Моя дочь — моя сучка aka Эротические рассказы отец и дочь

Мы с женой еще в начале 2000-х переехали в пригород, в собственный дом, который построили, едва появилась такая возможность. Городскую трехкомнатную квартиру внаем так и не сдали, цены на съемное жилье в нашем захолустье ниже столичных раза в четыре-пять, но пустить жить в своё жилище посторонних людей — увольте. Да и не бедствуем мы, в конце-то концов, так что жили на два дома.

Дети — сын и дочь — жили вместе с нами, правда, сын в нашем новом доме редко показывался, не желая менять интересы и ареал обитания, постоянно проживая в квартире. Шло время, сын уехал поступать в Северную столицу, да там так и остался. Дочь никуда не уезжала поступать, начав учиться в филиале государственного педагогического университета на инязе у нас в городе. Ну а что такого, с родителями, оно, конечно же, полегче, да и нам спокойней.

Жизнь сложилась таким образом, что дочь стала постоянно проживать в городской квартире, а мы, предоставив ей самостоятельность, как когда-то сыну, полностью перебрались в коттедж, уже с концами. Компании она не водила, да и сама была не особо компанейской девочкой, даже с подругами я видел её редко — не то что с парнями. Наверное, не хотела нас знакомить со своими женихами. Даже было как-то странно, что у такой милой и красивой девушки все еще нет парня. Наконец, когда Настя закончила 4 курс, летом, она познакомила меня со своим молодым человеком. Ни рыба, ни мясо, по моим ощущениям. Да и то, случайно знакомство случилось, я без звонка заехал к дочери, а там этот в одних трусах по моей квартире фланирует — высокий, почти как я, но худой, как жердь. Конфуз, одним словом, а не знакомство.

После этого случая, понимая, что инкогнито её Валерика раскрыто, привезла того к нам домой на смотрины. Жена сразу начала опровергать постулат, что все тещи — черти в юбке, короче, понравился, он ей. Валерик — то, Валерочка — сё... Мне же, как любому отцу, трудно было принять это патлатое и дрищеватое нечто — за надежную опору, и будущего супруга своей дочки. Ну не нравился он мне! Как позже выяснилось, я оказался прав.

Уже осенью я узнал, что дочь с Валерием рассталась, а чуть позже расколол жену на всё остальное. Узнав, хотел ехать бить тому морду, со всей своей пролетарско-крестьянской ненавистью, но как выяснилось, уже поздно, свалил женишок за пределы области, куда-то в Москву подался.

А случилось следующее. Этот самый Валерик заразил Настю триппером... Можно сказать — слава яйцам, что не СПИДом или гепатитом, но все равно, чувство премерзейшее, когда узнаешь, что у твоей кровиночки подобные неприятности по вине нечистоплотного ублюдка.

То, что я в курсе — дочке я не показывал, так как жена взяла с меня слово, что я ей — ни сном, ни духом. Мать-то врач, Зав Отделением пульмонологии в ЦРБ, Настя ей рассказала о произошедшем, ведь той предстояло лечиться от этой напасти.

Но разве женщины могут что утаить? •••

Вот и Настя сама решила рассказать мне об этом, спустя месяц после событий. Случилось это, когда я отвез жену к её родителям, а сам заехал на городскую квартиру, проведать Настю. Та сама подняла этот разговор, и рассказала мне все-все — и как узнала о том, что Валерик её заразил, и что она испытала, и как лечилась. Ведь она его любила! А он так поступил! Изменщик!

Я не знал, зачем она мне все это рассказывает, но видел, что ей стало легче, после того, как она как следует проревелась на моем плече, поплакалась, жалуясь на свое горе и рассказывая про свои обиды. Ну а как мне было быть, что я ей мог сказать? Только пожалеть.

Такой степени душевной близости и открытости в беседах у нас с дочкой раньше не было, сам формат затрагиваемой темы. А с матерью она так и не смогла выплакаться, так как та, в силу медицинской профессии, всегда была суховата на чувства. Профдеформация, наверное. Телесное — вылечила, а вот что у дочки на душе — и не пробовала понять. Так что наслушался много чего, жалея её и гладя по головке как маленькую девочку, которой она, в сущности, и была. Маленькая она у меня, миниатюрная и ладненькая, ласковая как котенок, даже в её 22 года воспринимаю Настюшу как ребенка, хотя по-женски дочка давно оформилась и созрела, все на месте. Выплеснула в своем плаче всю ту горечь, что испытала, мешая пополам свои обиды со своими несбыточными девичьими ожиданиями. В общем, я почувствовал, что отношения у нас стали более доверительными и открытыми после того дня, а сама дочка стала больше искать моего общества.

