Гастролер Гена

В нашем учебном заведении моего друга Гену прозвали "гастролером". Когда наступал отпуск после летней практики на кораблях, все курсанты спешили получить отпускные билеты с проездными документами и отправиться на родину. Но мой друг Геннадий не торопился.

— Гена, ты получил документы? — махал я перед его носом отпускным билетом.

— А куда торопиться? Ещё не вечер, — снисходительно улыбался Геннадий, явно что-то недоговаривая.

— Гм. Сейчас не зима, а лето, и с билетами будет проблема. Сечешь? — наступал я.

— У меня ещё не все планы по Питеру выполнены. Кому-кому, я ещё что-то должен, — отмахивался от меня Геннадий, как от назойливой мухи...

— Небось, к Илоне опять намыливаешься без меня? — съязвил я.

— Я человек не жадный. А ты — мой лучший друг. Как же я могу без тебя? Мы же с тобой почетный караул у ног нашей красавицы, — Гена с виноватой улыбкой поклопал меня по плечу.

— Ладно. Уговорил. Так и быть, повременю с отъездом, — ответил я, — слегка ткнув его кулаком в живот.

Дело было в том, что нас с Илоной познакомила ее подруга моя кузина Саша. Они обе учились на третьем курсе университета, а мы — "гвардейцы" на таком же курсе в высшем военно-морском училище. Сближали нас не только личные качества каждого из нас, так сказать — общие интересы, а ещё и то, что ростом мы были подстать гвардейцам кардинала. Мы с Геней, по прозвищу, приклеенному нам, были ещё и — гренадерами, имея по 185 сантиметров, а Илона с Сашей по 183, но когда они были на своих "Шпильках", то сравняться с нами им не позволяли разве что наши бескозырки. Когда мы вчетвером прогуливались по Невскому, то люди оглядывались на нас, называя баскетболистами. Одно неудобство мешало нашим встречам. Я думал, что Геннадий в благодарность за знакомство выберет домой своего сердца умницу-отличницу мою яркую брюнетку кузину, а мне выпадет честь завоевать сердце блондинки Илоны. Но произошло все с точностью до наоборот. Гена — скот, тут же влюбился в Илону, оставив на мое попечение кузину с голубыми глазами. Саша была оскорблена до глубины души, попрекая во всем меня, говоря: "Каким был ты в детстве неумехой, таким и остался".

— Из-за чего это произошло?! — возмущался я.

— Потому! Я предполагала, что твой товарищ – личность более высокого уровня, разбирающаяся в настоящей женской красоте, а она заинтересовалась "плохим парнем". Поэтому мы предпочитаем встречаться только с ней, оставляя кузину за бортом. Иногда мне надоедает быть посредником между Геной и Илоной, когда они ссорятся и расставались навсегда. Тогда Гена почти на коленях стоял, просил моей помощи, но я говорил с иронией в голосе.

— Сегодня не получится. Встречаюсь с кузиной и ее лучшей подругой Таней, которая, кстати, ростом была под стать кузине, но училась на факультете журналистики, мечтая о карьере журналистки. Танечка была очень привлекательной блондинкой с изящной фигурой, почти как у Афродиты, с голубыми глазами, видимо украденными у моей кузины. Она сразу попыталась перевести знакомство в теплую, сексуальную дружбу. Но это не мой "метод", как говорил один киногерой. Мы – студенты, привыкшие завоевывать женское сердце, а не принимать его "на блюдечке с золотой каемочкой". Поэтому я намекнул, что "сердце красавицы склонно к измене, но изменяю первый им я". Это охладило пыл Танечки и возмутило мою кузину такой излишней разборчивостью старшего двоюродного брата. Несмотря на то, что мое старшество колебалось в объеме месяца, это позволяло мне иногда осаживать ее словами; "А ты вообще помолчи, малявка, когда джигиты говорят".

