Верю

*1732 год, основана последняя английская колония – Джорджия. Еще подростковая Америка начинает свой путь к Независимости от Британской империи и самостоятельному становлению в мировом обществе...*

«…и жили они долго и счастливо. Конец», Англия с тихим хлопком закрыл книжку, и хотел было уже шумно вздохнуть, этим звуком окончательно завершив историю Белоснежки, но вовремя осекся.

Рядом, повернувшись к нему спиной и прижимаясь хрупкими детскими лопатками к теплому боку старшего товарища, тихо спал малыш Америка, по уши закутанный в одеяло. Англия не видел его лица, но был твердо уверен, что мальчик давно прибывает в царстве Морфея, утомленный сказкой о девице, которой тотально не повезло с родственниками. Англия замер и, кажется, даже затаил дыхание, чтобы присмотреться к фигурке Америки, которая мерно, беззвучно вздымалась в такт движения груди, так же спокойно опускаясь обратно.

«Точно, спит», подумал парень и невольная улыбка заблуждала на его лице. – «Он еще так мал… До сих пор приходится читать ему рассказы на ночь, хотя на вид меньше девяти лет не дашь. Пора уже и вырастать».

Какими бы строгими не были рассуждения Англии, он чувствовал безграничную нежность к этому маленькому шалопаю, который не давал проходу ни ему, ни другим странам, начиная от оболтуса Франции, заканчивая зазнайкой Австрией. Америка всячески стремился узнать что-то новое и необычное, сразу пытаясь применить свои знания на практике, что порой его фантазии выходили за всякие грани разумного. Вспомнить хоть белые чернила для тайных писем или голубые розы, полученные методом поливания земли только дождевой водой. Следуя логике мальчика, раз небо синее, то и капли падающие с него должны быть соответствующими, а снег мы обязаны срочно выкрашивать сами каждую зиму в цвет лазурной выси.

Англия усмехнулся своим мыслям и с досадой обнаружил, что кровать жутко скрипит при каждом его движении, которое несет в себе хоть какую-ту цель подняться с постели на ноги. Словно она специально не хотела отпускать юношу из комнаты. Но делая титаническое усилие бесшумно встать и явно не оправдывая своих ожиданий, Англия начал сползать с простыней на пол, и матрац не преминул издать возмущенный стон, не желая расставаться с полюбившимся весом. Настороженно замерев в неудобной позе, парень внимательно посмотрел на Америку, ожидая его неизбежного пробуждения, но малыш продолжал спокойно лежать к нему спиной и Англия облегченно перевел дух.

Решительно предприняв вторую попытку подняться, он с удивлением обнаружил, что не может этого сделать и кто-то тянет его назад за край свободно расстегнутой рубашки.

Не уходи… Америка уже сидел лицом к нему, отчаянно цепляясь ручкой за белую ткань, и с надеждой смотрел на Англию грустными голубыми глазами, которые в полумраке казались синими и невероятно глубокими.

Но я должен…

Не уходи, тихо повторил мальчик и к первой ручонке, добавилась вторая, а потом он стыдливо добавил, все с той же тоской. – Мне страшно.

Англия вздохнул, показывая, что сдается на милость господина, и мягко убрав ладошки Америки, крепко обнял его, укладываясь обратно в кровать и укрывая обоих шерстяным одеялом. Малыш доверчиво прижимался к большой для него груди юноши, который заменил ему и отца, и мать, став самым настоящим братом, а, значит, и подарившим ему семью.

Америка, ты должен понять, я не могу находиться с тобой рядом вечно. Я и так слишком загостился в твоем доме Испания и Португалия уже негодуют, а скоро к ним присоединятся и остальные. Ты должен учиться самостоятельно справляться со своими страхами, чтобы вырасти смелым и мужественным, наставительно проговорил Англия, тем не менее, ласково поглаживая мальчика по нежной спине сквозь ткань пижамной рубашки.

Я знаю… робко ответил последний. – Я обещаю тебе, что это будет последняя ночь, когда я попросил тебя остаться. Просто мне, действительно, очень страшно одному, в темноте. Словно меня все бросили, хотя вы меня и так нашли совсем недавно… Может я вам уже надоел? – голос сошел на нет и Америка, зажмурившись в испуге, прильнул к Англии еще сильнее, в поисках тепла и отрицании так сильно ужасающих его слов.