Дочка стала чаще заезжать к нам домой, иногда даже оставаясь у нас ночевать и в будни, а я констатировал, в какую привлекательную и сладкую конфетку Настя преобразилась за последний год. Если она раньше модничала по подростковому: всякие блестки, блестяшки, висюльки, цепочки и прочая мишура — а-ля тинейджер, то сейчас, несмотря на легкий флер подростковости, все ещё присутствующий в её стиле, умение подчеркнуть своё очарование и свежесть юности — было той самой изюминкой, указывающей на её безупречное чувство вкуса. Хоть дочка слегка и обабилась: стройные ножки поплотнели — налившись упругостью, а грудки под свободной маечкой — скакали задорными мячиками, все же она была слишком трогательно тонкой и стройной, для того, чтобы перестать называть её девушкой, и начать — женщиной.

Тем более были удивительнее метаморфозы, произошедшие у нас после той её исповеди. Она как будто вернулась во времени назад, когда, как в порядке вещей — запрыгивала ко мне на колени перед школой в младших классах, или целовала в щеку, желая спокойного сна. Я же, реагируя на её порывы, их не афишировал, но и не отвергал, поддерживая настрой, отмечая однако, что так она со мной ведет лишь тогда, когда в пределах видимости нет матери.

Началось это с того, что мать сделала ей замечание за то, в •••

каком расхристанном виде она ходит по дому. И вправду, было за что — трусики и коротенькая обтягивающая маечка, сквозь которую просвечивали розовые бусинки сосков, а на пупке, который маечка не скрывала — блестела серьга пирсинга. Настя же ничего не сказала, но судя по потемневшим глазам, мне стало понятно, что она обиделась, ничем не выдав своих эмоций, и даже её ответный тон матери не был вызывающим. Покивала той, участливо спросила, что ей одевать в таком случае перед сном, и пообещала, что будет ходить в халате. Казалось бы, сгладила ситуацию, но я-то чувствовал, что это своеобразная её издевка, когда за внешней кротостью и послушанием — скрывается отчетливая неприязнь. Настя вела себя так, что её не в чем было упрекнуть, и вот тогда я понял, что предубеждение жены против дочери имеет под собой какое-то основание, которое она никак не может озвучить, придирки были мелочными, никчемными, ревностными какими-то. И дело было даже не в том, что мать больше любила сына, чем дочку, просто было что-то такое, о чем не решались говорить они обе — ни мать, ни дочь. Где-то между ними пробежала кошка, и сопоставляя факты, я догадывался, что эта самая собака обоюдной неприязни зарыта не столько глубоко — как давно. Мне было что вспомнить, для того, чтобы понять, что я раньше на эти нападки жены попросту не обращал внимания.

Так что, после этого случая, я начал замечать, что когда матери нет дома, или занята по хозяйству, Настя ведет себя со мной чуть фривольней, чем когда её мать поблизости. Вроде как упивалась своей мелочной местью. По-бабски, как они это умеют. И это, как будто, провело незримый водораздел — мать рядом, или матери нет рядом — дочка вела себя по-разному, понимая, что я это прекрасно вижу и ощущаю. Не могла она этого не знать, женщины — как и рыбы, живут хордой, то есть чувствами, нервами, инстинктами, сигналами.

Это было как-то странно и диковинно, но дальше — больше. Настя стала со мной заигрывать. Понять это мужику на пороге полтинника — не составляет труда, но все же, всё это было в рамках неких безусловных приличий. То есть — подойти сзади и закрыть мне глаза ладошками, пощекотать внезапно, или усесться мне на колени — вполне допустимые жесты между отцом и дочерью, но не при условии, что дочь уже весьма половозрелая и сочная особь — с задорными грудками, которые хочется потискать, и упругой попкой, по которой так и хочется шлепнуть. В общем, Настя балансировала на самом краю, а я, хоть и безотчетно понимал, что так быть не должно, все же допускал подобное её поведение — не пресекая. Иногда и сам потворствуя, впрочем, действуя адекватно ситуации — шлепнув её по попке, когда та слишком начинала шалить, или — начав щекотать в ответ, увлекшись.