Сашка вскакивала при этом со стула и чуть ли не в слезах убегала в соседнюю комнату. Но имея отходчивый характер, она через сутки первой обращалась ко мне, делая вид, что ничего особенного не произошло. "Отличная из нее жена получится, жаль, что не моя", — думал я, глядя на ее повеселевшие глаза, стреляющие голубыми молниями. Короче, мы – Гренадеры, оба привязались к Илоне, и ей это очень нравилось гулять с нами по бокам, чаще всего под ручку, расхаживать по улицам любимого Петербурга. Гена, тюфяк, не строил дальних планов в отношении этой девочки. Он, подлый хам, мне говорил: "Первым ее трахнуть должен я, а потом ты делай с ней, что захочешь". Но к моему удивлению, Гене, нашему известному в училище Дон-Жуану, сразу так и не удалось овладеть этой крепостью. На его намек Илона спросила: "А как же Эдди?". "А причем здесь он?", спросил Гена. Но он же твой лучший друг! — закатила в потолок глаза девушка. По ее понятию, если дружба перерастает в любовь, то она первой должна сделать выбор, сама, без дружеской подсказки. Это очень обидело Гену, потому что Илона давала шанс завоевать ее сердце его лучшему другу, чего Гена никак допустить не мог. Но спорить с дочерью известного балтийского адмирала было бесполезно.

Ее слово в семье — стало неотменным правилом, которое могла изменить только она. Это очень нравилось адмиралу, который говорил, что «Илочка вся в меня» и очень жалел, что она не мальчик. Я знал об этом ранее от своей кузины, и не препятствовал Гене попытать свои силы в борьбе с характером Илоны, всегда и везде поддерживая ее мнение. Такая позиция истинного друга очень нравилась Илоне и иногда она намекала, что любовь — очень странное и ответственное чувство и разменивать ее на мелкую монету нельзя. Таким образом мне ничего не оставалось, как вести продолжительную тщательную борьбу за сердце этой замечательной, начитанной и очень трезвомыслящей девушки. Как-то произошел разговор о сексе после просмотра одного из новых по тем временам кинолент, который мы смотрели всеми вместе. После фильма мы зашли в кафе побаловаться мороженым и тут разгорелся спор. Гена доказывал, что секс — главное в отношениях между женщиной и мужчиной, давая понять, что лично у него эту проблему за него решает «мальчик» в его штанах. Кузина Саша при этом коварно улыбнулась, словно хотела спросить о размерах его «ребенка», а Илона просто сказала: «Глупость»!

Гена с пеною у рта стал доказывать, что в основе любви лежит секс, ибо он — продолжатель рода человеческого, а Илона говорила, что — мозг, а секс всего лишь инструмент по воплощению в жизнь продления рода. Я дипломатично молчал, но мои глаза, ласкающие Илону, не были не замеченными и она под столом крепко пожала мою коленку, благодаря за мысленную поддержку. Я улыбнулся ей в ответ и медленно, растягивая слова, сказал: «А, по-моему, Илочка права. Без головы секс не будет сладким удовольствием, и станет чисто механическим процессом». Илона благодарно глянула в мои глаза и еще раз пожала коленку. Гена понял, что проиграл, быстро перешел на другую тему, а потом глянул на часы, извинился и откланялся. В училище он мне стал выговаривать, что истинные друзья так не поступают и что я сорвал ему атаку на девичье сердце. В следующее воскресенье я ушел на отпуск в город один, так как мой лучший друг попал в караул по охране училища. Я пришел прямо к кузине, надеясь встретить там Илону. Но та запекшийся:

— Не раздевайся, Я скоро. Сегодня мы идем в театр. Илона с билетами будет ждать нас у входа. Кстати, а где Гена? Он еще не освободился от караула?

— Что ты! Караул только что заступил на свое дежурство. Это суточная вахта, — пояснил я.

— Жаль. Гена, видимо, хочет извиниться перед ней за прошлый спор? — заключила Саша.

— Ошибаетесь, миледи. Гена не из тех рыцарей, которые нуждаются в извинениях перед прекрасными дамами, которые, к тому же, не являются дамами его сердца. Вот ты — другое дело. Перед тобой он обязательно извинился бы...

— Но я дама не его сердца...

— И кто же твой рыцарь?

— Угадай! Угадаешь — поцелую...

— Гм... Неужели я!

— А разве ты не достоин быть мужем такой девушки? Я — будущий архитектор, вот и будем строить совместное семейное гнездышко, — улыбнулась она и, обняв меня за плечи, крепко поцеловала...

— Сашенька! Ты точно сошла с ума! Я же твой брат...

— Двоюродный..., — сейчас ...

 

 

это стало модным...

— Что?! Неужели ты в серьез думаешь, что в таком городе нет других девчат?

— А зачем тебе другие? Посмотри, какая у меня грудь, а? А ножки чего стоят, они уже так давно ждут, что кто-то наконец додумается их раздвинуть...

