцепление встать разве что...

— Это как? — не понял сначала Баббс.

— Взяться всем за руки и сделать кольцо, — пояснил Уэви. — Чем больше станет людей — тем больше будет кольцо. И вертолет туда сядет. А потом перетаскаем.

— Это несерьезно, — покачал головой Кен. — Никто не устоит, когда вертолет приземляться будет.

— Полторы-две сотни устоят, — заверил Уэви, по-прежнему улыбаясь. — А кто не устоит... что ж, полетает. Реальный трип — это же круто, чувак! — И он обратился к остальным, объясняя им, что надо делать. Кен недоверчиво хмыкнул.

К тому времени, привлеченные сборищем, к толпе присоединилось ещё несколько десятков человек, и Греви удалось быстро организовать людей для очистки пространства и создания кольца. Вертолет успел сделать пару кругов над полем, и, когда снова оказался над ними, Кен начал усиленно сигнализировать. Пилот понял сигнал, и машина стала спускаться. Стюарта обдало горячим ветром. Парень непроизвольно нагнул голову, прикрыв глаза и крепче сжав руку Чарли — справа — и незнакомого белобрысого коротко стриженого юноши — слева. Ветер забивал дыхание, резал глаза — Стюарт чувствовал это даже сквозь прикрытые веки. Уши заложило от воя винтов. На мгновение парню показалось, что вертолет вот-вот сядет на него — настолько близко раздавался вой. Тело напряглось, голова вжалась в плечи.

Наконец вертолет приземлился, распыляя грязь. Стюарт задержал дыхание. Шум стал тише, постепенно ушло звонкое звучание в ушах. Вскоре винты остановились. Парень вздохнул с облегчением, с трудом разжал руки и увидел, как Чарли побежал к вертолету и тут же исчез в окружившей его толпе. Затем из люка полетели первые грузы, и толпа превратилась в цепочку людей.

Следующие несколько часов Стюарт вместе со всеми перетаскивал тяжелые пакеты с соевым соусом и овощами на кухни. В одной из таких ходок он увидел мимо пронесшегося Чарли в расстегнутой куртке, крикнувшего ему на ходу: «Я за Фло!» Первая мысль Стюарта была бежать следом, но потом он передумал, решив встретиться с ними у медпалатки.

Это оказалось разумным: пока Стюарт дотащил очередной пакет, расспросил, где находится медицинская палатка и добрался туда, Чарли и Флоренс с ребенком уже стояли у входа, ожидая, пока доктор-итальянец закончит разговор с двумя молодыми людьми в кожаных безрукавках на голое тело. Стюарт подошел поближе и услышал:

— ...в основном порезы. Несколько случаев глазных ожогов — три или четыре. Одухотворенные какие-то забрались на ЛСД и смотрели на солнце. Есть два случая звуковых ожогов.

— Звуковые ожоги? — удивленно переспросил один из собеседников — невысокий, очень молодой парень с копной кучерявых волос и отрешенно-неземным взглядом, из-за которого друзья иногда его называли «космический эльф».

— А чему вы удивляетесь? — пожал плечами доктор. — Вы такую стереосистему установили — ее почти в самом Вудстоке слышно.

— Все равно странно, — проговорил второй — длинновязый. — Вчера выступали только фолк-сингеры...

- Предлагаю удалить людей из зоны, - посоветовал доктор. - Я думаю, на фестивале не обойтись без массовых столкновений. Но если тяжелые группы выйдут...

"Эльф" покачал головой:

- Это просто невозможно, док. Столько людей... И их будет ещё больше - начался уик-энд.

- Я вас предупредил, мистер Лэнг, - почти равнодушно произнес доктор. - А там - ваше дело. Кстати, вы так бездарно все организовали... Медсестры прибыли только сегодня. Медикаментов не хватает. Антисанитария. Не хочу предрекать, но я очень удивлюсь, если здесь обойдется без летального исхода.