Формальный пересмотр наших отношений случился за месяц до Нового года, в самом конце ноября, это была суббота. Это я про себя. Именно тогда я понял, что •••

моя дочь перешагнула ту незримую границу, за которой её можно воспринимать исключительно как своего ребенка, поняв, что она не просто женщина, а превратилась в нечто такое, чего я в ней увидеть — ну никак не ожидал.

Жена уже легла спать, а я сидел на компьютере в кабинете, общаясь с друзьями в «Одноклассниках», погрузившись в дрейфующий сплин. Это когда нет никакого настроения что-то делать, но и от безделья всего корежит. Читал сообщения, смотрел фотографии, отписывался сам, в общем, занимался всякой муйней.

На появившееся в почте «Одноклассников» сообщение я отреагировал не сразу, поначалу не понимая, чего хочет от меня этот гандон, начавший свое послание с оскорбления, и кинувший мне какую-то сомнительную ссылку. Несмотря на всю мою предубежденность к этому типу, вместо имени у которого были лишь две буквы, что-то заставило меня нажать на ту самую ссылку, которую он мне прислал. И это был не спам. А я, если честно, подъ-Ох-о-охуел. Так как этот самый гандон не врал, назвав меня отцом шлюхи, и в чем-то он, несмотря на всю свою гнусность, был прав.

Это был один из тех самых сайтов, где девушки показывают свои сиськи и пёзды за деньги. Кто-то просто показывает стриптиз, а кто-то на самом деле занимается сексом с подсобными предметами — начиная от всякого рода розовых вибраторов с соломинками, реагирующих на денежные подачки, и заканчивая монструозными механическими устройствами из металла, что трахали этих шлюх на том конце экрана с пульта управления.

Не узнать свою собственную дочь я не мог, так как узнал и эти две родинки на ключице, и вообще, вижу её чуть ли не каждый день. Это точно была она, несмотря на то, что лица я не видел, зато я прекрасно видел на мониторе обстановку и мебель внутри своей собственной квартиры в комнате Насти! Отвечать отправителю письма я не стал, хотя пытался понять — кто это? Валерик? Вряд ли. Тогда, кто?! Что это за недоброжелатель, знающий — и меня, и мою дочь?! Я есть «вкудахте», это не секрет, но вот откуда он знает, что я сижу в «Одноклассниках», о чем знает не так и много людей?!

Для меня это был несомненный позор. В небольшом окошке, в котором порно-модели демонстрируют свой срам всем желающим, я увидел, как моя дочь показывает всё то, что отцы видеть у своих дочерей не должны. Да, мне «повезло» и она оказалась на сайте именно в тот момент, когда я туда заглянул. Да, она скрывала лицо, а надпись недвусмысленно гласила, что её глазки можно увидеть только в привате, как и такие извраты, как: анал, двойное проникновение, подчинение, и еще штук двадцать сексуальных девиаций, кои могут увидеть все желающие. Она покажет всё, но в привате. Кидайте мани, мальчики.

В чате сидело человек триста, и многие сыпали скабрезностями и сальностями, вроде того, «Нравиться ли тебе в жопу?». Дочка же чувствовала себя как рыбка в воде, подтанцовывая на камеру, •••

при этом мастерски балансируя в поле зрения камеры, скрывая личико, не отвечая вслух, зато постоянно отвлекаясь на то, чтобы что-то напечатать на клавиатуре своими наманикюренными пальчиками. Единственной ложью в анкете был цвет её глаз, там было написано, что у неё глаза синие, хотя я знал, что цвет глаз моей дочери — металлическо-серый, точно такой же, как и у меня.

Я все же не выдержал и зарегистрировался на этом сайте, тут же закинув на счет деньги, и обстоятельно ознакомился с функционалом. На столе стояла початая бутылка коньяка — на сухую я бы такую новость просто не пережил. Не каждый день узнаешь, что твоя дочь показывает свой срам за деньги всяким уродам-извращенцам. На самом деле первой моей мыслью, которую я высказал вслух, было: — И что же тебе, блядине такой — не хватает?!