— Нет, Сашенька. В этом плане не ты — герой моего романа...

— Знаю я твоего героя в юбке. Когда тебя нет от нее только и слов: вот если бы это слышал мой Эдик, то он бы...

— Илька, не наводи тень на плетень. Тебе в затылок Генка дышит со своим огромным членом. Тебе мало этого?

— Тоже мне кавалер нашелся. Обыкновенный сельский скобарь...

— А Эдик?

— У этого парня очень хорошие манеры и он весьма культурный. Когда он приветствует меня, прикосновение его руки вызывает электрический заряд. Ты слышишь меня, трансформатор?

— Да, деточка-механизм, — так отец называл Сашу, мой любимый дядя, когда разговаривали с ней.

Саша замолчала, но тут же улыбнулась сообразительно.

— Наверное у тебя есть свой секрет о несогласии? Может быть размером меньше, чем у Генки?

— А у тебя что? Уже измерила его?

— Пока нет. Надеюсь, что у тебя не меньше...

— Вы странные женщины. Одна хвалит и называет интеллектуалом, а другая думает о том, как бы поскорее измерить размер его члена, — пошутил я.

— О мужском члене думает каждая женщина, только видать не всем подается возможность.

— Ну да... фантазии, фантазии... где ваша сладость?

— Почему в фантазиях? Я недавно видела твой член, — на ее лбу появились капельки пота.

— Во сне?

— Нет. Ты мылся в душе, намылил голову и крикнул, чтобы принесли полотенце. Я и принесла...

— Ну и как он тебе понравился?

— Мне? Да! Если он в спокойном состоянии пятнадцать сантиметров, то каким он станет, когда встанет? — подумала я.

— Максимум двадцать сантиметров, а у Генки все двадцать пять! Понимаешь?

— Везет людям! Если Илька узнает, то считай, разрушится ее целка. Генка ей враз сломает...

— Слушай, кузина! По-моему мы уже в театр опаздываем! — подхватился я.

— Точно! — посмотрела на часы Саша, — пора...

Саша убежала в свою спальню, откуда вскоре раздался голос:

— Эд! Принеси с балкона мою черную юбку.

— Я помчался на балкон, снял высохшую юбку и понес в спальню. И тут я увидел голые: спину, попку и стройные ноги своей кузины. Да было с кого писать настоящую Даную, а не эту кляксу с животом, которую изобразил Рембрандт. Она даже не повернулась, а только махнула рукой в сторону кресла, завязывая на затылке волосы, превращая их в лошадиный хвост. Тогда такие прически были в моде.

«Да! Прекрасная девушка, если бы не сестра, то позавидовал бы ее красоте и провел бы с ней ночь», — подумал я, осознавая, что эта сцена была специально задумана для меня. Увидев в зеркале, как от удивления моя челюсть отвисла, Саша повернулась и выразительно помахала пальцем. Я остолбенел. Теперь передо мной стояла голая Фрина на празднике «Посейдона».

— Как? Хорошо? — говорили ее глаза, а губы расплылись в многообещающей улыбке...

— Очень! — хотелось ответить ей, но язык, казалось, прилип к гортани. И тут меня осенило. Она же не просто так задумала эту игру, она хочет меня, она ждет. Ну почему ты медлишь, «гусар»?! И тут я бросился к ней, быстрее молнии, схватил за талию, развернул лицом к зеркалу и так нагнул ее, что у нее хрустнул позвоночник, но она не вскрикнула, значит не больно. Я нагнул ее буквой «Г», опираясь подбородком прямо в ночной столик так, что стал видеть только ее задергивающий затылок. Она не издала ни звука, только переминулась с ноги на ногу, явно ожидая от меня более решительных действий. Мои брюки упали на пол прямо на ее юбку. «Хороший знак», — отозвалось в мозгу, это же зеленый свет к сексу. Я вынул своего «Петушка», изнывающего от страсти и желания воткнуть свой член прямо в ее задергивающую попку, но я решил вонзить его прямо в щель, которая заманчиво обозначилась между слегка разставленных ног. Я приложил «Петушка» к этой желанной щели и сделал все возможное, чтобы его туда загнать. Она вскрикнула от неожиданного удара, но быстро оправилась и стала насаживаться на меня, и тут же начались эти волшебные «качели» туда-сюда, такие милые моему сердцу. Она слегка постанывала, но движения стали учащаться, и она уже стонала, будто считала эти удары оптом, а затем вдруг ее так проняло, она мелко дрожала всем телом и так быстро работала тазом, что я сразу понял, что это не просто студентка, первокурсница, впервые принимающая мужской член в свое умирающее от избытка чувств тело, а опытная секс-спортсменка на уровне не ниже мастера спорта. Часы ударили шесть раз, до начала спектакля оставался час, но она и не думала прерывать этот волшебный процесс, только ускорила движение. Наконец мы оба в такт дрожали, она извивалась как приколотая к земле змея, а я шуршал как запруский хахаль из пригородной деревни, впервые попавший в город прямо в объятия красивой и достаточно такой опытной женщины. Мы закричали в унисон, поливая друг друга жидкостью, брызнувшей из наших тел. Я глянул на часы, прошло всего десять минут, а мне они показались вечностью.