Лэнг промолчал, долговязый же примирительно заговорил:

- Док, да все будет нормально. Кстати, не хотите закинуться? Расслабьтесь вместе...

Доктор с минуту смотрел в его бесхитростное лицо, как бы пытаясь понять, нет ли какого-то подвоха, затем протянул руку:

- Давайте...

Чарли решил, что пора вмешаться:

- Прошу прощения, доктор, вы можете осмотреть девушку и ребенка? Она родила ночью, может, ей помощь нужна...

Доктор застыл с протянутой рукой, затем собрался что-то сказать, но его перебил влетевший в палатку подросток:

- Док, скорее! Там одного чувака трактором задавило!

Выразительно глянув на Лэнга, доктор быстро направился за подростком, на ходу бросив ближайшей медсестре: "Осмотрите роженицу". Следом за ним выбежали и ...

Лэнг с долговязым. Чарли со Стюартом растерянно переглянулись.

- Хрень какая-то, - неуверенно проговорил Чарли. Стюарт пожал плечами.

Тем временем медсестра завела Флоренс за перегораживавшую палатку пополам ширму. Вскоре оттуда доносился плач ребенка.

— Ты достал молоко? — пробудился Стюарт.

— Ещё утром, — автоматически ответил Чарли. — Думаю, Фло уже сможет кормить его сама. Посмотрим, что скажут сейчас.

Осмотр продолжался недолго: вышедшая медсестра сообщила, что все в порядке. Пока Флоренс кормила ребёнка и приходила в себя, молодые люди договорились о том, что здесь разместят ещё двух рожениц, и наконец они все вышли из палатки. Флоренс выглядела бодрее и улыбалась, осторожно прижимая к себе спящего младенца.

Они пошли к сцене, где два часа назад возобновился концерт. Занятые делами, они пропустили выступление «Quill», и теперь со сцены доносился бодрый перебор гитары и звучный, хорошо всем знакомый голос...

* * *

За пятнадцать минут до начала выступления. Суббота, 16 августа.

— Джо, давай же...

— Вы чего, ребята? У вас совсем от кислоты крыша поехала? — Длинноволосый усатый молодой человек в псевдо-военной форме на голое тело недоумённо смотрит на запыхавшегося Лэнга. — У меня всё с парнями в пробке застряло, даже гитара. Как я выступлю?

— Найдём мы тебе гитару, — весело смеется Лэнг и кивает кому-то сзади. Тут же музыканту протягивают неизвестно откуда взявшуюся старую черную гитару без ремня. Джо берет её, придирчиво осматривает, затем пытается взять пару аккордов и тут же восклицает:

— Мать честная, да она ж расстроена, как мой папаша перед свадьбой... Я только настраивать её буду три часа, Майкл!

— Ну подкрути там что-нибудь... Ты думаешь, кто-то на это внимания обращать будет?

— А ремень?

— Ну что ты как маленький, Джо? Ты без ремня сыграть не сможешь, что ли? Вон, Ричи Хейвенс вчера играл без ремня — и ничего. Три часа играл, между прочим.

— Я не Ричи, Майкл.

— Джо, — вмешивается в разговор долговязый ведущий Джон Моррис (фестиваль начинает приобретать признаки цивилизованности), — нам действительно нужна твоя помощь. Сцена мокрая — нужно ее высушить. Электроинструменты не подключишь. И выпустить некого. Чип с ребятами сейчас проверяет все кабели, чтобы никого током не стукнуло. А время идет. Мы на 9 часов сдвинулись из-за этой погоды. А времени — до понедельника.

— Так я же не заявлен, — уже не так уверенно сопротивляется Джо, — какой от меня толк? И народу-то сколько, Боже ты мой...

— Ну что тебе народ? — снова отвечает Майкл. — Считай, что ты на антивоенной демонстрации. Так легче будет? Представь себя таким Че Геварой — и вперед. Ну же, Джо, всего двадцать минут!

