БОРТ 556. Мистико-эротический триллер. Экранная версия. Серия 4 (Только для взрослых) (Эротические истории)

Вот и сейчас она сбросила его. Прямо на пол перед моей больничной постелью. Прямо своими красивыми девичьими черненькими ножками в плотном загаре латиноамериканки. Она сбросила с маленьких девичьих ног домашние тапочки с маленькими пальчиками, таких же черненьких от загара стоп, и наклонилась ко мне. Стоя в одном своем теперь передо мной желтом купальнике.

— «Моя красавица Джейн!» — прозвучало в моей голове — «Девочка моя!».

— Джейн! — радостно выдавил я из себя — Это ты! Ты пришла ко мне! Ты живая! Где ты была, любимая моя?! Я здесь соображу от нашей разлуки!

— Тише, милый — услышал я тихо ее нежный ласковый женский любимой голос — Тише — она повторила — Мальчик мой, любимый мой, я пришла успокоить тебя. Успокоить тебя — и она легла рядом со мной, почти чуть ли не на меня прижавшись ко мне и положив на мою грудь свою девичью черную в распущенных длинных волосах голову. Она прижалась ко мне, забросив на мои все еще бесчувственные ноги свою левую согнутую голую черную от загара и полную в бедре и голени девичью ножку, проведя коленом по моему в пижаме животу. Она положила мне на грудь обе свои в широких рукавах халатика девичьи руки, и, гладя нежно по моей груди маленькими пальчиками, посмотрев снова мне, молча в глаза, сказала — Я спасла тебя любимый. И это главное.

Я почувствовал ее. Ее тело. Почти нагое гибкое как у русалки женское в аромате запахов тела. Ее пышной трепетной в дыхании груди соски сквозь тот ее лифчик купальника. Торчащие снова и упирающиеся мне в мою под пижамой грудь. Ее девочки моей Джейн страстное тяжелое дыхание и ее это лицо в полумраке моей каюты. В желтом свете Луны и

Звeзд. Этo тaкoe мoeй Джeйн пылкoe, кaк и ee растoплeннoe трoпикaми сoлнцeм и мoeй любoвью гибкoe кaк у вoстoчнoй тaнцoвщицы в стройной тaлии тeло. Джeйн притягивaeтся свoим желтым купальником к моему животу, охватывая лобок и живот. Ее пупок выглядит прекрасно на ее округленном животе. Она изогнута, словно кошка, спокойно лежа на мне.

Она проходит правой рукой по моему лицу, губам и щекам и говорит: "Ключий", - произносит моя Джейн, - "Небритый и ключий, такой любимый". Джейн подняла голову со своей груди и поцеловала меня в губы. Но уже не так, как раньше, а по-другому. Как будто уже прощается со мной. Прощается навсегда.

Джейн произносит на уже четком русском языке с грустью: "Я так и не одела для тебя, любимый, вечернее черное платье. Прости меня, Володенька".

В ее черных неподвижных глазах стоят слезы, и она, молча, встает и уходит, мелькая своими красивыми темными бедрами без загара на фоне света луны и звезд через окно моей медицинской каюты. Она идет к выходу из моей каюты. Дверь так и была не заперта, и она стоит на пороге ко мне, обернувшись и глядя на меня, лежащего на больничной кровати. Почти обнаженного. И босого. В ее желтом купальнике.

Джейн переступает через порог двери и уходит, не оглядываясь по длинному корабельному коридору круизного судна.

"Джейн!" - вырывается у меня из груди. "Джейн! Куда ты?! Джейн!" - я вдруг вскакиваю на ноги, даже не заметив этого, и бросаюсь к выходу и двери. Выглядываю в коридор. Выглядываю в коридор, которого не видел до этого. Впервые из больничной каюты, где лежал совершенно один.

Джейн повернулась, ее взгляд был теперь как-то грустным, и она вышла в коридор между каютами. Я, словно сумасшедший, вскочил с постели и не заметил, что мои ноги онемели, и бросился за любимой вдогонку.

— Джейн! — кричал я — Подожди, не уходи, любимая! Но она уже была в конце коридора пассажирского судна и ее силуэтом, не оборачиваясь, растворилась за углом поворота.

Я летел как безумный за ней до того поворота. Шлепая босыми ногами, я пролетел повороты и лестницы, ведущие на верх к выходу на нижнюю палубу пассажирского идущего по океану английского круизного лайнера.

Никого не было на моем пути. Весь корабль спал. И только я как безумный летел босиком по деревянной теперь палубе к перилам ограждения корабельного борта. Я вылетел на выходящий к освещенному светом раннего утра выступающему наружу, как и другие на этой палубе смотровым пассажирским балконам.

Там стояла у поручней ограждения моя красавица Джейн.

Она стояла в желтом своем купальнике и была освещена уходящим в рассвет светом звезд и луны. Все ее тело блестело черным загаром в свете исчезающей в рассвете луны. От округлых бедер голых до самых ступней ног от тех узких плавок и широких женских ягодиц, до верха девичьих черных от загара как все ее тело плечей. Она вся переливалась

своим смуглым почти черным загаром в утреннем ярком солнечном свете восходящего солнца.

Джейн стояла спиной ко мне, облокотившись о те бортовые поручни ночного идущего по ночному Тихому океану лайнера.

Джейн стояла, повернув свою женскую черноволосую головку ко мне.

Она наблюдала за приближающимся ко мне по длинному поперечному узкому коридору, который вел к бортовому выступающему в океан из бортовой оконной палубной надстройки балкона.

Ее длинные завитые волосы на ночном океанском сильном ветру, словно змеи из смолы, переплетались и запутывались на ее плечах и спине. Они распускались, обвивая Джейн, искрились золотистыми сережками в ее милых ушках так же милого лица со своими черными глазами, которые смотрели на меня из-под черных стремительных луковиц бровей грустным и страдающим взглядом неизбежной страсти неразделенной любви.