Глупыш… старший брат мягко поцеловал мальчика в русую макушку, а в зеленых глазах засветилась забота. – Я никогда тебя не брошу. Даже, когда ты станешь взрослым и будешь задаваться, я все равно буду любить и беречь тебя.

Правда? – малыш задрал на него головку, и в его взгляде плескалось такое счастье, что парень невольно негромко рассмеялся.

Ты мне что, еще и не веришь?

Верю, удовлетворенно выдохнул Америка и вдруг поцеловал Англию в ласково улыбающиеся ему губы.

Совсем легко и просто, запечатлев целомудренный чмок, преисполненный любви и благодарности. Но и этого хватило Англии, чтобы опешить. Его щеки покраснели, а ресницы пораженно распахнулись, являя на свет красоту изумрудных омутов, пока мальчик недоуменно наблюдал за этими изменениями в лице старшего. Несколько секунд в голове Англии проносились бешеные вспышки мыслей, а потом, наконец, узрев немой вопрос малыша застывший на его лице, юноша смешался и заалел скулами еще пуще, отводя глаза в сторону.

Это хорошо, что веришь. Спасибо за доверие… он просто не мог поверить, что какой-то невинный чмок заставит все его тело изнутри, пробиться конвульсиями тока.

Америка, выдержав паузу активного мозгового процесса, вдруг как-то нехорошо прищурился и его детский ротик растянулся в лукавой ухмылке – именно с такой мимикой зарождались и осуществлялись не самые лучшие идеи мальчика, и Англия это прекрасно знал…

Так значит, тебя смущает проявление чувств с моей стороны, чопорный англичанин… задумчиво, специально растягивая гласные, протянул он и вдруг бросился на шею юноши. – А как тебе вот это!

Он стал осыпать губы Англии короткими поцелуями, что тому только и оставалось лежать под малышом бревном от непонимания происходящего и чувствовать, как естество реагирует на прикосновения не самым должным образом… А Америка тем временем уже принялся целовать все его лицо, не затрагивая губы и дразня ему жутко нравилась эта игра, где привычно невозмутимый старший брат не знал как себя повести и куда себя деть.

Но все планы маленького шутника рассыпались как карточный домик, когда с поистине нечеловеческим рыком, Англия перевернулся на живот, подминая под себя мальчика и вжимая одной рукой его тонкие кисти в пух подушки над головкой. Малыш в зачарованном ужасе смотрел в потемневшие, ставшие нефритовыми бездны нависшего сверху парня, и все падал, падал в эти бесконечные зеленые пропасти, не ведающие дна или опоры. Англия тяжело и медленно дышал, пожирая своими почерневшими от желания глазами ангелоподобное личико Америки, пока, наконец, не наткнулся на полный страха взгляд загипнотизированного неизвестностью ребенка.

Моргнув, как во сне, юноша глубоко вздохнул и сглотнул, унимая взбунтовавшуюся волну вожделения и максимально мягко, как мог, чтобы не напугать бедное дитя еще сильнее, выдавил:

Прости меня. Я не совладал с собой.

Но бедное дитя отреагировало совсем («СОВСЕМ!!!» орал позднее пьяный в дупель Англия) не тем образом, которым следовало ожидать, обхватив по-детски изящными ножками старшего за талию и прижавшись промежностью прямиком к его паху.

Так не держи себя… синие глаза горели опрометчивым любопытством, но где-то там, на глубине, темным пламенем проскальзывало совсем не соответствующее мальчишескому возрасту желание…иметь.

Англия больше не мог выносить соблазна, подавно не славившийся особой выдержкой. Он жадно впился в податливые, совсем нежные губы Америки, раскрывая их кончиком языка и мягко проталкивая его в одурманивающую сладость. Он скользил по небу, щекам и деснам, переплетаясь с неумелым язычком малыша, который хоть и схватывал все на лету, повторяя движения юноши, вскоре начал задыхаться от остроты чувств, теряя спасительный кислород. Парень неохотно оторвался от мальчика, словно одинокий путник в палящей пустыне, едва припавший к спасительному оазису и, неосознанно облизнувшись, хрипло спросил:

Как ты?..