— Пошли в ванную! — толкнула она меня в спину, и мы быстро бросились под горячий душ.

— Она вызвала такси, и сейчас мы пробиваемся сквозь поток машин к нужной цели.

«Как же мне теперь вести себя перед своей симпатией и только что переспавшей с кузиной?» — размышлял я, и вдруг пришла мысль, словно подсказанная внутренним голосом; «Ну, зачем ты мучаешься? Видишь, Сашка радуется, так и ты радуйся, но только не переигрывай. Делай вид, что ничего не произошло». Нам удалось подъехать к театру за десять минут до начала спектакля. Илонка, похоже, уже нервничает. Она нетерпеливо переступала с ноги на ногу, все время оглядываясь в сторону трамвайной остановки, а здесь мы появились, выходя из машины.

— Ну молодцы! А чем это нужно было там заниматься, чтобы чуть не опоздали в театр? Пойдем быстрее, — скомандовала она, и мы, улыбаясь, побежали за ней.

— Умеет командовать! — заметил я.

— Еще бы! Дочь адмирала, — многозначительно подмигнула мне кузина.

И вот мы в четвертом ряду партера.

Я сидел между двумя ослепительно красивыми девушками и одинаково модно одетыми. Они, видимо, договорились заранее о своих нарядах. На обеих были очень коротенькие черные юбки, едва прикрывающие белые трусики. Поверх юбок проходил широкий черного цвета ремень с позолоченной пряжкой. Их грудь прикрывали почти прозрачные красные кофточки, через которые было не трудно определить размеры их женских прелестей. У обоих лошадиные хвосты на голове, одним словом, девчата-близнецы на огромных шпильках. В то время такой наряд был криком моды, так как их любимая Эдита Пеха всех очаровала таким нарядом, выступая на сценах студенческих вечеров. А тут еще двое курсантов в черных брюках, белых форменках с золотыми уже четырьмя "галками" на рукавах и могучими якорями на погонных, в заломленных бескозырках на головах с длинными ленточками, шагающими в такт девичьих ножек в роли надежной охраны очаровательных девиц. Люди оглядывались, смотрели на нас, качая головами, называя почетным караулом, награждая и другими лестными эпитетами. Наши девчонки таяли от счастья, идя по улицам в таком почетном сопровождении. Но Илона как-то сказала Сашке, что Гена у нее точно в роли только почетного караула, а вот Эдди (т.е. я) в роли любимого человека.

— Сколько времени он уже занимает эту роль? — с интересом спросила Сашуля, подняв брови.

— Он еще не в курсе. Знаю только я, как он мне нравится, и это значит, что он будет только моим...

— Ты желаешь слишком много? Тебе и Гена, и Эдди, а что остается мне, твоей верной подруге?! — обидно нахмурила губки Сашуля.

— Не сердись! Генку можешь забрать прямо сейчас. Для меня он - ноль...

— Чем же он тебе не угодил?

— Он не настоящий кавалер! Гастролер! Помнишь Дашку Федотову со второго курса? Мы когда-то ...

 

дружили. ..

— Дашку - Несмияну, что ли?

— В точности. Так ее все называли за скрытую серьезность...

— Помню. Ну и что же?

— Ей Генка очень понравился? Она его боготворила, но этот пузырь у нее лопнул, как мыльный шарик, когда в одной теплой компании она сняла своего кумира с тела своей лучшей подруги. У Геннадия - закон: попробовал и бросил. Он видит в женщине только сексуальный объект. Другое дело твой кузен...

