Малыш + Маринка =...

«МАЛЫШ + МАРИНКА =...»

... Она проходит мимо, и я чувствую, как плавится воздух. Испаряется, исчезает, и мне будто нечем дышать. Я стою, мальчишка, каких сотни в нашей школе, и знаю, что у меня нет силы повернуть ее взгляд. Взгляд на меня. Я не решаюсь на него претендовать. Марина смотрит всегда вперед — уверенно и целеустремленно. Весенний ветер разогнался на школьной площадке и донес до меня ее запах. Мягкий, ароматный, создание духов и чистой девичьей кожи, он щекочет мне ноздри и заставляет замереть на месте. Никто из друзей не поверит, что я чувствую, как нежно пахнет Марина с расстояния пяти метров. Но я верю себе. Я словно флюгер, который всегда поворачивается в ее сторону. Она — комсорг школы, и я для нее — один из многих. Среднеуспевающий кандидат в комсомол, без успехов в учебе и общественной работе. Мои легкие вбирают воздух, а глаза вбирают ее след. Ножки, изумительно стройные, в короткой, как для комсомольской активистки юбке, стучат каблуками по аллее, направляясь в классы. У входа ей едва улыбается Огнев — он приходит на работу одним из первых, как настоящий хозяин. Школа — его территория, он — ее директор, а Марина — его дочь. Она вежливо здоровается с папой, словно они не виделись сегодня утром дома. Павел Сергеевич Огнев доволен. Марина — его гордость и опора. Он любит свою работу и любит свою дочку. Образцовая школа и образцовая семья.

— Сучка! — услышал я за спиной и обернулся. Ваха, крепкий десятиклассник, торчавший в последних классах по два года, ухмыляясь, смотрел на Марину. Его одноклассница, она постоянно на сборах критиковала его выходки. На последние такие собрания Ваха уже откровенно «забил», не появляясь, и, рассчитывая на аттестат, буквально «дотягивал» учебу.

— Че пялишься на нее? — Ваха щелкнул мне по уху, без злости. Мой взгляд на Марину не остался без его внимания. Ваха имел репутацию трудного парня, хулигана, по которому плачет колония, но был моим товарищем, опекал меня и «учил жизни». Смелый, всегда говорил то, что думал и делал то, что хотел. Никто в тот момент не вызывал у меня подобного восхищения. На районе меня никто не трогал, вся шпана знала, что я — «пацан Вахи», а своих друзей он в обиду не давал. Я учился на два класса младше и вечера проводил с Вахиной компанией, парнями постарше. Все они жили по соседству и считали меня «своим». Я уважал их за дерзость и свободу, они меня — за то, что я хотел быть похожим на них.

— Он на нее по ночам дрочит, — добавил весело Аслан. Он стоял рядом с Вахой и был его закадычным другом, а также соучастником по многочисленным проделкам и учету в милиции. Смуглый и жилистый кавказец, Аслан умел «подколоть». Смущение краской окатило мое лицо.

— Заткнись, — смело решил я поставить кореша на место. Аслан хотел щелкнуть мне по уху, но Ваха остановил его.

— Ша, — сказал он, великодушно улыбаясь, — Ты че, не видишь, как Малыш на нее запал?

«Малыш» — так они называли меня, несмотря на развитое для своего возраста телосложение. Все же разница в годах с моей компанией определяла такое отношение. Я не обижался.

— Да нужна она мне, — заявил я с напускным безразличием, скрывая стеснение.

— Красивая, — одобрительно отметил Аслан. Я отвернулся, но Марина, ее фигурка, стояла у меня перед глазами. Пора идти на уроки. Я подавил в себе вздох. Мне так и суждено было лишь смотреть на нее со стороны.

На третьем уроке, перед началом, вдруг вошла наша «классная», и не одна. С ней были девчонки из 10го класса, будущие выпускницы. ОНА была в их числе! Я почувствовал, как застучало сердце. Буквально вцепился взглядом в ее голубые глаза, которыми она уверенно осматривала класс, лишь скользя ими по лицам учеников.

— Ребята, — начала «классная». — Через месяц начинаются годовые экзамены. В порядке шефства вам помогут подготовиться ученицы старших классов. По тем предметам, по которым каждый из вас отстает больше всего.