А стоило вообще задавать этот вопрос? Все и так было видно. Щечки смущенно раскраснелись, дыхание пыталось восстановиться, волосы разметались по подушке, а бирюзовые глаза судорожно блестели от восторга – да по такой радости и восхищению картину писать можно! Англия улыбнулся и, не дожидаясь ответа, вновь стал целовать Америку, но уже не так пылко и страстно, а нежно и ласково, утолив первый голод необузданного желания. Обвив его шею, мальчик старательно отвечал, просто плавясь от любви и чувственности, которые безвозмездно дарил ему старший и, ему обязательно хотелось отплатить чем-то таким же равноценно приятным. Пока языки танцевали один ведомый им неторопливый танец, а губы нежно терзали друг друга, одна рука отделилась от объятий и интуитивно заскользила вниз, к низу живота Англии, где уже пульсировала через ткань черных брюк налитая кровью плоть.

Едва робкие, но шаловливые пальчики Америки коснулись заветного местечка, Англия прогнулся в спине, прижимаясь членом к ладошке мальчика, и застонал ему прямо в рот, не прерывая поцелуя. Поощренный этой реакцией, которая, несомненно, означала, что брату хорошо, малыш вжикнул молнией ширинки, ощущая насколько твердой и горячей, стала эрекция парня. Он уже хотел добраться до самой кожи, чтобы узнать, какая она теплая ощупь и что будет, если сжать член чуть сильней, но перевозбужденный Англия с сожалением отстранился от Америки и тот успел испугаться, что делает что-то не так.

Я что-то перепутал, да? – огорченно спросил он, глядя, как старший садится куда-то в ноги, словно готовится вот так запросто встать и уйти – на глазах тут же стали наворачиваться искорки слез.

Нет, что ты, поспешил переубедить его парень, с ласковой улыбкой глядя на напрасно расстроившегося малыша. – Все замечательно, просто позволь мне сначала доставить тебе удовольствие.

Англия не стал говорить ему, что может быть больно, ведь он постарается сделать все максимально нежно и аккуратно, чтобы любимый Америка даже не узнал, что можно испытать что-то другое, кроме острого наслаждения. Он еще не представлял, как его немалое по сравнению с попой мальчугана достоинство окажется внутри него, но желание получить младшего было настолько велико, что все опасения уходили на задний план.

Америка с удивлением наблюдал, как Англия поднимает его спальную рубашку, под которой ничего не было, раздвигает ножки и начинает трепетно целовать внутреннюю сторону его белоснежных бедер. Парень, пребывая в какой-то сладкой эйфории, вдыхал аромат кожи мальчика, пахнущей мылом и хвоей, постепенно спускаясь к самой чувственной точке мужского тела, которая давала о себе знать, уверенно увеличиваясь в размерах. Малыш мелко дрожал в руках юноши, его глаза закатывались от удовольствия, когда Англия ненавязчиво проводил языком по мошенке и тугому колечку ануса, он хрипло постанывал и томно вздыхал, а для брата это было наградой.

Наконец, юноша прекратил приторную пытку нежными ласками, где Америка сам поддавался бедрами навстречу, непроизвольно истекая смазкой и умоляя Англию сделать что-то еще, большее, но что именно, он сам не знал… Парень слизнул белые выступившие капельки с головки совершенно гладкого, пока без единого волоска члена, и стал ласкать его пальцами несильно нажимая на основание и сильно сдавливая уздечку. Америка протяжно застонал, заметавшись по кровати, что от этой картины у самого актива жутко заболел пах, требующий немедленной разрядки, но Англия пересиливал себя, подготавливая мальчика для наименее безболезненного вторжения. Пока рука продолжала ублажать жадную до прикосновений плоть, язык баловался с яичками, заставляя малыша кричать от пронзительного наслаждения, а потом он начал спуск к непокорным кольцевым мышцам, которые требовалось тщательно размять и расслабить. Губы сразу же принялись за дело.

Англия… А-а-англия!.. Что…что ты делаешь?.. Ох, нет… Ох… Англия, Англия… беспрестанно, в исступлении шептал Америка, запустив одну пятерню в свои волосы, а другую зарыв в светлую шевелюру юноши, где его пальцы бездумно перебирали мягкие прядки, заводя старшего еще сильнее.

