Пираты (Порно комиксы пираты)

Женя любил девушек. Он мысленно сравнивал их с цветущими яблонями, которых было так много в Пскове, куда он приехал учиться в педагогическом институте. Можно сказать, что он в этом институте девчоночьем действительно проехался с ветерком, потому что не осталось как будто на его курсе девушки, не внесённой в его донжуанский список. Женя был один юноша на курсе, и он любил девушек. Ему доставляло удовольствие проходить студенческими рядами, благоухавшими парфюмерией, рассматривать разнообразные виды, наклоны, изгибы; слушать лепет, шелест, позвякивание.

Довольно скоро он стал захаживать в общежитие к девушкам в гости. Его приглашали, он стал всеобщим любимцем и другом. Проводя ночи всё время в разных комнатах, он наслаждался расцветом своих подруг, с нежностью гладя на заре их розовые щёки. Наконец, цветы кончились. Женя неплохо учился и помогал другим, сессия сменяла сессию, и однажды осенью он вдруг осознал: Маша.

Маша была одна девушка на курсе. Вернее, она ею оставалась. Вернее, она словно не хотела ею быть. Она всегда была ровна с Женей, не жеманилась, не открывала для него свой крошечный бюст. Женя ни разу не встречал её в юбке или платье, никогда не замечал и следа косметики на её лице с резкими чертами. Маша носила короткую мальчишескую стрижку. Садясь на стул, она обычно расставляла ноги в вечных голубых джинсах, упираясь руками в верхнюю треть узких бёдер. Её плечи были прямы, движения уверенны и исполнены скорее атлетизма, чем грации. В ней бурлил какой-то невидимый Жене источник, который она всеми силами спрямляла в выстраиваемое на виду у Жени русло. Она буквально формировала сама себя, как если бы дерево стряхнуло свои цветы и листья и стало бы само себя тесать по живому. Обращаясь к нему, Маша называла его Евгением.

— Евгений, приходи ко мне на день рожденья.

Женя поблагодарил и обещал прийти. Нельзя сказать, чтобы он и раньше не общался с Машей, но общение это всегда было спокойное и не так сквозило эротикой, как общение с остальными студентками.

Женя вышел из института и спустился по ступеням на Торговую площадь. «Что же ей подарить?», подумал он. Солнце стояло в небе, а пожелтевшие листья висели на деревьях. С реки Великой прилетел сквозняк.

На следующий день похолодало. Дожди ещё не начались, но летним забавам явно приходил конец. Девушки надели с длинными рукавами, а за садовыми заборами засверкали яблоки.

В предпоследний день октября Женя входил в комнату Маши, неся в руках антикварный сундучок из кипарисового дерева. В довольно просторной комнате, к его удивлению, находились все студентки. Они болтали, открывали окно, доставали чашки и бокалы из шкафа, делали салат и слушали музыку. Маша взмахнула рукой, и все смолкли.

Женя поставил сундук на стол и указал на него Маше:

— Поздравляю и дарю.

Маша покраснела; Женя никогда не думал, что это с ней возможно. Но странно, что девушки не подняли её на смех и не произнесли тех слов, которые они могли произнести: Женя знал их близко и не только внешне.

— Спасибо, Евгений, — сказала Маша и подняла на Женю глаза. Мгновенно оттуда вылился голубой поток и устремился куда-то в направлении его сердца.

В тишине сундук не открывался. Маша вопросительно обернулась к Жене — тот подошёл и вставил в замочную скважину ключ. Откинул крышку.

— Ого! яблоки! Такого подарка я ещё не получала. — Маша помолчала, она вообще выглядела задумчивой в этот день, тогда как обычно решительности ей было не занимать, и кто, как не она, умел организовать общественное, институтское или спортивное мероприятие! Она окинула присутствующих взглядом, сунула руки в карманы.

— Помните, что нам недавно рассказывали на лекции про яблоко Эриды? Там было одно, а здесь хватит на всех. Войны не будет. Угощайтесь, девушки...

«Девушки?», подумал Женя, «она сказала — девушки! Не девчонки, не подружки... Гм!» Впрочем, вскоре всё завертелось, явился на стол сидр, а вместе с ним и хмель, девушки раскраснелись, стали танцевать, потом лопнул шарик, привязанный к люстре...

