Баллада о памяти

... Сначала, что увидело его взглядом, было небо. И безмолвие.

Это было странно — ведь безмолвие нельзя увидеть, — но оно было настолько плотным и осязаемым, что дон Сезар словно видел его и даже чувствовал на своей коже.

Небо было голубым, бескрайне голубым, и безмолвие тоже было синим, даже фиолетовым, как сумерки. Оно окружало дон Сезара, словно младенца. Оно облекало его тело и душу, словно масло. Ни в Кадисе, ни в Севилье не было такого безмолвия...

Внезапно дон Сезар вскочил на ноги.

Сначала он вскочил — а потом осознал, что способен на это и даже не испытал удивления. Почему он не мог это сделать, он не знал, и разбираться в этом не хотелось — слишком много вокруг было непонятного.

Всё вокруг казалось непонятным.

Не было понятно ничего, кроме безмолвия.

— Где я? — промелькнула мысль, или он спросил у кого-то дон Сезар. (Возможно, у безмолвия.) Затем он огляделся.

Слева и справа возвышались огромные скалы. Они казались вырезанными из драгоценных камней: рыжего, гранатового, фиолетового стекались друг на друга, как фрукты на прилавке, а всё это окружала пучками зелени, сочной и свежей, будто здесь никогда не было жары, привычной для Андалусии.

Такая же зелень покрывала всё вокруг. Дон Сезар стоял по колено в густой траве, колыхавшейся от ветра, который почему-то не ощущался им, потому что нежно обдувал его, словно масло...

Зазвенели птицы. Дон Сезар вдруг осознал, что их хор был самим безмолвием — тем самым фиолетово-синим.

Здесь было так хорошо, что дон Сезар подумал бы: "Я сплю", если бы не осознал, что на самом деле не спит...

— Где я нахожусь? — снова поинтересовался он у пение птиц, и внезапно замер. — Америка? Коста-Рика? Неужели...?

Он опустился на траву.

— Но как? Как я сюда попал? Почему я не помню дороги, моря? И где Микаэла?... Боже мой!

Вдруг ему вспомнилась Микаэла.

Там было что-то задушевное, гнетущее... что-то ужасное, не дававшее подпустить мысли, не разрешавшее его вспомнить, несмотря на недовольство на лице дон Сезара.

— Микаэла, — пробормотал он, — Микаэла, — и бежал по траве словно гончая, будто хотел заменить бег движением мысли. — Микаэла... Микаэла!

Вдруг он увидел фигурку в ярком платье лежащую рядом на лугу.

— Микаэла! — он бросился к ней, запутываясь в траве. — Микаэла! Ми...

Это была не Микаэла.

— Пеппа? О Господи...

Пеппа вздохнула и потянулась. Ее глаза расширились, как у младенца.

Некоторое время они смотрели друг на друга.

Затем дон Сезар внезапно почувствовал бурную, удушливую радость от того, что это была именно Пеппа, а никто иной. Радость превратила его в ручей, заставляя его глаза наполняться слезами, и он рухнул на Пеппу, сжимая ее так сильно, что она испытывала боль.

Пеппа задыхалась в его объятиях.

— Ты жива... жива... — прошептал дон Сезар и лизнул ее словно теленок. — Пеппита... мое счастье...

Его радость передалась Пеппе, и она плакала и ласкала его, до сих пор не понимая ничего. Затем они замерли, обнимаясь, мокрые от слюны и слез.

— Где мы находимся? — спросила Пеппа.

— Не знаю. Может быть, в Америке, как мы хотели с Микаэлой?... Микаэла... Как странно... Я увидел тебя и вдруг забыл о ней, будто ее и не было... Ты что-нибудь помнишь?

— Я... Я помню, что с нами случилось что-то ужасное... Что-то... Но я целая и невредима. Более того, мне хорошо, и я... Я не помню, когда мне было так хорошо. И ты со мной, моя родная, мое счастье...

Они снова обнялись, погрузившись в ласку, которая разгоралась с каждой минутой. Пеппа стала раздевать его, словно кошка вылизывает шерсть, а он глотал ее губы, уши и соски, открывшиеся под одеждой...

Внезапный порыв эйфории подбросил их вверх, словно мячи, и дон Сезар начал бегать за Пеппой, полностью обнаженной и охваченной страстью.

Они бегали по лугу, кричали друг на друга, толкались и катались по траве... Пеппа изгибалась и тряслась своей сочной молодостью, как фруктовый сок на языке дона Сезара.