— Ну, а что видит в женщинах мой Эдди? — спросила Саша.

Он видит все: и душу, и секс. Очень задумчивый и рассудительный парень. Из таких получаются классные мужья. У меня отец такой. Поверь мне, что я ошибиться в нем не могу! — заверяла подругу Илона, не замечая ядовитой усмешки на ее губах, недавно почти до крови расцелованных мной во время бешеного припадка секса в ее спальне.

Прошло время и вот я снова в гостях у кузины жду не дождусь того момента, когда появится Илона. Саша, конечно, не из тех подруг, готовых выкладывать подруге свои сердечные тайны.

— Здравствуйте, уважаемый флот! — неожиданно раздалось в открытой двери, на пороге которой застыла улыбающаяся Илона в белом спортивном костюме с темными очками на лбу.

— Ты куда-то собралась, Илошка? — спросила Сашуля, неся с кухни на подносе чашки с горячим кофе и пирожными.

— Хочу показать молодому человеку достопримечательности Петера...

— Ты за рулем папиного "Вольво"? — продолжала допрос подруга.

— Уже не папиного, а моего. Он вчера оформил машину на меня в качестве подарка за успешное окончание третьего курса университета, — гордо заявила подруга, не спуская со меня глаз.

— Поздравляем! — мы с Сашулей бросились ее поздравлять, обнимая и тормоша...

Когда чувство слегка улеглось, мы выпили кофе и съели по пирожному, Илона стала торопить нас.

— Ты знаешь, Илошка. Сегодня я никак не могу. Через час будет Гена, он уезжает в отпуск к себе на родину, просит помочь купить подарки сестренкам, а вот Эдди — свободен. Поезжайте вдвоем, только без грибов не приезжайте, — усмехнулась Сашенька, многозначительно подмигнув мне... Я несказанно обрадовался такому варианту, мне так хотелось побыть с Илоной наедине и я утвердительно кивнул новоявленной автомобилистке. Кроме того, мое самолюбие было крепко задето кузиной, которая о происшествии в ее спальне накануне нашего похода в театр ни разу ею не было вспомнено. Создавалось впечатление, что ничего и не было, что, конечно же. меня устраивало, но и в какой-то степени задевало. Вспоминалось изречение какого-то киногероя, говорившего, что половой акт не представляет собой ничего особенного и воспринимать его надо как выпитый стакан воды. Короче, Илона от радости остаться со мной наедине, чуть ли не сгребла меня в охапку и потянула на улицу. Во дворе дома стояла серебристого цвета машина, которые часто встречаются на улицах города, но всегда вызывали во мне чувство недоступности и легкой зависти к тем, кто ими управляет.

— Куда отправимся? — спросила Илона, пристегивая меня к сиденью ремнями безопасности.

— А ты, что можешь предложить?

— Давай поехать на нашу дачу. Ты там еще ни разу не был. У нас замечательный автомобиль. Покатаешь меня по озеру, — предложила Илона, заводя машину.

— Давай! — согласно кивнул я, чувствуя некоторое волнение в душе, как охотник, преследующий раненую дичь.

... Дача представляла из себя двухэтажный коттедж из четырех комнат внизу и большой залы на втором этаже, которую Элона превратила в художественную мастерскую своих картин. Она неплохо писала на полотне маслом видовые этюды, и пока она готовила внизу шашлыки, я наверху перебирал ее полотна. И вдруг за одной из картин я нашел портрет моряка, стоящего на капитанском мостике с парящей чайкой над головой. Но что это? Из-под козырька фуражки на меня смотрело достаточно, такое, знакомое лицо? Ба?! Да это же я в тужурке с погонами капитана третьего ранга на плечах. Ну и выдала ты "финт", милая моя! Пока я раздумывал, как поближе подкатиться к тебе, ты оказалась более смышленой, нося в душе мою личность в образе будущего командира корабля! Ну, и фантазерка ты, Илка! — усмехнулся я и осторожно вернул картину на прежнее место. Мы ели шашлыки, я запивал "Мартини", а мой водитель лимонадом "Буратино". Водителю не положено спиртное, он же за рулем, издевался я над хозяйкой, подставляя рюмку под очередную порцию вина. Но после третьей рюмки меня куда-то повело. Нет, я был почти трезв, отлично все соображал, но член в брюках так напрягся, что мне было неудобно встать из-за стола.

