Истории о море. 30-ые беспокойные. Глава 4: Работорговец или таких надо держать в руках крепко aka Секс истории

Работа хороша, когда всё вокруг хорошо. А когда тебе говорят, что надо быть осторожней, и что вот-вот где-то тут появятся бандиты, настроение как-то не очень. И это настроение гасится либо спиртным, либо сексом. И того и другого меня было вдоволь. Но пить мне уже не хотелось, а секс... Единственно, что мне не надоедало, так это секс. Клаус даже подцепился к нашим сеансам, отчего вскоре мы стали жить шведской семьей. Разве, что не спали ночи напролёт в одной кровати и не проводили всё свободное время. Но как бы то ни было, обстановка вокруг нефтедобывающих площадок становилась всё горячей. У компании даже где-то рванули одну из скважин. После чего Клаус пришёл ко мне домой, поставил сумку со словами «Давай, выбирай. Сегодня не Рождество, но компанией делаются подарки!». Подарками оказались пистолеты. Уставившись на их хищные обводы, кривые линии рукояток, я сначала подумал, что Клаус шутит. Но он не шутил — «Тебе ездить по площадкам. Охрану дать не могу. Так хоть как-нибудь. Не от сепаратистов, так от бандитов». Логика в его словах была. Я покопался в них, вытаскивая каждый и рассматривая при свете. Увидев отобранные, он покачал головой, задрал рубашку. За ремнём торчала ручка Вальтера Р38, того же, что выбрал я. Второй пистолет тоже понравился ему. «Берета М93» — Он покрутил пистолет, откинул упор, опробовал затвор, положил обратно. — «Хорошая машинка. Вроде и пистолет, а может стрелять короткими очередями. Нужен только магазин большей емкости. Завтра принесу». Но патроны и дополнительные магазины принесла Рахиль. Смотря, как я проверяю магазины, патроны, она неожиданно призналась, что боится. Боится всего этого — Африки, мусульман, смерти. Устроившись у меня в руках, она с дрожью в голосе рассказывала историю из детства, когда она, маленькая девочка, стала свидетельницей теракта. И как потом писалась в кровать от страха, потому, что ей снился один и тот же сон. Террорист приходит домой, а она убежать не может. Пока её семья не уехала из Израиля, найдя работу в Германии, где она и познакомилась с Клаусом. Забравшись с ним в Африку, она надеялась, что тут этого не будет. И этого, действительно, не было. До недавнего времени. Мда. Жизнь.

С собой я брал Берету. С ней было немного спокойней. С Калашниковым было бы спокойней, но их не выдавали. Усилив охрану новым сотрудниками, Клаус стал чаще наведываться к нам, пропадая с базы на несколько дней. Говорили, что в город прибыли французские спецназовцы, наёмники из каких-то там военных компаний, что центральное правительство запросило помощи у своих французских покровителей и всё такое прочее. Обстановка накалялась. Вот в такой обстановке я встретил новый год по китайскому календарю. Удивительно, но тут справляли все новые года, по какому бы календарю он не наступал. В город выбраться не удалось, отчего попойка в обществе всех других уже знакомых лиц прошла штатно, без особых осложнений. Единственным развлечением стал журналист, попавший к нам какими-то судьбами. То ли машина заглохла, то ли что ещё, но он пришёл в сопровождении местного со словами «Наконец-то, хоть одно европейское лицо за два месяца!»

От него я узнал много чего интересного. Например, что одна корреспондентка Рейтор, будучи уже беременной, проторчала на севере этой гостеприимной страны, откуда прямым ходом отправилась домой, получив ранение в ногу, какую-то там профессиональную премию, а также хорошую денежную субсидию на «просто так « от денежного мешка, запавшего на неё, с чуть выпирающим пузиком. Как что дальше он не знает, но местное журналистское сообщество, пробурлив пару дней на эту тему, втянулась в бои на севере. Может быть, он имел в виду Марлен, мой первый африканский «велкоме»? Как знать?