Посмотрев на меня, она повернула свои глаза в сторону океана и отвернулась от меня, глядя на синие бурлящие и неспокойные за бортом пассажирского круизного лайнера волны.

Джейн отвернулась в сторону океана, не глядя уже на меня.

Она стояла и смотрела куда-то в океан, ничего не говоря. Она смотрела просто, куда-то не отрываясь, ухватившись своими загорелыми руками от солнца за поручни борта балкона, выгнувшись, как всегда, назад узкой девичьей загорелой спиной в гибкой как у русалки талии. Выставив вперед жгучему утреннему восходящему на заре солнцу свой голый овальный черный красивый пупок девичий животик. Джейн стояла в каком-то еле заметном блестящем на утреннем ярком солнце лиловом свечении. В его ореоле,

идущим от самой нее. От ее черных босых девичьих маленьких ступней. По ее вверх полненьким икрам, овальным бедрам и широким ягодицам Джейн кругленькой женской попки в узких купальниках желтых плавках, подтянутых ее волосатым с промежностью лобком и стянутых тугими тонкими пояском и лямочками под выпяченным вперед в сторону океана и балкона тем голеньким сексуальным животиком. До самой ее подтянутой туго желтым лифчиком полной трепещущей в тяжелом страстном дыхании сверкающей загаром девичьей груди, стянутой туго треугольными лепестками как парусами нашей затонувшей мореходной яхты Арабеллы лифчика. Застегнутого туго, на ее женской узкой загорелой спине.

Свeт пeрeмeщaлся ярким, нo кoлeблющимся свeчeниeм пo нeй и рaсхoдился лучaми в стoрoны. Нa тoнeнькoй пoд рaзвeвaющимися чeрными, кaк смoль вoлoсaми ee шeйкe. И рaсхoдился ярким свeчeниeм oт ee бoкoм пoвeрнутoй кo мнe в прoфиль ee милeнькoй крaсивoй чeрнявoй гoлoвки. Oн тoнкими oстрыми мeрцaющими лучaми рaсхoдился в

стoрoны. Oт ee Джeйн лeжaщих нa пoручнях oгрaждeния выступaющeгo в oкeaн бaлкoнa чeрнeньких oт плoтнoгo рoвнoгo зaгaрa рук. Этoт лилoвый призрaчный и нe oбъяснимый свeт. Тoт свeт, o кoтoрoм гoвoрил судoвoй кoрaбeльный дoктoр Тoмaс Эндрюс и сaм кaпитaн суднa Эдвaрд Смит. Буд-тo бы я был вeсь, тoжe пoкрыт этим свeтoм плaвaя нa вoлнaх в oкружeнии дeльфинoв. Свeт мoeгo спaсeния. Свeт, спaсший мнe жизнь. Свeт хoрoшo рaзличимый нa яркoм утрeннeм свeтe. Свeт мoeй Джeйн.

***

Джeйн смoтрeлa кудa-тo вдaль в oкeaн. Кудa-тo тудa нa вoсхoд зa крoмкoй гoризoнтa яркoгo гoрячeгo утрeннeгo сoлнцa.

— Прoсти мeня любимaя! — я прoкричaл eй, любуясь ...

ee пoлунaгoтoй. Знaкoмoй тaк мoим мужским рукaм. Зaмeдляя бeг пo кoрaбeльнoму спящeму кaютaми кoридoру. Я сбaвил тeмп пeрeдвижeния и oстoрoжнo приближaлся к свoeй призрaчнoй тeпeрь любимoй. Мeдлeннo приближaясь, бoясь спугнуть этo нoчнoe eщe, крaсивoe и рaдoстнoe мoeму влюблeннoму сeрдцу видeниe, прoизнeс eщe рaз — Прoсти! — я oстoрoжнo шeл нa яркий тoт лилoвый свeт, кaсaясь пaльцaми рук и лaдoнями стeн длиннoгo кoридoрa — Я нe смoг спaсти нaс oбoих! Я нe смoг сдeлaть, тo, чтo oбeщaл! Прoсти любимaя мoя! Прoсти мeня! — я приближaлся к лилoвoму мeрцaющeму пeрeдo мнoй яркoму свeчeнию, из кoтoрoгo кaзaлoсь, и сoстoялa вся мoя Джeйн — Прoсти мeня Джeйн! — снoвa прoизнeс грoмкo в oтчaянии я — Я нe смoг спaсти тeбя и нaшeгo будущeгo рeбeнкa!

Джейн повернулась ко мне, наклонив голову назад. Ее черные глаза, наполненные тоской и одиночеством, смотрели на меня влюбленно и маняще. Я услышал ее голос, доносящийся откуда-то издалека: "Не вини себя, любимый. Твоя вина здесь не имеет значения! Забудь все и начни с чистого листа!" - услышал я - "Ты жив, и это для меня самое главное! Дэниэль ждет меня и тоже прощается с тобой, желая тебе счастья! Прощай!" - сказала моя Джейн и исчезла.

Она просто растаяла перед моими глазами. Исчезла, словно ее никогда не было.

"Джейн!" - вскричал я как безумный на всю океанскую просторность - "Джейн! Любимая!" - я рванул к перилам балкона со всей возможной силой - "Не уходи, моя любовь! Джейн! Джейн!" - показалось, что я поднял на уши спящий в ночи круизный корабль, двигающийся в темноте ночи по Тихому океану, и всколыхнул всех.

Но никто меня не слышал. Все заглушил шум бурлящей вырывающейся из-под его киля и по бортам лайнера расщепляемой его гигантским стальным корпусом океанской воды.

Я подлетел к перилам и посмотрел вниз, в бурлящую там далеко внизу подо мной океан. Я смотрел вдоль борта до самой отлетающей большими волнами в сторону от огромного много­тонного корабельного обтекаемого металлического корпуса океанской воды. Через стоящие в глубоких специальных нишах спасательные закрепленные тростями на лебедках и кранах шлюпки до самого уходящего далеко белого борта в сторону кормы.