— Сейчас я устрою тебе небольшой отдых в спальне, — словно во сне прозвучали слова на мое ухо, и тут мягкая рука подняла меня со стола. В спальне она посадила меня на кровать и, как заботливая мать, начала раздевать меня, говоря: сейчас мы снимем все с тебя и положим в кроватку. Когда она сняла с меня трусы и увидела выпирающий член, она искренне рассмеялась: «Смотри на него! Командир уже почти спит, а "часовой" на боевом посту!» Она нагнулась, стала передо мной на колени и прильнула к моему малышу своими накрашенными губами. Минет она делала мастерски. Я даже удивился ее мастерству, на что она, словно угадав мои мысли, ответила: «Не удивляйся. За три года университета умные люди чему угодно могут научить старательную к наукам девушку.» Я лишь хмыкнул в ответ, наконец-то поняв, что эту девушку научили там не только минету, но и умению подбрасывать в вино то, что из возбудителей половых чувств, так как сейчас у меня так стоял, как никогда до сих пор. Я понял, что сейчас будет секс, которого мне и не снилось. Потом передо мной предстала очень красивая высокая девушка на каблуках постепенно снимающая с себя одежду. То ли это был сон, то ли мне действительно померещилось, как вдруг на меня голого, лежащего на спине эта девушка легла всем телом, вдавливая меня в матрас, прогибая панцирную сетку.

— Все хорошо, мой милый! Мой капитан Грей! — целовала она меня в губы и шею, постепенно надеваясь своим телом на моего "Малыша". И тут он мягко вошел. Я даже не ожидал, что это свершится так просто. Сквозь волшебный сон пробивались две мысли: «Боже! Как хорошо! Но, почему так свободно? Ба?! Она не девушка. Недаром говорила моя кузина, что свою девственность почти все девушки университета оставляют после второго курса на память своим молодым и перспективным учителям в награду за приобретенные знания».

Она тренировала меня однообразно, аккуратно, с профессионализмом. Пенис казалось, погружался в ее влажные губы. Она нежно целовала меня в губы после каждого оргазма, который она получала. Мне было комфортно с ней и очень приятно и хорошо. Я сравнил ее с кузиной, но та была страстной и энергичной, а эта - тихой, нежной рекой, приятно обнимающей берега. "Как разным может быть секс с разными девушками!" - удивлялся я лаская ее клитор кончиком языка, под ее страстным шепотом; "Ты настоящий мазохист, Эдди! Ты так меня возбуждаешь, что хочется взлететь под самый потолок". Тогда я перевернул ее на живот и вставил "Петушка" в следующую дырочку. Она повернула голову и удивленно посмотрела на меня, но ничего не сказав, только кивнула головой, выражая свое согласие на такой вариант. Я обезумел. Теперь я, с ума сойдя, трахал ее, как дикую кошку, которую ее ревнивый супруг поймал за другим котом. После каждого удара она только и успевала шептать: "Мамочка! Мамочка! Мамочка! Странно", - подумал я. Она никогда раньше не произносила слово мама, заменяя его всегда только словами: "А вот мой папа"!

Мы попробовали множество разных позиций, и я понял, что имею дело с очень опытной молодой женщиной в самых разных вариантах полового акта. Казалось, что "Камасутру" она выучила наизусть, пройдя практику среди самых искусных любовников. Даже известная "Эммануэль" выглядела перед ней жалкой ученицей. А ведь я всегда думал и убеждал окружающих, что Россия - страна чудес, и нам нечему учиться у западных стран, так как наши мастера и мастерицы давно превзошли всех западных и заморских экспертов не только по всем сексуальным ...

Вопросам, а также в отношении интимной сферы. Заснул я в ее объятиях, держащей в руке мой возбужденный член. Пробудился я рано. Над землей только показались первые лучи июльского солнца. Как был голым, так и пошел к озеру, нырнул, вода приятно освежила тело. И тут на берегу появилась моя полностью обнаженная подруга, которая точно будет теперь моей женой, потому что такую женщину отдавать кому-нибудь другому просто грех. Она нырнула и сразу поплыла ко мне.

— Ты что же убежал от меня, Эдди? — подплыла она, пытаясь меня обнять.

— Не хотелось будить тебя. Ты так сладко спала. Я любовался твоей красотой, любимая...

— Ты такой хороший, мой любимый! Что нам теперь делать?