Целуя и всячески разрабатывая анус любимого, Англия наслаждался состоянием мальчика и нежно улыбался, когда тот задыхался и выгибался в спине, если кончик языка проникал в постепенно размягчающуюся дырочку, а пальцы сдавливали головку. Вскоре, Америка уже не мог ничего, кроме умоляющего хныканья и тяжелого дыхания – он полностью расслабился, безвольно раскинувшись на постели с поджатыми к груди коленями.

Прохладный любликант, один палец, второй, третий… Он действовал, как робот, пока в голове пульсировала лишь одна мысль – войти. Но надо, надо сделать все возможное ради него… Трое орудий мучительно сладких пыток, свободно таранили анус ребенка, нащупывали бугорочек простаты и тот опять, опять так восхитительно кричал, стоило просто нечаянно задеть ее…

И тут Англия решил – хватит. Он поднялся, встал на колени, ловя на себе несоображающий туманный взгляд мальчика, положил его ножки себе на плечи и, придерживая за бедра, приставил свой запредельно твердый, тщательно смазанный любрикантом член к податливому колечку мыщц. Он мешкал, но желание уже затуманило разум, стоило лишь прикоснуться обнаженной плотью к этому восхитительному телу.

Ну, же… эбеззвучная мольба, произнесенная одними губами Америки, стала последней каплей, и парень стал медленно входить в малыша.

Америка застонал и стал сам насаживаться на член Англии, ведомый стремлением быть заполненным до предела, но его мышцы начали невольно напрягаться и сокращаться, стараясь отвергнуть инородное тело, а следом последовал и жар боли, от которой мальчик тихо завыл.

Расслабся, прошу тебя, расслабся… чертыхаясь про себя, что просто не может вогнать горячий член в это хрупкое тельце, шепотом упрашивал юноша, замирая, дабы малыш привыкнул к новым ощущениям и расстался с некой долей боли.

Америка лишь зажмурился, заставляя свое тело вновь стать безвольной тряпкой, но тут Англия начал массировать его член, стараясь унести неприятные чувства, и ягодицы вновь напряглись, создавая взрывающий раскаленные нервы коктейль из боли и удовольствия. Парень смотрел, как мальчик беззвучно открывает и закрывает ротик, как его глаза расширяются в недоумении, а губы пытаются ловить воздух, который внезапно стал вязким и раскаленным, не желая наполнять собой легкие. Англия поспешно убрал ладонь от плоти Америки и ласково провел ей по его взмокшей от бесконечного напряжения груди, что долгожданный жадный вдох шумом ворвался в неестественную ночную тишину комнаты. Малыш часто-часто задышал, в бессилии закрывая глаза и воспользовавшись моментом, старший продолжил мягкое продвижение.

Боже, каким он был узким и горячим… Англия не мог предать словами, что он чувствовал, когда его член постепенно скрывался в маленьком и нежном теле брата, и еще долго не мог прийти в себя, когда головка достигла упора, надавливая по пути на опухшую простату.

А-а-а… громко застонал Америка, когда ощутил всю эмоциональную палитру сумасшедшим вихрем пронесшейся по нервам и каждой клеточке естества, даруя неземное блаженство наполненности.

Спустя некоторое время длиною в вечность, старший начал осторожное движения обратно, к выходу, склоняясь к личику мальчика в экстазе и удивительно трепетно целуя, словно малыш только что подарил ему целый мир. Хотя так оно и было… Америка только охал и тихонько мычал от любви, которая затопила его сердце и теперь негой, как сладким сиропом, растекалась внутри него вместо пульсирующей жаркой крови, молоточками стучавшей в ушах. Постепенно первые, самые бережные толчки стали смелее и глубже, рывки сильнее и страстнее, что мальчик сам подмахивал бедрами, стараясь прижаться к Англии любым способом и чувствовать его волшебную близость максимально, а парень сходил с ума от этой картины. Он не мог продержаться долго – слишком много терпел – но довести сначала Америку являлось главной целью, поэтому юноша беспощадно теребил плоть малыша в пальцах, скользя по всей длине и, то и дело, проезжаясь по бугорку простаты.