«Классная» начала представлять, кто из девчонок какой предмет будет подтягивать с такими балбесами, как мы.

—... Лена — алгебру, Таня — физику, и, наконец, Марина — русский язык. Теперь я распределю вас.

Дошла очередь до меня.

—... Саша — в группу алгебры, — объявила «классная» мой приговор. Меня будто ударили мешком по голове. Необходимость что-то сделать, изменить несправедливость жизни сию минуту словно взорвала меня изнутри.

— Наталья Николаевна, — вдруг решительно встал и отозвался я. — Я по русскому больше всего отстаю.

Мне показалось, что сейчас весь класс разразится хохотом, просекши причину моей просьбы «о переводе» в другую группу. К девчонке с красивыми голубыми глазами.

Но ребята молчали, никому не было дела до моей успеваемости. «Классная» задумалась на миг, мысленно отметила, что между моими двойками по математике и русскому нет никакой разницы, и согласилась. Марина впервые посмотрела на меня, и мне показалось, что она улыбнулась. Едва заметно, лишь уголками своих алых губ, но я это видел.

Марина, после того как распределение закончилось, сразу объявила своим подшефным, что занятия будут проходить индивидуально, по 2 раза в неделю с каждым.

— Твои дни — вторник и пятница, с пяти до шести, — озвучила она мне мой график и отметила у себя в блокноте. Больше она не обращала на меня внимание. Вскоре девушки ушли, начался урок, а я еще пытался придти в себя. Мысль о том, что мне предстоит несколько часов провести в обществе Марины, пусть и в качестве ученика, взбудоражила меня. Я не слушал «классную», не в состоянии сосредоточиться на теме занятий. Я думал только о ней.

Наступил вторник. Не буду описывать все тяготы и волнения своих ожиданий. В это утро я особенно тщательно прогладил рубашку и школьные брюки, причесавшись, долго рассматривал себя в зеркало, как девчонка. Это заметила мама, с усмешкой спросив, с кем это на свидание я собрался, и заставив отвернуться от нее, пряча глаза. Уроки тянулись мучительно медленно, еще три часа до индивидуального занятия я болтался по улице, не желая идти домой и поглядывая на часы.

Я ждал ее в классе языка и литературы, когда она вошла. Точно, минута в минуту. В белой школьной кофточке, под которой выпирали два мячика девичьей груди, короткой юбке Марина смотрелась сногсшибательно. И даже русая коса, заплетенная за спиной, подчеркивала ее стройность.

— Ну что, грамотей, — с добродушным смешком начала она. — Будем заниматься.

— Меня Саша зовут, — нашел в себе силы твердо проговорить я. Старался выглядеть непринужденно и уверенно, подавить предательское волнение.

— Красивое имя, — отметила девушка. — Так звали Пушкина и Блока. Ты будешь писать так же грамотно, как и они.

Она надиктовала мне короткий диктант, я старался вслушиваться в ее голос и интонации, чтобы избежать кучи ошибок, но буквы путались, а запятые словно проваливались на бумаге. Я пытался сосредоточиться изо всех сил и ощущал себя в ее тени, которую она отбрасывала, пока стояла надо мной и проговаривала текст. Ее голос звучал, как песня.

Марина быстро проверила написанное.

— Ну, Саша, есть над чем работать, — лишь сказала она. — Садись ближе, будем учиться.

Мы сидели рядом за партой, одни в классе. Я почувствовал, как вспотели подмышки, когда она, наклонившись ко мне, рассказывала об очередном правиле. Она была совсем близко, и я знал, что не было ощущения прекрасней этого. Ее коса свисла мне на плечо, когда Марина, увлекшись, проходилась со мной по написанному. Это было первое прикосновение к ее телу. Я старался и вправду запоминать все, что она мне говорила, но мысли смешались, а голос повторял все автоматически. Мне стало стыдно, когда я поймал себя за тем, что уставился на ее оголенные ноги, пока она зачитывала очередную строчку с моими ошибками. Но я знал, что сделал всего одну ошибку. Я вдохнул в себя ЕЕ запах, теперь настолько близкий, насколько убивающий своим ароматом. Так пахнет первая в жизни страсть, и я понял, что худшее — это оторваться сейчас ...