— Пятнадцать, — тут же отзывается музыкант.

— Если пойдешь...

— А это — демонстрация?

Вокруг смеются.

— Черти, ну хоть веревку дайте какую-нибудь, а? Что ж вы так издеваетесь над людьми? Гитара из какого-то подвала, сцена мокрая... Меня током хоть не стукнет?

— Не стой близко к микрофону, и все будет окей, — отзывается Моррис.

— Вот умница какой, а? — комментирует Джо. Он уже сидит на корточках и привязывает поданный ему кусок веревки к грифу гитары — Ладно, хрен с вами. Но, Майкл, что хочешь делай — пятнадцать минут. Не больше. Хоть облаву по окрестностям устраивай, понял? Мне еще с "Рыбами" потом выступать, когда они доберутся...

— Не переживай, Джо, так все и будет — благодушно отзывается Лэнг. Снова взрыв хохота...

* * *

Так уговаривали на солнечное выступление одного из самых радикальных рок-поэтов и музыкантов Америки — Джозефа Макдональда, лидера группы "Country Joe and the Fish", более известного по прозвищу "Кантри Джо". Это прозвище было для американских властей хуже красной тряпки для быка, поскольку напоминало им о временах Второй Мировой войны, когда в США был очень популярен лидер одной коммунистической страны с точно таким же прозвищем — "Кантри (Дядюшка) Джо". Собственно, в честь этого лидера и назван был родившийся в 1942 году мальчик, которому через 27 лет суждено было поставить на уши Вудсток, а потом и всю Америку, одним-единственным солнечным выступлением. Или, если быть более точным — одной-единственной песней...

— Подарите мне вашу букву «Ф»!

— «Ф»! — радостно откликнулось поле, начав знаменитую игру-перекличку от Джо Макдональда. Стюарт, Чарли и Флоренс обменялись взглядами, улыбнулись и стали быстрее пробираться сквозь толпу к своему месту.

— Подарите мне вашу букву «У»!

Секундная недоуменная пауза...

...имевшая простое объяснение.

Обычно на концертах, задавая эту игру-перекличку, пародирующую футбольные «кричалки» фанатов, Джо получал из букв слово «Fish» («Рыба»), поэтому его желание получить другую букву (а в итоге — и другое слово) сначала вызвало оторопь. Правда, она быстро исчезла, уступив место...

— ...«U»! — с интересом подхватила толпа новые правила игры.

— Подарите мне вашу букву «С»!

— «С»!

— Подарите мне вашу букву «К»!

— «К»!

Каждая буква давалась с нарастающим воодушевлением: слушателей охватывало предчувствие чего-то необычного и острого.

— И что в итоге? — голосом школьного учителя спросил Джо.

— «Fuck»!

— Что в итоге?

— «Fuck»!!

Каждый раз это слово звучало все громче и смачнее, превращаясь в некий плевок. Никто не знал, кому именно он предназначался — всех охватило щекочущее чувство сопричастности чему-то запретному, которое вдруг стало возможным высказать открыто.

Поинтересовавшись ещё несколько раз тем, что же получилось в итоге, Джо перевел дыхание — и...

Эй, вы, ребята, цвет страны,

Вы Дяде Сэму вновь нужны:

Влип он, как муха жадная, в мед,

И во Вьетнам дорога ведет.

В руки — оружие, книжки — долой:

Повеселимся толпой!

Стоящие у сцены подхватили припев. Песня, отчаянная и бескомпромиссная, на глазах набирала силу, росла и крепла, словно молодое деревце, становясь центром, притягивающим к себе безцельно бродивших по полю слушателей. Толпа росла, друзьям приходилось пробираться все медленнее и медленнее. Флоренс крепко прижимала к себе ребёнка.