Но как бы то ни было, я ездил по площадкам, трубным складам и прочему тому, что составляло мою работу. И Клаус правильно настоял, чтобы я вооружился. Один раз пришлось дать очередь вверх, пробиваясь сквозь толпу каких-то крестьян, вооружённых копьями, сучковатыми палками, топорами. Может быть, они и протестовали против земельной реформы правительства, но раздолбать хотели именно наш внедорожник. Как сказал посеревший водитель из местных «они не шутить, очень не шутить». После чего, на север поездки стали сокращаться, а на юге появились новые площадки. Куда я стал наведываться и зависать там. Появилась возможность изначально организовать всё по уму, чем я и воспользовался.

В один из дней зависания, я в свете солнца, уже клонившегося к закату, переезжая с одной площадки на другую, остановился в одной из деревушек, живописно разбросанных по нашему пути. Вернее сказать водитель, сделав небольшой крюк, заскочил к родственникам. Пассажир же, то есть я, находился в расслабленном состоянии в предвкушении небольшого трёхдневного отпуска после двухнедельного сидения в этом уголке. Хоть природа тут была милой, зелень изумрудными волнами колебалась под порывами ветра, а люди чудны своей простотой, мне хотелось упасть под душ, окунуться в бассейн, трахнуться, наконец, с Рахиль, посмотреть, как Клаус занимается её клитором, вызывая волны удовольствия на её лице. Ковыряя пальцем смолу на куске дерева, источавшего запах от которого кружилась голова, мне даже стало как-то волнительно. То есть внутри меня всё заволновалось, как только я представил эту картину.

Громкие голоса, взлетевшие в этой какофонии деревенской жизни, выдернули меня из сексуальных грёз в африканскую реальность. Недалеко от меня, стояли две группки спорящих мужчин, посреди сидел, очевидно, вождь-старшина, вяло отмахивающийся от муж своей плёткой с белым хвостом какой-то лошади, но не зебры. У зебр такого шикарного хвоста нет, есть кисточка на жилистом полосатом хвосте. С обеих сторон сидели группы поддержки — несколько женщин, замотанные по самые уши.

— Слушай, Джои. — Водителя почему-то все звали Джои, а он откликался. — Что тут происходит?

— Что происходит? — Он опустил вязанку каких-то веток в кузов внедорожника. — Торгуются.

— А что продают?

— Невесту. Свадьба. — Он усмехнулся. — Дядя хочет триста долларов, отец жениха даёт только сто пятьдесят. А я бы и восемнадцати не дал бы.

— О как?! — Я повернулся к нему. — А почему?

— Да семья у неё такая. Вот поэтому и из другого племени пришли свататься. Да, нищее это племя. Ничего у них нет. Набрали по всему племени всего сто пятьдесят, вот и торгуются. — Как бы в подтверждение его слов, отец жениха, если он таким был, вытащил из кармана пачку денег, набранную мелочью, потряс в воздухе. Дядя в ответ обиженно что-то гаркнул, подскочил к сидевшей рядом женщине, рывком поднял её. Следующее так ударило меня по голове, что я воспринял это просто вспышкой. Он сорвал с её головы покрывало, открывая искристые волнистые волосы шатенки, тонкие черты лица метиски со светлокарамелевым цветом кожи. Как бы подтверждая свои слова о нормальности невесты, он откинул полу одеяний, в которые она была одета, показывая ровные, красивые ноги. О! Оказывается это не одежда, а просто кусок ткани, в который эта невеста была завернута голышом! Насколько я успел увидеть контуры её голого тела. Во мне всё рухнуло. Не знаю почему, я выдохнул, схватил водителя, собиравшегося опять куда-то рвануть.

— А что за семья такая? — Он заморгал, соображая, что сказать. — Давай, выкладывай.

— А что говорить? Прабабка спуталась горничной с белым, родила полукровку, та также спуталась с белым, родила дочь, а та спуталась с белым. Сынок её удрал в столицу, оттуда в Европу. А вот месяца три назад приехал, приволок её сюда, бросил и обратно укатил.

— А её мать?

— Мать? — Он почесал голову. — Умерла. Поэтому, он-то и привёз сюда. А денег не оставил. Дядя подержал её, подержал, и вот решил избавиться.

— А они с женихом...

— Нет! — Он усмехнулся. — Тут у нас в деревне знакомятся, слушают детей. А если такая вот, то другим. А тут, вообще, белая. Просто продают. А дядя хочет триста потому, что она девственница. А у жениха нет таких денег. Бедняки.

— Вот так вот, продают?