Неведомый край.

— Джейн! — вскричал я, вцепившись пальцами в поручни балкона, стоя на краю лайнера и глядя вниз на ревущие волны океана — Джейн! Моя любимая! Не оставляй меня! Джейн!

Но в ответ на мой крик раздался лишь шум океана и шум корабля, ничего больше.

Я вспомнил, что сюда прибежал уже на здоровых ногах, и, прислонившись спиной к перилам, спустился по ним и сел на пол этого открытого балкона с видом на океан. Я так и просидел до самого полного восхода солнца. В этой дурацкой больничной пижаме. И когда окончательно рассвело, я пришел в себя.

Я понял, что это был всего лишь сон. Просто сон и ничего больше. Сон, исполненный любовью к своей возлюбленной. И она пришла просто попрощаться со мной навсегда.

— Любимая — прошептал я уже тихо и горько роняющие опять слезы — Вернись ко мне — это было сказано, уже зная, что это конец всему и конец моей безумной неразделенной любви.

Я встал на ноги и отправился снова вниз, в корабельную больничную палату, минуя повороты, лестницы и вернулся к себе.

Корабль еще спал.

Я странным для себя образом впопыхах запомнил обратный путь и просто упал на постель лицом. Помню, как весь дрогнул и открыл глаза.

Было утро. Я просто лежал в своей больничной постели. И это был всего лишь очередной пригрезившийся мне невероятно реалистичный сон.

Возвращение к себе

Я стал ходить. Судовой врач Томас Эндрюс не обманул. Мои больные ноги отошли от странного паралича и пришли в полную норму. Приобрели чувствительность и подвижность. Я ощущал каждую клеточку до самых ступней и кончиков пальцев. Я даже не хромал. Всё восстановилось. И я уже мог свободно перемещаться по круизному кораблю среди всех его многочисленных пассажиров.

Я путешествовал на скоростном круизном лайнере, который двигался по океану с высокой скоростью. На борту были только иностранные туристы разных национальностей и рас, которые разговаривали на своих родных языках. Я был привычен к такой обстановке и также гулял среди отдыхающих на главной палубе этого красивого круизного судна.

Прошло уже несколько дней со времени, когда меня вытащили из воды. Время по корабельным часам в главном роскошном зале лайнера было 17 дней и время продолжало двигаться вперед, как сам день. На горизонте появилась алая полоска над самой гладью океана. Это так жарко парило от жары моря.

Действительно, снова было очень жарко, и пар витал повсюду на корабле. Многие отдыхающие не выходили из бассейнов. Даже часть экипажа, отдыхая от дежурства, купалась в своем бассейне.

Доктор Томас Эндрюс, который работал врачом на пассажирском лайнере «FANTASIA», выдал какие-то таблетки и сделал инъекции, чтобы снять неприятные колющие ощущения, которые возникли внутри моего организма. По крайней мере, это помогло мне спокойно уснуть. Больше ничего не предпринималось. Капитан лайнера и доктор, а также все поспешно стремились избавиться от меня. Если бы я попросился выйти где-нибудь на остров, они бы наверняка сделали это. Просто высадили бы меня и все. Зачем только меня вытащили из воды, я не понимаю? Зачем не дали умереть! Умереть вместе с моей прекрасной латиноамериканкой, моей черноглазой любовницей Джейн! Иностранцы!

Я ощущал себя лишним здесь. Хоть капитан и доктор обращались со мной более менее радушно.

Я бесцельно блуждал сам не своим по этому, плавучему океанскому лайнеру, следующему мимо Маршалловых островов в сторону Гаваев. Я

бродил от самого его носа до самой кормы. Поднявшись на ноги после этой ночи на следующее утро.

Я перемещался по кораблю практически без присмотра со стороны. Как и обещал доктор Томас Эндрюс. Никто не был свидетелем моей прошлой буйной ночи. Возможно, я кричал лежа в постели во сне на всю каюту, но никто меня действительно не слышал, как понял я. Не слышал моего ночного во сне помешательства. Никто не видел и не слышал, как я несся хромая и припадая то на одну больную ногу, то на другую по корабельным коридорам, за призрачным видением моих любовных страданий. За моею ушедшей в неизвестность крошкой Джейн. Потому, что это было просто во сне. Это очередная выстроенная моим видимо еще воспаленным больным мозгом выстраданная прощальная вполне реалистичная иллюзия. И я уже начал приходить в себя. Все приходило постепенно в надлежащую физическую форму. Я просто приходил в себя.

Я поднялся уже на ноги, и доктор обследовал меня, разрешил мне прогулки по их круизному туристическому пассажирскому лайнеру, идущему в сторону Гаваев. Мимо Каролинских островов.

Я был вполне здоров и только и знал, что бродил по кораблю, обойдя его всё полностью по всем его многоэтажным жилым надстройкам и палубам.

Единственное место, где я теперь не хотел быть, это были выходящие в океан открытые боковые лайнера смотровые балконы. После случая прошлоей ночи я туда теперь ни ногой.

Я всё время размышлял о своей возлюбленной Джейн и о том, что это было просто бессознательным влечением. И Арабелла и Дэниэл и Джейн. Что-то, что говорил судебный доктор Томас Эндрюс, все было правдой. Я пришел в себя, попав снова в реальный мир из мира бессознательного мира, страдая теперь только от кожных ожогов от палящего океанического

солнца, которое неслабо обожгло меня за время непродолжительного плавания на круизном лайнере. Сильно обветрило и обгорело лицо, и я его прятал под темными очками и под своей заросшей рыжеватой щетиной. Я отворачивался от прохожих, стараясь не привлекать внимание, и бродил в своей одежде русского моряка по прогулочным палубам "Фантазия".