Вторая строфа прозвучала, затем третья... Припев исполнился всем хором. И вдруг Кантри Джо, не нарушая ритма песни и почти не задерживая дыхания, заговорил:

— Эй, вы там! Я не знаю, как можно остановить эту проклятую войну, кроме как не петь ещё громче, чем сейчас. Вас там, на поле, больше трехсот тысяч, так пойте же, ублюдки!

И припев («One, two, three, four, what's we fighting for? «) был подхвачен новыми силами. На последней же строфе, когда Джо язвительно обращался к родителям и предлагал им первым всех отправить своего сына во Вьетнам и первым всем получить его обратно в цинковом ящике, сидящие начали вставать с места и подпевать. Люди стояли так плотно, что Стюарту и остальным приходилось уже протискиваться сквозь них.

Наконец они добрались до своего места — под настоящий песенный грохот (иначе это назвать было нельзя). Тысячеголосое поле пело так, что Кантри Джо не было слышно даже в микрофон. Стюарт морщился, словно от боли, а Флоренс, быстро передав малыша Чарли (Льюис восторженно подпевал вместе со всеми), побежала закрыть уши. К счастью, это продолжалось недолго: песня закончилась, поле грянуло аплодисментами, Кантри Джо помахал на прощание рукой, и ребята смогли перевести дух.

— Молодец чувак! — выкрикнул в ухо Стюарту Льюис, находясь ещё под впечатлением от песни. — Как ...

 

он их всех, а?

Стюарт невольно дернул головой и ответил:

— Интересно, ему за это что-нибудь будет?

— Ты о чём? — не понял Льюис. Волна восторга начинала спадать, и они уже могли разговаривать более-менее нормально.

— Я говорю о том, — продолжал парень, — что одно дело — петь такую песню в кампусе или на сейшне, где все — свои, а совсем другое — вот на таком фестивале. Ты думаешь, они там — он кивнул куда-то в сторону Нью-Йорка — не будут знать, что тут пели и как?

Льюис удивленно посмотрелся на приятеля:

— Стю, ты чего? Что за ерунду ты мелешь? Мы не в свободной стране, что ли, живём?

— Ты как-то быстро забыл, как в Чикаго антивоенную демонстрацию разгоняли. В свободной-то стране, — фыркнул Стюарт.

Льюис быстро огляделся:

— Стю, не так громко...

— Ты чего? — с плохо скрытой издевкой спросил его парень, положа руку на плечо. — Что, агенты ФБР померещились? Бедненький папаша Лью... А как же свободная страна, а?

Льюис с досадой скинул с плеча руку и хотел что-то возразить, но ему помешали.

Со сцены прозвучало его имя. Парень взглянул в ту сторону. Долговязый загорелый человек — видимо, ведущий, — стоя у микрофона, поздравлял его с рождением сына, после чего...

* * *

Опасения Стюарта подтвердились. Через полгода на экраны вышел кинофильм о фестивале, куда вошло и исполнение Джозефом Макдональдом «Вьетнамской песни», и обновленная «рыбная считалочка», и экспрессивное послание музыканта слушателям. Фильм имел грандиозный успех, и не в одном кинозале публика смачно повторяла вслед за вудстокскими хиппи «Фак». Результат не заставил себя долго ждать: Кантри Джо был арестован по обвинению в оскорблении общественной морали. Под давлением общественности через полгода Джозефа Макдональда амнистировали. Сам же фильм в том же 1970 году получил премию «Оскар» — не в последнюю очередь благодаря прогремевшей на всю страну «Вьетнамской песне». Она же дала новый толчок антивоенным и антиправительственным демонстрациям.