Англия, я больше не могу!! – кричал на пике Америка и его мыщцы начали сокращаться, вызывая волну ответного оргазма и у Англии, который на себе испытывал судороги изящного тела мальчика отозвавшиеся преумноженным эхом.

Малыш ощущал, как что-то горячее разливается в нем и не мог остановить беспрестанных стонов, пока в ладони парня, содрогаясь, его собственный член выстреливал потоки белесой спермы. Наконец, Англия обмяк и практически упал на Америку, если бы не колени, стоящие на постели и гулко гудящая пустотой голова, вымотано уткнутая лбом в подушку возле лица малыша. Тело мелко дрожало, ноги предательски подгибались, а перед глазами плясали черные точки, сменившие золотые звезды оргазма, но парень стойко переживал эти моменты, практически потеряв связь с действительностью, где лежащий под ним мальчик тоже старался прийти в себя.

Англия… тихо и сипло прошептал малыш, не открывая налитых свинцовой тяжестью глаз, едва сорвавшийся от воплей наслаждения голос, решил частично вернуться к своему хозяину.

Юноша совсем незаметно вздрогнул, что-то на миг осознавая, и со стоном скатился с Америки, но этот звук был наполнен горечью и ненавистью к себе, а младший завторил ему, ощущая практически болезненную истому от вновь задетой и безжалостно истерзанной простаты. А еще ему не хотелось отпускать Англию… Едва тело потеряло чувство тепла и присутствия рядом старшего брата, сердце противно заныло и жутко захотелось плакать, словно вот и все, теперь он точно никому не нужен, использованный и брошенный один…навечно.

А… Англия… опять жалко прохныкал малыш, немилосердно хрипя и слепо тянясь ищущей ладошкой к юноше, пока по щекам уже вовсю стекали серебряные в свете луны слезы.

«Я… Я же изнасиловал ребенка… Собственного брата… О котором клялся заботится, как мать и воспитывать, как отец… Я… Господи, что я наделал!?» парень в ужасе и презрении к своему ничтожеству, что не смог устоять перед плотским искушением, наблюдал за детской ручонкой, шарившей рядом в поисках заветного родного, близкого, любимого тепла.

Он смотрел на заплаканное личико так и не с поднятыми пушистыми ресницами, которые теперь слепились от пролитой воды, превратившись в острые темные иголочки. Губки искривились в отчаянье, светлые брови изогнулись в неверенье, между ними залегли глубокие морщинки страха, а прозрачные капли из-под нежных век нескончаемым потоком, падали на подушку, скатываясь по вискам.

А-а…Англ…

Я здесь, голос чуть дрогнул, когда собственные пальцы поймали блуждающие пальчики Америки и крепко сжали их в своих. – Я здесь, слышишь?..

Беззвучно задохнувшись от надежды и облегчения, малыш прерывисто кивнул, из последних сил прижимаясь к Англии, стремясь ощутить его свет, как цветок жадно ловящий лучи утреннего солнца. Старший сам притянул к себе постепенно затихающего мальчика и обнял так, словно всю жизнь был готов так держать его, защищая от любых напастей и проблем, которые в поистине огромном количестве сыпались на людские головы каждый день, и Америка был благодарен ему.

На его раскрасневшихся от поцелуев губах расцвела нежная и доверчивая улыбка, от которой Англия ощутил себя еще хуже, чем полным моральным уродом, который воспользовался ситуацией и надругался над невинной детской душой. Но следующие слова, произнесенные мальчиком, гулким ударом сердца повисли в воздухе, а в голове взорвались сотни миллиардов фейерверков, каждый из которой огненной вспышкой прокатился по коже, заставляя замереть…

Я люблю тебя, мягко проговорил малыш, а его голубые глаза, казавшиеся в полумраке ночной высью цвета индиго, радостно сияли.

Уже в следующий миг их застелила сонная поволока и Америка погрузился в долгожданный крепкий сон, который нес в себе спокойствие и тихое счастье, пока руки Англии бережно обнимали маленького мальчика.

Утро уже занималось на горизонте, робко подглядывая в окна дома, не прикрытые тяжелыми портьерами, когда тихий ответ шелестом весенней листвы канул в вечность момента под названием «жизнь»…

Я тоже люблю тебя. Америка.