Я тяжело приходил в себя и все думал о Дэниеле и своей Джейн.

Однажды даже как мне показалось, я увидел Дэниела, а то был просто судовой рабочий матрос в спасательном красном жилете. Работающий на носу, идущего по Тихому океану лайнера. Я было даже, дернулся в его сторону, открыв свой от удивления рот, но тот матрос был просто сильно похож на двадцатисемилетнего моего погибшего в океане друга. Да и по возрасту был таких же, как мне кажется лет.

Мне было тяжело даже поверить в свое чудесное спасение. Один в открытом океане и целых семь суток в волнах и под палящим солнцем.

Среди обломков погибшего своего грузового судна "Катрин Дюпон". Единственный выживший или просто брошенный спасшейся командой русский наемный матрос.

Я сам до сих пор не верил в свое чудесное спасение. Все эти разговоры про стаю дельфинов отгоняющих от меня молотоголовых акул и это странное лилового цвета призрачное вокруг меня свечение.

Я быстро спешил домой, на Родину в Владивосток. Уже думал: "Хватит, хватит этого плавания". Прошел еще один день в Тихом океане. Корабельные часы на главной палубе лайнера показывали десять вечера. Лайнер задержался и простоял в небольшом островном населенном архипелаге, полностью состоящем из островитян, целых девять часов. Очень похожий на тот архипелаг, который я видел в своих странных обморочных видениях. Вместе со своей прекрасной Джейн и её братом Дэниэлом. Здесь все было удивительно похожим на тропический рыбацкий остров, где мы отдыхали все вместе. Где Дэниэл занимался ремонтом двигателя нашей яхты Арабеллы, а моя непоседливая красавица Джейн купалась возле барьерного островного мелководного рифа с красивыми коралловыми рыбками и черепашками.

Я стоял у борта, у самого ограждения верхней смотровой палубы, и смотрел на то поселение рыбаков и ловцов жемчуга, которое было в моей памяти. На их такие же из пальмовых листьев строящиеся прямо на воде домики. Казалось, что все это было только вчера. Казалось, что все начинает воскресать снова из моей бессознательной памяти и утраченных в океане красивых воспоминаний.

Все было похожим. Даже этот крик альбатросов и чаек над головой, как на нашей яхте в бурлящем океане. И я видел там себя гуляющим со своей любовницей и красавицей Джейн по песчаному белому коралловому песку пляжа. Прямо по берегу и по самой воде.

Я вспомнил тот заброшенный пальмовый домик. Домик, заполненный до самого верха и крыши пальмовыми листьями, где я с Джейн занимался любовью. Где-то там мы оставили тогда нашу из брезента сумку с бокалами и закуской к спиртному. Пообещав друг другу вернуться туда и забрать ее вместе, когда все закончится.

Вспоминаю разговор, который мы вели о том, что мне бы хотелось остаться на этих прекрасных островах, заниматься рыбной ловлей и собирать жемчуг. И Джейн не возражала. Ей тоже нравились эти места. Параdиз среди бескрайнего океана.

Вечер становился прохладным. Особенно приходящий наступлением ночи. Вдыхал свежий, пронизывающий аромат морского воздуха и повернулся к пассажирской верхней палубе у борта лайнера, где увидел Джейн. Увидел ее спину и изящную, словно у русалки или восточной танцовщицы талию.

Она шла сама по себе, гуляя по палубе также как и я среди отдыхающих и любующихся кораблем местными красотами океана.

Джейн шла от меня по палубе спиной в своем черном вечернем платье. Но это точно была Джейн! Она встала у бортового ограждения прогулочной палубы лайнера и смотрела куда-то вдаль океана. С распущенными по плечам длинными черными волосами, словно смоль. И это была точно она!

- "Джейн!" - меня пронзило прямо в голову - "Не может этого быть!".

Это было очередное видение. Видение среди бела дня.

Она снова пошла по палубе, стуча высокими на шпильке каблуками и мелькая икрой загорелых до черноты красивых ножек.

Ошеломленный увиденным, я поспешил за ней, вползая. Торопясь догнать возлюбленную. Не знаю, что это было. Призрак или наваждение какое-то. Я просто отключился от реальности я устремился за любимой, наслаждаясь её милыми загорелыми практически черными от загара тогда ножками в чёрных туфлях на высоком каблуке.

Джейн шла не особо спеша. Шла, вертя своей стройной женской задницей и изумительными бёдрами. Полными удивительными икрами в тех туфлях своих фантастических ножек. Она шла, соблазняя, словно специально меня. И я шел за ней.

Точно так же как тогда там, в моем подсознательном исчезнувшем навсегда меня красивом иллюзорном видении, словно не напоминая о себе снова и дразня меня. Сводя с ума. Как на той нашей иллюзорной яхте Арабелле. В первую наступившую ночь в той песчаной мелководной лагуне неизвестного островного атолла. В тот бушующий за пределами атолла шторм. Когда сильный стихийный ветер срывал с пальм песчанного острова листья и швырял их в океан. Я вспомнил странное спокойствие в том атолле. И тихую саму лагуну. В которой, практически не было волн, а потом - тишина. Луну и звезды. Звезды на ночном небе после резко оборвавшегося шторма и мою красавицу Джейн в главной каюте Арабеллы с бокалом французского вина и первые признаки проявления нашей короткой, но страстной уже любви. В наших словах и глазах. И именно это черное, такое же точно черное до колен вечернее ее платье. И эти туфли на Джейн, идущей впереди меня на красивых до безумия ногах.

Я даже вспомнил, как Джейн коснулась меня своим левым бедром ноги, как бы невзначай, соблазняя меня.

- "Моя красавица Джейн!" - ударила кровь в мою голову - "Ты ли это? Или просто призрак, пришедший из моего сознания, чтобы свести меня окончательно с ума!" - думал я и слышал, как дико и страстно по новой забилось в моей мужской груди. Мое страдающее по любимой сердце.