...на сцену вышел молодой художник, держащий гитару за спиной. В светлой рубашке и джинсах, он напоминал Джона Леннона. Ведущий представил его как "Джек Ричардсон", и аплодисменты заполнили зал. Джек поднял руки в воздухе и шутливо потряс ими, затем немного попил воды из стаканчика на усилителе. Подойдя к микрофону, он начал разговаривать о том, что все исполнители говорили эти дни: какая классная атмосфера на фестивале, как счастлив он выступать здесь. Сначала он не хотел, но его друг Майкл уговорил его присоединиться, и вот он здесь... Возможно, только человек с острым слухом смог понять издевку в его словах и тональности. Сам певец не осознавал этого. Еще со времен группы "Радость" Джек был известен как циник, умеющий произнести острое слово даже там, где это не было особенно нужно (это также напоминало его знаменитого британского коллегу). И он подтвердил эту репутацию одной фразой на фестивале: "Ребята, любите друг друга, но не забудьте убрать после себя мусор". Однако тогда на это обратило мало кто внимание. Публика была уже в таком состоянии, что смысл сказанного ею почти не доходил до сознания - главное было то, что ей что-то сказали и это пришлось по душе интуитивно.

Затем Джек начал петь. Видимо, будучи под впечатлением о новости о рождении ребенка на фестивале, он спел песню "Молодое поколение", посвятив ее новорожденному. Льюис слушал, раскрыв рот от смущения и удовольствия; Флоренс улыбаясь, прижалась щекой к его плечу. Стюарт, стоящий немного позади них, нехотя залюбовался парой в первый раз осознавая для себя, что они хорошо смотрятся вместе... И внезапно он осознал, что живет рядом с этим простым фактом уже второй год, но либо не замечал его, либо не придавал ему значения. И сейчас, глядя на них, он ощущал пустоту в себе.

Льюис и Флоренс считали, что Себастьян поет для них:

О, как же молодость так неправильно мыслим?

Их ум занят только собой.

Я сам был таким давным-давно,

Моложе, чем они, но их порыв понятен.

Спрятавшись за решеткой правил,

Прогуливая школу под грибным дождем...

Со временем, конечно, много я забыл,

Но я вспомню все то, что должен мой ребенок знать в жизни,

Чтобы он мог задавать мне вопросы...

"Интересно, что Льюис поймет в этой песне?" - подумал Стюарт, наблюдая за тем, как его друг слушает песню. Иногда он относился снисходительно к Льюису - особенно когда речь шла о различных взглядах на жизнь, реальность и мир в целом.

И все то ребенок мой примет, что знаю я.

Мой страх ему - как комикс: я боялся зря... -

задушевно донеслось со сцены.

Наконец Себастьян закончил песню.

- А клево он стариков протянул, правда? - обратился Льюис к Стюарту, закончив аплодировать.

Стюарт пожал плечами:

- Я не услышал, чтобы он их протягивал. Вроде обычная песня, без всякого издевательства. Хорошая и добрая.

- А ты представь, - убежденно заговорил Льюис, - сидит такой весь из себя грустный предок и думает, почему это с сыном он общий язык найти не может.

- И в чем тут издевательство? По-моему, это - трагедия...

- Тра-ге-дия? - насмешливо протянул Льюис. - Стю, а как можно найти общий язык с предками, которые эту войну затеяли? Вот о чем с ними вобще говорить?

- Ты думаешь, - возразил Стюарт, - что тебе со своим будущим сыном не о чем будет поговорить? И что вы не найдете ни тем общих, ни языка? Ты его выслушать не сможешь, если нужда придет? Ты же главного не услышал, Лью: предок в песне не просто сидит и страдает, а пытается примириться с сыном. А вот ему-то, сыну его, все побоку, потому что на уме - только девчонки да кайф.

- Во-первых, - заявил Льюис, - я никогда не отправлю его сражаться. А нас только и делают, что посылают. Те же самые предки. Во-вторых, ты думаешь, этот предок в молодости не веселился? Конечно, чувак, можешь мне поверить. - Он подмигнул Стюарту. - Кайф да девчонки - это все, что нужно от жизни, когда бы ты не жил. Разве нет? - Льюис обнял Фло.