Я ей на двадцатилетие купил недоджипик — Ниссан Кашкай красного цвета с «дизелем» и «автоматом», как она и просила. На вопрос — почему именно красный, Настя ответила по-дурацки — «Красная тачка быстрее ездит», наверное, это какой-то молодежный мэм. Да и вообще, ей на карту кидаю ежемесячно по десять-пятнадцать тысяч — на поддержание штанов, не говоря о том, что даю ей на руки, как только Насте было надо. Да она вообще живет на всем готовеньком, даже за коммунальные услуги — и то не платит, я за квартиру тоже оплачиваю сам! Видимо, денег ей мало, раз пошла на интернет-панель. В чем же дело?! Как это я так недоглядел за ней?

Нет, я не налился злобой, мне просто бесконечно тоскливо и печально было видеть этот позор. И самое главное — я не мог понять, почему она решилась на такой шаг?! Вроде бы она никогда не была бой-бабой или оторвой, Настя всегда была тихой и скромной девочкой... И тут такой пердюмонокль... Или пословица про чертей и тихий омут, действительно, более, чем верна? Нет, она, расшалившись, могла быть заводилой — среди своих, но вот перед чужими или незнакомыми людьми, для того, чтобы просто наладить контакт и общение — проходило долгое время. Я не говорю про стеснительность, я говорю о том, что чужие люди для неё были в четко очерченных рамках — «чужие». А тут вообще первые встречные! Сколько их тут! Ё-моё!

Я не знал что делать, просто наливал себе коньяк, цедил его через цедру кислого лимона, и думал, как мы дошли до жизни такой. То ли жизнь в целомудрии сама по себе приказала долго жить, то ли я просто не понимаю нынешнее поколение, и этой новой поросли человеческой породы — действительно на все насрать. Я этого не знал.

Я пролистал других моделей — их было сотни, если не тысячи. Кто-то из этих дистанционных блядей вообще трахался на камеру с мужиком — мужем или парнем, не знаю, но пределы откровенности на этом сайте были весьма размыты — Содом и Гоморра, если охарактеризовать одним словом. Еблись обычно, еблись в рот, еблись в жопу и даже еблись по трое...

На •••

Насте были коротенькая юбочка в клеточку и смешные чулочки до середины бедра, полосатые такие, с пальчиками, как на перчатках. Грудь же была скрыта короткой рубашкой, завязанной на животе. Видимо, приоделась, пока я на других «дам» заглядывался. Но вот под её юбчонкой трусиков не было, и каждый раз, когда она делала малейшее движение на стуле, на который уселась, расставив ножки, но сомкнув их в коленях — маячила её розовая лысая щелка, которая полностью была лишена растительности. В общем, выглядела чертовка «секси» — на все сто. Это единственное, что я мог признать. Да, моя дочь невероятно сексуальна, и от этого моя непонятная досада лишь усугублялась, вместе с каждой последующей рюмкой алкоголя.

С одной стороны, мне хотелось приехать к ней и дать люлей, выпоров Настю как сидорову козу. С другой стороны, само понимание стыда, что дочь, например, будет знать, что я — её отец, видел, как она сосет на камеру резиновый член, или же сует его себе в пизду — могло оказаться той чертой, перейдя за которую, я навсегда потеряю дочь, а она меня просто возненавидит. Стыд именно так и работает, когда из-за какой-то постыдной тайны — человек начинает избегать того, кто знает об этом паскудстве. Не то, чтобы я был на перепутье, я был в полном раздрае и тупике, понимая, что любое мое активное действие в её сторону, здесь — на сайте, может привести к катастрофе.

Настя довольно часто отлучалась в приват, минут на пять-десять, после одеваясь прямо перед камерой, а я всё не мог решиться на то, чтобы зайти в приват следом, как будто понимая, что я не имею на это право. Как отец — не имею права. А может я попросту ждал, когда дочка прекратит этот шабаш и пойдет спать, наконец?

В общем, «любовался» я на неё часа полтора, пока не дозрел до того, чтобы зайти в «подгляки» — функция там такая имеется. То ли алкоголь сыграл свою роль — я выдул всю бутылку, то ли я сам как-то вызрел в своем любопытстве, но я это сделал, подключившись к привату.