- "Откуда ты явилась!" - стучало в моей голове - "И зачем любовь моя?!" - я спешил догнать ее и схватить за руку пока мое видение не исчезнет. И я схватил ее за руку. Голую до самого плеча, руку такую же красивую, покрытую ровным почти черным загаром. Я схватил свою красавицу Джейн за руку, и она обернулась, напугано уставившись на меня.

— Кто вы? — прошептала испуганная незнакомка. Незнакомка, похожая на мою прекрасную возлюбленную Джейн. С такими же черными, как смоль, длинными вьющимися локонами, до самой задницы волосами, теперь собранными в туго закрученный пучок на затылке под золоченую заколку. И маленькими золотыми сережками на хорошеньких и миленьких ушках. И эта такая же, как у Джейн моей тонкая исцеленная шея, как и ее трепыхающаяся в моих руках молодая полная с точащими сквозь платье сосками девичья грудь.

— Что вам нужно?! Кто вы?! — вскричала практически мне в лицо напуганная та незнакомая мне девица — Отпустите руку! Наглец! — и девушка вырвала свою загорелую до черноты из моей правой руки свою же правую руку.

Она, резко обернувшись, ушла с верхней парадной палубы лайнера куда-то вниз, затерявшись среди толпы туристов и отдыхающих иностранцев. А я так и стоял ошеломленный и приходящий постепенно в себя от своей ошибки, стараясь успокоить себя и проглатывая свои нахлынувшие вновь на глаза горькие слезы.

— Джейн! — прошептал почти про себя я — Что ты сделала со мной! Моя любовь! Моя спасительница! — я стоял и плакал на глазах у всех и все

смотрели на меня и не понимали, что со мной происходит. Я был разбит. Разбита была вдребезги моя душа, и мне все это было уже не вернуть.

Не вернуть Джейн и не вернуть Дэниела. Не вернуть то, что я потерял навечно. Потерял свою единственную в беспутной русского моряка жизни любовь. Любовь, в своих тех бессознательных призрачных, почти присмерти в океане видениях. Любовь, которой ни стоило даже на одно мгновение, этот гребанный продажный с потрохами мир. Который мне теперь казался куда более иллюзорным, чем тот, который у меня отняли.

Мир, погребенный в глубину океана. Ушедший навсегда и оставивший во мне неизгладимый след. Загадочный мир, возникший только в самом океане. Фантомное нашествие бессознательного моего состояния, вызванное неожиданным роковым происшествием, унесшим множество жизней в том пожаре и катастрофе моего грузового судна. Все, что я видел, все было просто нашествием. Нашествием иной реальности. Реальности наложенной на эту настоящую действительность. Нашествием среди бушующих океанских волн, дельфинов и хищных акул.

Когда меня нашли в океане, доктор Томас Эндрюс с пассажирского круизного лайнера "ФАНТАЗИЯ" говорил о каком-то странном фиолетовом свечении вокруг места катастрофы и об акулах и дельфинах.

Что это было на самом деле, никто не знает. Я сам не знаю.

Кто-то спас меня и охранял тогда семь суток. Может моя любимая Джейн, может Дэниел, может сам Посейдон. Кто?

Может, это было соприкосновение двух миров, рожденных моим бессознательным состоянием души. Души, погруженной в предсмертную каталепсию на трое суток.

Я никак не мог себя убедить в том, что то, что я пережил, было порождением психической травмы. Что я лицезрел в бессознательном состоянии просто длительную семисуточную иллюзию, находясь в состоянии предсмертной каталепсии по шею в океанской воде, под палящим тропическим солнцем и луной и звездами каждой холодной ночью. Среди обломков "КАТРИН ДЮПОН". Без спасательного жилета среди ящиков и бочек и прочего мусора со затонувшего при пожаре судна. Над пятикилометровой океанской бездной. Окруженный дельфинами и акулами я лицезрел свою бессознательную и одновременно в полном сознании иллюзию, настолько для меня реальную, что она была целым отрезком живой и осязаемой моей жизни. Жизни в каком-то отдельном параллельном мире. Мире, соприкасающемся с нашим миром. И из которого, я выпал оказавшись в итоге здесь. Точнее там, где и был раньше, вернувшись назад во времени и пространстве. И безвозвратно потеряв тот иллюзорный мой красивый хоть и опасный, но дорогой и ставший родным мне мир. Мир моей красавицы Джейн. Мир моего друга Дэниела. Мир дружбы, любви, приключений и счастья.

«Новозубковск»

Скоро меня, как и обещал капитан Эдвард Смит, который подобрал меня в океане лайнера «FANTASIA», пересадили на наш торговый грузовик, и я прямо направился на Родину. На Родину, которая забыла меня, своего блудного сына, бродившего по океанам и заграничным портовым кабакам.

Это произошло посреди Тихого океана и в середине палящим солнцем дня. Борт к борту. В три часа дня оба судна сошлись друг с другом. И меня на спущенной с лайнера «FANTASIA» доставили на наш грузовик.

Мы шли теперь во Владивосток. И меня включили временно в команду Российского судна. Без документов, так как я являлся потерпевшим катастрофу русского моряка.

Судно, которое встретилось нам в Тихом океане и принадлежало круизному лайнеру «FANTASIA», называлось «Новозубковск».

Капитан «FANTASIA» объяснил ситуацию со мной капитану нашего торгового судна при передаче меня прямо в океане, как жертву кораблекрушения. Он был рад, что наконец-то отделался от меня, также как и сам судовой врач Томас Эндрюс.

И вот я, освободившись от очередной вахты в дизельном машинном отсеке, стоял и любовался Тихим океаном. Я смотрел вдаль, куда-то за линию горизонта. Туда, где каждый вечер садилось горячее тропическое солнце. Я плыл домой. И старался не думать уже ни о чем, кроме Родины. О моем Владивостоке. В котором я уже давно не был. Еще со времен развала нашего Союза.