Стюарт хотел возразить, но на сцене, откуда уже ушел Себастьян, началось движение. Одна за другой стали появляться экзотические фигуры с электроинструментами - видимо, сцену уже высушили,- среди которых выделялся невысокий мексиканец с узким лицом. Прищуренные глаза и время от времени поднимавшаяся вверх губа с усиками над ней делали его похожим на хорька.

Это был молодой, но необузданный в своей экспрессии Карлос Сантана со своей группой...

Эпилог. 18 августа. Первая половина дня

Они сидели втроем посреди грязного, изгаженного поля, в компании таких же, как они, немногочисленных слушателей, и слушали, как Джими Хендрикс играл "Звездно-полосатый флаг". Гитара выдавала нечто невероятное: начиная воспевать страну, она тут же задыхалась истеричными, визгливыми и рваными звуками, в которые превращался гордый гимн, и Стюарту слышались в них рев вертолетов, крики умирающих, крушение надежд и "плохие трипы". Когда же звуки снова становились обрывками гимна, это воспринималось как кощунство и издевательство.

Они сидели втроем - Стюарт, Льюис и держащая ребенка Флоренс между ними. У Молли начались схватки еще в субботу, и ее еле успели отправить в медпалатку. Чарли и Ким умчались в воскресенье на мотоцикле - Чарли повез рожать свою подругу в один из близлежащих городков. Разошлись и разъехались "хиппи выходного дня" - студенты и офисные клерки, которые любили на уик-эндах примерить к себе личину неформалов. Уехали "пять автобусов из Орегона", увозя орегонско-калифорнийских хиппи обратно на шею Кену Кизи. Заканчивалась музыкальная феерия - скромно, почти незаметно, несмотря ...

На сцене гений Хендрикс великолепно блестел. За тремя нескончаемыми днями, которые вместили в себя практически всю жизнь, выступления оставили яркий след, пятно, даже шрам. Позади была ужасная субботняя гроза, после которой казалось, что фестиваль не состоится - но он возродился Фениксом из пепла и снова раскрыл все музыкальные краски. Стюарт запомнил все - каждая минута, каждый звук, каждое слово и нота - но особенно ему запомнилось полуторачасовое ночное выступление "The Who"...

...И наступила ночь с субботы на воскресенье - темная, мокрая и грязная, уже унесшая одну жизнь и извергавшая из себя кошмары войны, смерти и бессилия...

Над полем, бессильно распластанном под небом и тяжестью тысяч человеческих тел, которые только что омыла страшная гроза, робко взмывали звуки музыки. Они были такие же грязные и рваные, как и люди, сидевшие на скользкой земле. Но людям было все равно, что они там сидели, что застыла на них грязь, а волосы сплелись на головах в непроходимые колтуны. И тем более все равно было звукам.

Со сцены раздался дрожащий высокий голос:

- Видишь меня... Чувствуешь меня... Касаешься меня... Убивай меня...

Каждый призыв сопровождался ударом по струнам и нежным шелестом дробью барабанщика по тарелкам. Каждый раз певец переводил дух, словно ему не хватало воздуха, словно пронесшаяся днем гроза не освежила мир, а наоборот, погрузила его в беспросветную тьму, из которой не было никакого выхода. Яркие прожекторы, еще вчера ночью ослепляющие выступавших музыкантов как солнце, в эту ночь словно потускнели от безысходности и неуверенности в себе и лишь подсвечивали сзади худощавые фигуры четверых наглецов, стоящих на мокрой сцене и играющих мольбу о свете.

Иногда искры улетали от гитары, разносясь в воздухе. Гитарист кривился от боли, его тело ощущало сильное электрическое потрясение. Из-за этого иногда он не мог сыграть точно, но все это не имело значения, так как настоящие и неподдельные эмоции песни перекрывали все.