Зрители один за другим отваливались, насосавшись зрелищ, как сытые клещи, а дочка творила такое, что не в каждом порно увидишь. То есть, как я понял, трахать самотыком свою задницу у неё было обязательной программой, как и облизывать самотык после своей задницы. Это было ужасно противно, но с другой стороны, как бы я не пытался ментально урезонивать себя — шишка моя дымила. В итоге, в привате остались только мы двое — я, и какой-то Рерреr, так как Настя говорила с ним на английском языке, и выполняла все его пожелания, задавая вопросы вслух. Остальные наблюдатели вышли раньше. А я наблюдал за творящимся развратом в качестве статиста.

Но, как выяснилось, то, что я статист — я лишь предполагал, так как моя дочь, видимо, заметила меня в списке подглядывающих, и поздоровалась со мной на русском, потому что зарегистрировался я на сайте •••

под своим именем, но без фамилии. Зачем я так сделал, даже не представляю, а вот Настя этот факт отметила, то, что я русскоязычный, так как имя у меня было Иван Великан, английскими буквами, но в русской транскрипции.

Она сама поздоровалась со мной в приватном сообщении, который не видел никто кроме нас двоих:

— Привет, Великан, как я тебе? Нравлюсь?

Я же молчал, растерявшись, как вышло так, что я привлек её внимание. Неожиданно.

— Давай я тебя буду Ваней называть? Ок? Если захочешь чего-то особенного, пиши, не стесняйся.

Я понимаю, время — деньги, но переваривая то, что тут творила Настя, это был полный аут для меня. Даже не «порватие» шаблонов, а скорее, лекал, основ, мироздания! Она засовывала в свою задницу резиновый розовый член, и я видел, что она этим искренне наслаждается! Дочка превосходная актрисулька — всегда это знал, но сейчас она не просто играла, она этим эпатировала публику, и получала от этого удовольствие... Уж слишком голос был отличен от того, который я знал в обыденности... Очнулся я от этого бесстыдства, когда после своей задницы совала самотык в рот, облизывала его, сосала — лишь тогда, когда на моем лицевом счете закончились местные деньги. И картинка свернулась, экранчик заплыл дымкой. Закидывал я не так и много денег, просто для того, чтобы мой счет не был нулевым.

Через пяток минут картинка ожила, время привата закончилось, а я за это время успел выдуть еще полбутылки коньяка, и даже не замечал своего опьянения, лишь легкая рябь сознания. Алкоголь мне просто не вставлял, и хоть это чувство было обманчивым, иногда такое случается, что сколько ни выпей — все равно, что трезвый. Координация плывет, ощущения приглушенные, но мозги работают четко.

Сейчас она была одета: чулки, юбочка, лифчик вместо рубашки — всё на месте, а прежде размазанная помада на губах — заново намарафечена. Дочка снова была немногословна, но её наманикюреные пальчики порхали на клавиатуре, и вскоре мне в приват неожиданно пришло сообщение.

— Привет, денюжка закончилась?

Меня это выбесило. Она всегда меня просила именно так, именно это слово от нее и звучало — «денюжка». Пап, дай денюжку на то, дай денюжку на это... Я же тут же зарядил свой счет на сайте через телефон, и моментально получил от нее сообщение:

— Вау! Идем в приват? — и добавила смайлик.

Народу в чате было полно, не меньше полутысячи возбужденных самцов, и почему она меня отметила особо — я не представлял. Но заставило меня насторожиться. Я же думал, что ответить, и наконец-таки, решился на диалог, ответив ей нейтрально:

— Я подумаю.

— Ок, Босс! — и снова её ответ был таким же, какой я слышал тысячу раз, когда она меня называла Боссом — в пику брату, который называл меня Батя. И сейчас она сказала это вслух, чем еще раз подтвердила свою идентичность с той девочкой, которую я считал своей дочерью. Просто еще один штришок в эту мерзкую копилку фактов. Именно в этот момент — грань между •••

моей родной дочерью и этой секс-куколкой на экране размылась окончательно, и перед моим взором, как пленка в лотке с проявителем — проявилась конченая блядь. Если я увидел свою дочь, которая занималась сексом сразу с двумя самотыками, и как-то пережил это, то сейчас терять контроль над собой я не имел права.

Это точно была не та — в меру скромная и стеснительная девочка, которую я знал и воспитывал. Моя дочь разделилась в моем сознании на две ипостаси, это была и она — и не она. Ангелок и дьяволица. Бесстыжая шлюха и пай-девочка. Что-то меня подзуживало, сказать ей, кто я. Особенно после всего, будто бес в руку меня подталкивал.