Я старался забыть свою случившуюся историю, но она была слишком яркой, чтобы ее можно было просто так забыть, как советовал доктор с иностранного пассажирского судна «FANTASIA» Томас Эндрюс. Слишком в ней было всего, такого, что можно было просто так забыть. Забыть то, что врезалось в память в мельчайших подробностях и с такой силой, что я не находил себе теперь места.

Я был поражен этой невероятной историей, которая произошла со мной. Она полна трагизма, одновременно с радостью и счастьем, такого, какого я никогда раньше не испытывал.

Этот врач на корабле был прав, когда говорил, что со мной произошло что-то уникальное. Что-то из разряда непостижимого, возможно даже аномального. Но я сам не знаю, что это было.

Там было странное фиолетовое свечение, где меня нашли и где меня охраняли дельфины в течение семи дней от акул. И вообще стоит ли верить в то, что сказал этот иностранный доктор.

Может быть то, что произошло со мной было правдой и все закончилось так же быстро, как и началось, но сама история уже казалась вымыслом. Все в ней было необычно и преходяще. Как будто все только для меня одного. Даже такая безумная страстная любовь. Любовь посреди Тихого океана. Любовь к моей возможно пригрезившейся мне в том долгом беспамятстве красавице латиноамериканке Джейн. Любовь к ее родному брату Дэниелу, как и их такая вот в океане страшная и дикая смерть. Смерть, которую удалось избежать только одному мне. Единственному выжившему на сгоревшем практически посреди Тихого океана иностранном торговом судне "KATRIN DYUPON" русскому моряку, пережившему массу смертельных опасностей.

Меня осмотрел наш уже судовой доктор и отметил, что я вполне нормален и физически и умственно. Только ожоги от чрезмерного пребывания на пассажирском иностранном лайнере на верхних палубах.

***

Я стоял снова у бортового ограждения верхней иллюминаторной надстройки палубы судна. Рядом со спасательными кранами и тростями шлюпками. Уже нашего торгового грузового судна. У самых ограждений ботовых перил и смотрел на горизонт. Туда вдаль океана. В синеву раскаленного тропическим солнцем неба.

В первую ночь после моего посадки на борт судна "НОВОЗУБКОВСКЕ", перед самой вахтой я увидел Джейн во сне. Она приближалась ко мне, прямо по глади Тихого океана. Ее лица я не видел, только силуэт. Ночью на фоне огромной луны ее силуэт был освещен лиловым свечением, а издалека доносился истерический крик дельфинов. Пробудившись, я больше не мог заснуть, как ни пытался. Это было настоящим изматывающим испытанием. Я не мог отделаться от своей любви и тоски по Джейн. Никак не мог, хотя старался забыть все как чудовищное наваждение.

И вот уже под вечер, после первой трудовой вахты, около пяти часов, я вышел на палубу нашего грузовика и смотрел вдаль на океанский горизонт. Там была яхта. Яхта шла параллельным курсом с нашим судном. На фоне яркого раскаленного летнего солнца она светилась белыми парусами на одной единственной мачте.

Парусное, кажущееся маленьким и не таким уж маленьким суденышко шло параллельным с нашим "НОВОЗУБКОВСКОМ" морским курсом. Не сворачивая и довольно далеко, почти у самой линии морского горизонта. Где-то там, где снова заходило яркое тропическое солнце. Очередным наступившим вечером.

Я старался его лучше рассмотреть и жалел, что не было в этот раз у меня армейского бинокля.

Это была одномачтовая белая яхта. Так, по крайней мере, мне казалось.

Мне казалось, я видел мою яхту Арабеллу, идущую боком, обок, с нашим Российским грузовым судном. Яхта возвращалась назад. И казалось, шла курсом в мой родной Владивосток.

— Невероятно! — воскликнул я громко, перекрикивая шум воды за бортом и шум нашего движущегося на полном ходу судна, не отрывая взгляда от параллельно с нашим судном курсом еще одного. Похожего на Арабеллу парусного скоростного суденышка.

— Что?! — прозвучал девичий молодой голос на русском — Что-то вы там увидели?! — произнесла, перебивая шум волн, молодая официантка из корабельной столовой нашего торгового судна из состава команды "НОВОЗУБКОВСКА". Она работала в составе поварской бригады и обслуживала весь рабочий состав в корабельной столовой нашего океанского грузеного заграничными станками грузовика.

Еще в корабельной столовой я заметил ее заинтересованный ко мне женский взгляд и перешептывания с поварихами и ухмылки тех в мою сторону. К такому чудному русскому, как и она, и они все свалившемуся неожиданно всем им на голову моряку утопленнику, найденному иностранцами в океане.

Скажу сразу, не все на нашем корабле отнеслись ко мне более менее лояльно. Даже сам Васильев Николай Демидович, капитан "НОВОЗУБКОВСКА", включив меня в свою команду судна. Это все моя работа на иностранных кораблях. Некоторые смотрел подозрительно и практически не общались со мной. Некоторые были более, менее радушны и даже сочувствовали мне, тридцатилетнему найденышу, чудом выжившему в кошмарной катастрофе.

Помню, как они все таращились на меня на верхней палубе нашего судна. Как на диковинное существо из океана. Они уже знали все про меня. Про то, как я проплыл без сознания трое суток и выжил в открытом океане, а не пошел на корм акулам. Как меня нашли иностранцы и отдали теперь им. И что я из Владивостока, как и они.

Я никогда не разглашал свою историю подробно никому. Только когда случился пожар, и я оказался на открытом океане, все узнали. Я никому не говорил о Арабелле, Дэниеле и моей любви к Джейн. Нет смысла изливать всю душу наружу. Еще начнут смеяться как ненормального.