За окнами стемнело. Был вечер пятницы, многие студентки разъезжались на выходные по домам, и постепенно компания уменьшилась до пяти человек, мывших блюдца и чашки на кухне, и собственно Жени с Машей. Женя стоял у окна и смотрел на Петропавловскую церковь, белевшую в сумерках у берега реки Псковы.

Маша рассматривала опустевший сундучок.

— Ты оставишь мне ключ?

— Конечно. — Он вдруг почувствовал, что разгорячён, но подруги каким-то неуловимым образом ускользали от него весь вечер.

— Что-то жарко, да? — сказала Маша, проворачивая ключ. — Хочешь, дверь откроем, сквозняк устроим?

— Давай устроим, — Женя отвернулся от окна. Им овладело странное колебание. Обычно в гостях он с важностью откликался на девчоночьи просьбы что-то починить или исправить по мелочи, как бы не замечая нарочитости самой просьбы и подыгрывая в этом житейском театре, чтобы вскоре оказаться вместе с актрисой на ложе.

Сейчас же он словно отрезвел и словно ощущал вкус серьёзного и плодотворного общения. Маша взглянула на него, пошла и отворила дверь, затем улыбнулась и предложила сыграть в карты.

Вернулись из кухни студентки, сказав, что уже поздно, и им пора. Маша приняла посуду и расцеловалась.

«Не сами же карты ей интересны», размышлял Женя. «А кстати, почему это я с ней до сих пор не переспал?»

— Не деньги же мы будем ставить на кон? — вопросительно посмотрела Маша.

— Нет, пожалуй... А если играть на секс, то проигравших не будет. — Женя также посмотрел ей в глаза.

— Не на кого играть.

Женя моргнул. Маша продолжала спокойно сидеть, расставив ноги, обратив к нему своё лицо.

«Не хочет ведь она этим сказать, что...»

— С кем тут было можно, я уже переспала.

Женя откинулся в кресле и положил ногу на ногу.

— Подозреваю, что и ты тоже, Евгений.

Женя зажмурился и досчитал в уме до десяти. Потом до двадцати. Он мысленно сделал смотр своему списку институтских побед, затем стал вспоминать взгляды, слова и интонацию Маши, всегда, как теперь оказывается, бывшей где-то поблизости, где-то в авангарде, вооружённой тем же оружием, носившей ту же форму...

Женя открыл глаза. Маша сидела на кровати, положив локти на колени, внимательно наклонившись к нему. На ней были джинсы и сорочка навыпуск. Никаких украшений, никакой косметики. Никакого притворства.

— Давай поиграем в пиратов? — негромко спросила Маша.

— Давай. — Общение с ней захватывало, с ней было интересно. — Только я не знаю, как.

— Подарил мне пиратский сундук и говорит, что не знает!... Это очень просто: выбираем пиратов и офицеров. Офицеры ловят пиратов и устраивают допрос. У пиратов карта острова с сокровищами. Офицеры, чтобы добыть эту карту, допрашивают пиратов... даже пытают. — Голос Маши задрожал, — мы в Гдове так играли в детстве с мальчиками.

У Жени было такое чувство, будто Маша открывает ему нечто сокровенное, тайну, которую знает очень ограниченный круг людей, а может, и вообще никто. Она зарделась, но продолжала прямо смотреть на него. То, что она теперь была совсем не похожа на старосту курса, отличницу и спортсменку; то, что она была не похожа на сапфическую любовницу, — исполнило вдруг его такого сострадания, что он едва не прослезился. Ему стало так жаль эту скромную девочку, эту гордую девочку под мальчика, за своей гордостью скрывающей трагедию от невозможности быть как все, наслаждаться как все!

Маша продолжала. В её речи сейчас был феномен стыдливости. Она рассказывала всего-навсего об игре, но при этом так краснела, такую интонацию брала, что Женя ощущал себя по меньшей мере исповедником и не мог не строить ответственных отношений с ней.

— Если всё идёт нормально, то это как бы «зелёный». Если что-то не нравится, надо вслух сказать «жёлтый». Если совсем пиздец — кричи «красный». После этого игра мгновенно прекращается.

Маша осеклась и ещё покраснела:

— Крест-накрест ...