— Остается только одно. Стать перед родителями на колени...

— Зачем?

— Просить прощения и твоей руки, милая, — ущипнул я ее за упругую ягодицу.

— Но тебе еще два года учиться и диплом, — стала она отгребать в стороны плавающие листья.

— Я думаю, что с твоим папой этот вопрос мы решим положительно, а с мамой предварительно переговорим, только осторожно. Женщины, особенно матери, очень болезненно воспринимают такие известия. А сейчас возвращаемся в дом. Надо поставить печать на нашем договоре, — предложил я.

— Печать? Какую? — наморщила она брови, выгребая к берегу.

— Сейчас увидишь...

Стерев последние капли воды, мы вошли в спальню.

— Ложись сюда на спину, — указал я ей на подушку. Она легла, слегка раздвинув ноги.

«Соблазнительная девочка», — подумал я, ложась животом на ее живот головой к ее ногам.

— Валет? Мы так еще не лежали, — сказала она.

— Теперь возьми член в рот и соси, как можешь. То же самое буду делать я. Главное достичь оргазма у друг друга и обоюдно выпить сперму партнера. Если получится, то печать на брак поставлена. Понимаешь? — улыбнулся я.

— Так точно, мой командир! Начали! — она прильнула губами к головке члена и стала ее облизывать, я языком щекотал клитор слегка покусывая его. Она сжимала мою голову ногами, постанывая, но не выпуская член изо рта. Теперь она едва не проглотила член, загоняя его в рот до самого отказа. Было чертовски приятно, я чувствовал, что если она догадается его пожевать, то оргазма не избежать. И в этот момент ее тело напряглось и она выплеснула свою жидкость прямо в мой рот. Я тоже кончил ей. Она давилась, но глотала. Отдышавшись, мы стали целоваться мокрыми губами. Наш замысел оказался более, чем успешным... Затем я развернул ее задом к себе и немного передохнув, чувствуя, что мой член еще крепок, начал трахать ее сзади, не соблюдая никакой этики. Я драл ее в свое собственное удовольствие, наплевав на ее стоны и протестующие жесты руками, как бы говорящие, что надо быть человечнее, но сейчас мной руководил инстинкт зверя. Я драл ее, а она стонала, то ли от боли, то ли от наслаждения. Я дул в нее, что было силы, надеясь, что она когда-нибудь признается, что это был именно тот секс, которого она хотела, но стеснялась заказать. Качал я ее часа два. Наконец, она взмолилась:

— Эд! Я чувствовала, что ты настоящий мужчина...

— С яйцами — добавил я усмехнувшись.

— Именно... Но я и представить себе не могла, что ты можешь так долго и упорно трахаться. Ты — молодец, милый, но надо и меру иметь. У меня там все горит, словно кипятком ошпарено.

— Ты сдаешься? Никому не расскажешь, что я неопытный?

— Ну, что ты, дорогой. Это я потекла слюной, недооценив твои способности. И кто это научил тебя так заниматься любовью?

— Как?

— Так долго, упорно и безудержно? Тебе бы в бордели работать. Больше денег зарабатывать...

— Еще замуж не вышла и уже денег не хватает?

— Денег хватает. Сил — нет...

— Износилась преждевременно, бедняжка?

— Ну. Что ты говоришь? Просто у меня такого секса ни с кем не было?

— А с какой был?

— Да так. Хлюпики одни. Не успел вставить и уже кончает...

— Значит, я обошел всех в этой гонке?

— Ты сексуальный мустанг. Ты никогда не устанешь. Молодец! Я горжусь, что у меня будет такой муж...

— Может он уже есть?

— Конечно. Он реально есть. Я люблю тебя, Эдди...

— Наконец-то вспомнила о любви, — усмехнулся я.

— Не шути. У меня была долгая дорога в дюнах. Поцелуй меня сюда, — она расставила ноги и развернула пальцами свое сокровище.

Я нагнулся и поцеловал ее там, в засос...

Мы прожили с Илоной сорок пять лет. Куда только нас не кидала офицерская судьба. Вырастили двух детей: сына и дочь. У них тоже свои семьи. Жизнь у меня сложилась хорошо. Не зря же я в молодости так долго шел к этой заветной цели: «Большой любви». Илоны, к сожалению, уже нет на свете, но в моем кабинете висит ее картина командира корабля на мостике с парящей в небе чайкой.

Эдуард Зайцев.