И вот я увидел, похоже, свою яхту Арабеллу. И испугался и повернул голову в сторону молодой, довольно привлекательной на лицо светловолосой леди, наверное, двадцатидевяти или тридцати лет, также как моя призрачная Джейн или может быть тридцати девицы.

— Простите! — произнесла она — Я напугала вас! Простите меня! — она подошла ко мне очень близко и смело прислонилась молодым девичьим плечом правой руки к моему левому мужскому плечу. Я был в легкой запачканной мазутом в машинном отделении белой майке. И утреннее горячее, вставающее над горизонтом солнце, крепко уже прижигало мои открытые почти полностью плечи и мускулистые моряцкие руки.

Я промолчал. Только снова уставился в ту сторону океана, где видел свою, вероятно преследующую меня по бурлящим волнам парусную белую одномачтовую яхту.

Ее там уже не было. Это было снова видение и я, потупив взор, теперь смотрел с горечью только в бушующую за высоким теперь железным бортом синюю расекаемую нашим кораблем воду.

— Простите меня! — еще раз повторила, громко перекрикивая шум волн, на верхней рабочей палубе незнакомая пока еще мне судовая официантка.

— Ничего! — произнес я также громко, чтобы она услышала — Все нормально!

— Я слышала, вас подобрали в океане! — прокричала она мне через шум океанских волн.

— Да, это так! — прокричал я ей в ответ, глянув косо на ее миловидное молодое женское лицо.

— Меня зовут Татьяна! — она представилась первой, назвав свое имя. Она хотела познакомиться со мной поближе. Еще в столовой она проявила к интерес, не отрываясь напрочь рассматривая меня. Мое лицо было живым утопленника. Ее явный интерес ко мне был виден по ее поведению — Звягинцева Татьяна! — добавила она — Вы видели меня в столовой нашего судна! Я здесь работаю официанткой!

— Я помню! — произнес я — Я видел вас! — и пристально посмотрел еще раз на молодую девушку.

С виду обычная русская девушка. Тоже достаточно и даже очень

привлекательная и подзагоревшая на тропическом солнце, как здесь многие русские моряки этого русского грузового судна. Она стояла

приблизившись максимально ко мне. И касалась локтем своей обнаженной загоревшей до бронзового загара девичьей руки к моей руке. Тоже голой

освещенной утренним ярким солнцем, ниже плеча, как и все, что было не закрыто от его лучей. Тоже успевшее подзагореть на круизном подобравшем меня в океане пассажирском американском лайнере.

Я дернулся от касания девичьей руки. Скорее не от самого касания, сколько от неожиданности.

— Вам больно?! — спросила она, громко, жалея меня.

— Что?! — переспросил я ее.

— Больно?! — повторила девушка — От моего касания?! Рука болит?!

— Да нет! — ответил громко я — С чего вы взяли! Просто я немного испугался!

— Вы не очень-то похожи на пугливого человека! — произнесла сильно загорелая от плотного и ровного солнечного загара русоволосая синеглазая как гладь океана девушка по имени Татьяна в белоснежном кружевном фартуке поверх коротенького светлого тельного оттенка до колен платьица. Она развернулась, узкой такой же точь-в-точь, как у моей исчезнувшей навсегда любовницы Джейн, спиной к Тихому океану, и прислонилась к поручням бортового ограждения верхней иллюминаторной корабельной надстройки. Раскинув по сторонам полуоголенные из-под короткорукавого короткого до колен своего платьица бронзового плотного ровного оттенка девичьи руки. Положив левую миленькими девичьими пальчиками мне, на мою, правую схватившуюся крепко. И нервно от присутствия рядом так близко молодой женщины за поручни руку.

— Вам здесь пока не очень комфортно — произнесла, приблизившись к моему правому уху, уже не так громко Татьяна — Вы еще не привыкли и мало с кем здесь знакомы. Надо вас отвести к медику! — произнесла она, хоть и громко, но заботливо и ласковым голоском, склоняясь почти вплотную к моему левому уху и почти касаясь его своими полненькими женскими губками, чтобы было слышно сквозь шум океанских волн.

— Это еще зачем? — ответил я вопросительно.

— Вы просто до ненормального возбуждены. Я позабочусь о вас — произнесла она, уже чуть ли не шепотом и дыша жарко с придыханием мне в самое ухо, касаясь его своими жаркими губами — Пойдемте, провожу.

Иностранцы не очень об этом позаботились. Как только вы терпите эту боль. Пойдемте. Я вижу по вашему виду и глазам, что у вас что-то болит.

— Откуда вы знаете, что у меня болит? — снова спросил удивленный таким неожиданным разговором я.

— Поверьте, женщина знает — ответила Татьяна — Это видно по вашим красивым, но тоскливым мужским глазам. Я буду вашей заступницей, здесь и защитницей на этом корабле — она, улыбнулась мне. И, взяв меня за правую руку оторвав ее от поручня бортового ограждения судна.

— Пойдемте! — произнесла громко, перекрикивая шум волн она, и повела меня с собой вниз в нижние помещения нашего грузового русского судна.

— Они так и не поняли ничего — произнесла снова тише Татьяна — А я все вижу. Я женщина и все понимаю и вижу.

Она повернула свою с аккуратно стриженной челкой на девичьем лбу и заправленными в длинный хвост, темно-русыми волосами, молодую женскую головку и снова повторила — Пойдемте. Пойдемте. Я провожу вас — и пошла дальше. А я пошел, сам не понимая, почему за ней. Понимая, что речи не идет ни о каком докторе. Татьяна влюбилась в меня, и это было по ней видно. Еще в корабельной той столовой, когда меня кормила и не сводила глаз с меня.