"Видь меня... чувствуй меня... коснись меня... убей меня..." - Тихая просьба превратилась в грозный призыв, молитва стала криком. Хрупкий человек стоял перед Вселенной и кричал ей в лицо. "Эй, Бог! Ты слышишь? Ты сам создал меня по своему образу и подобию! Ты сделал из меня Творца - такого же, как и Ты сам! Почему же ты ревнуешь меня к самому себе? Вот я - посмотри! Я не прячусь, не боюсь; я смело смотрю в твои глаза, черные как Вселенная, и призываю тебя на равных: убей меня - и давай создадим новый мир! Мир, где не будет грязи, не будет тьмы, не будет войны; мир, где будет только мир, свет, счастье и музыка. Наша с тобой музыка - слышишь меня? Разве Ты не можешь быть моим соавтором? Я слышу твою музыку - а слышишь ли ты мою?"

К певцу присоединился бледнеющий от напряжения гитарист, и они запели дуэтом. Из глубины сцены наступал рокот ударных инструментов, словно возвещая начало - чего? Создания? Уничтожения? Вместе с ним бас-гитарист точно и уверенно играл свою партию, подчеркивая ритм действия.

И на востоке постепенно засветлело...

"Льюис," - неожиданно сказала Флоренс, прижимаясь щекой к его плечу. "Давай назовем нашего ребенка Стюартом."

Льюис резко повернулся к ней и встретился с её взглядом - просящим и в то же время спокойно-уверенным. Будто девушка знала, что ей не откажут. На секунду Льюиса охватила волна ревности, и он бросил взгляд на друга, для которого, казалось, сейчас не существовало ничего, кроме гитарного безумия.

— Ты действительно хочешь этого?

Девушка молча кивнула. Льюис с минуту задумался, что-то обдумывая и испытующе глядя то на подругу, то на Стюарта, наконец медленно произнес:

— Ну... ладно, давай. В конце концов, он помогал тебе, пока я... — Парень не договорил: девушка мягко зажала ему рот ладонью.

— Спасибо, Лью, — Девушка отняла ладонь от его губ и нежно его поцеловала. — Я люблю тебя.

Парень улыбнулся — как-то робко, неверяще. На языке вертелся вопрос, но после этих слов он так и не решился его задать.

Стюарт же продолжал не отрываясь смотреть на сцену, и в голове у него медленно прокручивались картины недавнего прошлого, всплывали обрывки фраз и речей, слышанные им из телевизора, на выступлениях, на демонстрациях...

... Есть у меня мечта: однажды страна наша, осознав истинный смысл своей веры, станет его воплощением... Есть у меня мечта: однажды на багровых холмах Джорджии потомки бывших рабов смогут разделить трпезу братства с потомками бывших рабовладельцев... Есть у меня мечта: однажды там, в Алабаме, штате жестоких расистов... чернокожие мальчишки и девчонки возьмутся за руки с белыми мальчишками и девчонками, словно братья и сестры... Есть сегодня у меня мечта...

... Президент Джонсон дал понять, что ФБР следит за всеми антивоенными выступлениями...

... Я слышу зов своего поколения, но сказать ему нечего...

... На сцене я занимаюсь любовью с тысячами человек, а потом иду домой и засыпаю в одиночестве...

... Послушайте! Я не говорю ни о какой революции. Я не говорю ни о каких демонстрациях. Я говорю лишь о веселье. Я говорю о любви...

...Приносите мне их головы!...

...Они сидели втроем посреди загаженного поля, по которому ходили группы добровольцев и собирали в пакеты всю мусор, оставшийся после трехдневного праздника. Несколько тысяч оставшихся, единичных людей скопилось возле сцены, рискуя снова получить звуковые обжоги. А в это время под рукой злого (или, может быть, чересчур правдивого?) волшебника "Звездно-полосатый флаг" незаметно превратился в "Фиолетовое туманное облачение":

Фиолетовый туман заполнил мое сознание...