Наконец он догнал ее, повалил на землю и ухватил за волосы. Он перевернул ее задом наперед.

— Аа! Ууу! Уууййй! — издала она страстно горластым голосом. Дон Сезар проникал в нее как животное, ничего не видя кроме соблазнительных ягодиц перед его пальцами.

— Грр! Грррр! — он рычал с каждым движением, прикасаясь к упругим половинкам, которые звучали словно барабаны. Пеппина плоть была натянутой и полной юной энергии, а дон Сезар томился в ее объятиях, умирая и смеясь, выпуская струи своей любви. Она тоже умирала и смеялась вместе с ним...

— Мы впервые... Никогда раньше... Верно? — спросил он, когда наконец отдышался.

— Да... Конечно... — ответила Пеппа, глядя в небо.

Она была счастлива. Так счастлива, что думать или говорить казалось лишним.

Синее небо манило ее. Оно притягивало, поднимало и завораживало в своей голубизне, словно она окунулась в лазурные воды...

Дон Сезар заснул со своим лицом уткнувшимся в ее жаркий лоб.

***

Во время сновидения перед ним возникло ВСЁ, поразив его ясностью («как я мог забыть?») и ужасающей правдой, от которой он не мог скрыться в пеленах сна.

Все было просто и непреодолимо устрашающе. Он пробудился и долго смотрел в небо, пытаясь вспомнить, так как все опять вылетело из его памяти.

— Эй, — тихонько коснулся он спящей Пеппы. — Эй! Просыпайся.

— Аааа? — зевнула Пеппа, поворачиваясь на другой бок. — Сезарито... моя радость...

— Эй! Я все вспомнил, а сейчас опять забыл, — жаловался дон Сезар. — Пеппа!

— Ничего... ты еще припомнишь... мой родной... — пробормотала Пеппа, не открывая глаз.

Дон Сезар наслаждался ее улыбкой пару минут, она была безмятежной, как у ребенка.

Вытерев слезы, он встал и осмотрел комнату в поисках одежды. Затем он развел руками и отправился голышом.

Он не знал куда направляется. Ему нужно было куда-то пойти, чтобы что-то узнать. Куда и зачем – дон Сезар не знал. Поэтому он просто шел.

Несколько раз он оглядывался на Пеппу. Как будто что-то подсказывало ему, что она в безопасности и с ней ничего не случится, если он уйдет.

В последний раз обернувшись, он пересек холм и начал спускаться по другой стороне.

Открывался вид, который заставил дон Сезара задержать дыхание. Голубые холмы переходили в золотисто-лиловые скалы и расходились в бескрайних волнах до горизонта. Это был голубой мир, где зелень, золото скал и светящиеся облака создавали головокружительное синее сияние. Даже огромное солнце не палящим желтым или красным, как дон Сезар привык видеть, а ласкало его розовыми, лиловыми и фиолетовыми лучами. Лучи просвечивали сквозь облака и распространяли золотистые и розовые отблески по голубой траве.

Когда дон Сезар спустился с холма, он оказался у озера, где водопад спускался с небольшой высоты. На берегу он увидел пригнувшуюся фигуру...

— Микаэла! Микаэла!!! — взволнованно позвал он, тряся ее за плечо. Она пробудилась, потянулась и задремала губой.

— Что? Я долго спала?

— Микаэла, — прошептал дон Сезар, сбитый с толку. Она улыбнулась в ответ:

— У меня был страшный сон. Какой-то кошмар... И вы такой взрослый стали, дон Сезар... Почему у вас седые волосы? Батюшка отпустил вас на целый день, не так ли? Где мы находимся?

— Микаэла! Ты... ты думаешь, что мы дома? В Альдомоваре?

— Ну да... Хотя... Не уверена...

— Посмотри вокруг!

Микаэла поднялась и протянулась, оглядываясь по сторонам.

— Водопад? Где у нас такой есть? Не помню... Как красиво!

— Мы не в Альдомоваре, Микаэла. Ты ничего не помнишь?

— А что мне нужно помнить?... Не знаю, мои мысли после сна такие туманные. Как мухи в комнате... Вы меня привезли куда-то, и я заснула, верно? А вы купались?

— Нет...

— Смотрю, вы без одежды... Давайте пойдем купаться! Давайте!

Микаэла хлопнула в ладоши от радости.

Дон Сезар пытался сохранять серьезное выражение лица, но радость Микаэлы охватила его словно поцелуй. Им обоим показалось, что они находятся дома в Альдомоваре или где-то еще...