И вот теперь я следовал за ней, замечая девичью изящную спину, обрамленную белоснежным кружевным фартуком, который точно такой же, как у моей Джейн. Она имела талию, столь же стройную и изящную, как у русалки или восточной танцовщицы. Мне казалось, что все повторяется в моем бессознательном бредовом сновидении.

Я наблюдал за загорелыми ногами с такими же красивыми овалами, как у моей возлюбленной Джейн в прошлых безумных грезах. Ноги с полными икрами на высоких каблуках светлых туфель.

Я шел и сравнивал свою потерянную любимую Джейн с этой молодой русской девушкой двадцати девяти или тридцати лет.

— Меня зовут Владимир! — вскричал я ей сзади.

— Что?! — переспросила она, громко перекрикивая шум волн. Она обернулась и сверкнула своими голубыми глазами, словно Тихий океан.

— Владимир меня зовут! Ивашов Владимир! — снова я громко произнес, догоняя эту официантку из корабельной столовой Татьяну. Сказал это как-то само собой, сам не понимая, как это получилось.

Она посмотрела на меня и, взяв мою правую руку своей девичьей подзагоревшей до черноты на ярком тропическом солнце, подскочила ко мне и сжала ее своими маленькими пальчиками мои мужские пальцы — Очень приятно — она произнесла тихо, почти касаясь моего лица своим загорелым, почти чёрным личиком.

И прижалась ко мне своей красивой полной грудью с возбужденными сосками, пробивающимися из-под ее легкой женской одежды. Татьяна осторожно поцеловала меня в губы.

Я схватил девушку за изящную, словно у моей образной Джейн, талию и прижал к себе округлым животиком к своему животу, впившись в ее девичьи прекрасные пухленькие губы. Приложив тесно свое лицо к ее загорелому сильно подружескому личику.

Татьяна обняла меня обеими своими руками зажаренными девичьими руками за шею, не обращая внимания на мазут и грязь на моей белой майке автодепартамента.

Я помню, как обнял ее, прижав к себе полной женской грудью с выступающими, как у моей Джейн через лифчик купальника сосками и ниже за ее широкую женскую попку и стройные девичьи ножки под коротким светлым платьем. Прижимая ее девичью фигурку к себе с выпуклым под одеждой пупком животика и волосатый лобок к своему возбужденному половому члену, заключенному в моих плавках. Задирая подол до самых ее узких бедер черного цвета плавок. Я ощутил теплоту ее безупречно красивых ножек. Чувствуя запах всего ее женского молодого красивого тела. Я хотел ее и это факт. А она вонзила своими острыми ноготками крепкие пальчики в мою плоть, целуя меня с тяжелым сексуальным дыханием.

Оторвавшись от моих губ, она произнесла - "Я знаю, куда мы сейчас пойдем Володя" - уже глядя возбужденно и сексуально, а также дико в мои синие с прозеленью мужские глаза своими также синими глазами, словно океаном.

- Куда? - спросил, будто не понимая ее я.

- Пойдемте, скоро начнет темнеть - и снова схватив меня за правую руку своей рукой, сказала дрожащим возбужденным голосом и горя необузданным страстным желанием - Я знала, где тебя найти. И знала, что найду все-таки тебя, любимый. Правильно все было мне предсказано, что любовь найду в океане.

— Пойдем, — сказала она, словно мы уже давно знакомы, и Татьяна потащила меня за собой почти бегом со верхней палубы вниз, внутрь, иллюминаторной надстройки русского торгового грузового судна. Она повела меня по длинному узкому коридору между отсеками и каютами, куда-то еще ниже спускаясь по лестницам в жилые отсеки всей судовой команды.

Я практически бежал за ней следом за этой молодой судовой официанткой. Смотря на ее тонкую красивую девичью молодую шею и над миленькими ушками девицы, пряди ровных русых заплетенных в длинный хвост волос, и такие же точно золотыми колечками сережки. Я смотрел на волосы не черные как смоль, а русые, почти как у меня. Слегка выгоревшие до белизны местами, видимо, тоже на тропическом солнце. Волосы такой же молодой и красивой, как и моя навсегда исчезнувшая Джейн шатенки.

Я смотрел на впереди почти бегом идущую красивую молодую официантку Татьяну, но так и не мог высвободить свое больное и страдающее сознание от воспаленной и мистической любви. Любви к призрачной своей женщине. Женщине, любящей безраздельно своего единственного мужчину. Женщину, которой мне теперь придется забыть. Если только это я смогу, когда-нибудь сделать. Женщину в смерть, которой мне придется поверить, как и в ее несуществование. Я смотрел на девичью гибкую узкую спину и перетянутую туго фартуком официантки Татьяны талию. На красивую загорелую до черноты шею и заплетенные на самом темечке волосы, синеглазой шатенки. Я смотрел на ее

красивые загорелые до такого же почти черного оттенка. Вихляющие из стороны в сторону с широкими женской задницы ягодицами крутобедрые тащащие меня за собой на скоростном буксире полненькие икрами ноги. Девичьи ноги, мелькающие передо мной из-под короткого светлого почти телесного оттенка платья. И белого столовского затянутого туго на ее гибкой девичьей талии кружевного как у школьницы старшеклассницы фартука. Эти женские красивые на каблуках таких же светлых туфлей полные в икрах мелькающие передо мной ноги. Ноги так похожие на ноги моей ненаглядной красавицы Джейн.

— Моя малютка Джейн! Джейн! Где же ты, Джейн? — вырвалось само собой у меня вслух. Как-то произвольно, глядя на официантку из корабельной столовой Татьяну.

— Что? — спросила, повернувшись и остановившись, глядя на меня прекрасным обворожительным и одновременно вопросительным и немного удивленным, не понимающим о ком я, синим взором девичьих глаз Татьяна.

— Да так — проговорил, смутившись и немного растерявшись, я, и повторил — Так ничего. Ничего.

Конец фильма

Киселев А. А.

30.01.2015— 02.10.2015 г.

(274 печатные страницы).