Она же сейчас что-то печатала на клавиатуре, закинув ногу на ногу, и покачивая ножкой в такт музыке, видимо, отправляя личные сообщения своим денежным мешкам, с которых выбивала бабло. Это меня бесило, я как будто ревновал её ко всем сразу. Мне хотелось, чтобы она тотчас прекратила весь этот порношабаш. Но что-то изменить был не в силах. Так, снедаемый разрывающими меня на части чувствами, я решился уже было послать ей личное послание, но она меня опередила, снова прислав мне в личку вопрос.

— Ваня, а у тебя большой? Или это ты про свою комплекцию? — вопрос был неожидан и нестандартен, поскольку дочка, сама того не зная, вторглась в мое личное пространство. Она, видимо, была на своей волне, а я обдумывал, что бы такого ей напечатать в ответ, чтобы не нагрубить. А нагрубить — ой как хотелось!

То ли желая намекнуть на самого себя — то, что это я, её отец, то ли повинуясь непонятному импульсу затуманенного алкоголем мозга, я ответил ей несколько пространно и сумбурно, типа, может ли она представить себе, какого размера может быть — у мужика ростом под метр девяносто, и весом сто тридцать килограмм?

— Вау! Гуд! Ты большой мальчик! Не поверишь! Могу! — воскликнула она вслух, и скрывшись с экрана, притащила два самотыка просто гигантских размеров, один кремового цвета, а другой, просто огромный, был сделан из пускающей блики черной резины. Или латекса. Из чего они там делаются... Она приложила их оба к своей руке, примеряясь и согнув для наглядности кисть, чтобы показать, насколько они огромны, и если первый чуточку не дотягивал до длины Настиного предплечья без ладони, то второй был — и длиннее её предплечья, и где-то — даже потолще. И добавила на камеру вслух: — Мне большие мальчики нравятся, чтобы ты знал! С большими пипирками!

В моей голове мелькнула мысль о том, как же она их в себя впихивает, так как два других самотыка, что я видел раньше, и с которыми она гарцевала на камеру — розовый и синий — были меньше этих монстров фактически вдвое. Тот же, из новопоявившихся, что кремовый, был примерно тех же размеров что и мой член, может, чуточку потоньше, и Настя, облизнув их снова на камеру, поинтересовалась, хочу ли я увидеть, как она может •••

управиться с ними. Черный ей даже в рот не полез, но попытка — наблюдающей аудиторией — была засчитана , и чат разразился множеством восклицаний и шуток. Только сейчас до многих дошло, насколько она миниатюрна, что рост моей девочки не дотягивает и до 165 сантиметров. Она же лишь ухмыльнулась в ответ, показав, что может обхватить губками только головку черного самотыка, не в силах протолкнуть дальше, отбросила эту затею.

— Так как? У тебя такой? — она снова поцеловала черный, спросив вслух перед камерой. — Или такой? — А вот другой она обхватила, губами, пробежав по всей его длине язычком, и легко вобрала в рот, примерно на треть, так как тот был тоньше черного, хотя в длину был не намного короче.

И хоть не было видно её глаз, так как все происходило в общем чате, видеть то, как её пухлые губки сначала растянувшись, обволакивают эту синтетическую плоть, а после, она начинает сама себя методично трахать в рот, до тех пор, пока член не вошел в её рот до половины. Зрелище завело всех.

Начали сыпаться денежные подачки в виде местной валюты, но Настя продолжила игнорить остальных, общаясь в приватном чате только со мной, как я понял. Она так быстро печатала свои послания мне, при этом продолжая насасывать этот фаллоимитатор, то заглатывая его, то язычком вращая вокруг головки, что я, завороженный этим зрелищем, просто не отвечал на большую часть вопросов, которые она мне адресовала.

— Хотел бы, чтобы твоего малыша я так же поласкала губками? Хотел бы кончить мне в ротик? Пошли в приват, я покажу, как заглочу его полностью. Ну? Пойдем? Ты как? Готов? Идёшь? 

Я не мог себе в самом страшном сне представить, что моя дочка настолько мастерски освоила этот навык! А что она ещё может сотворить своим ртом! Только сейчас я понял, что такое «глубокий минет» в её анкете. Видеть, как в её рту пропадает целиком эта резиновая дубинища, когда она губами упирается в нижнюю кромку приделанных яиц, особенно после того, как она начала выполнять это в боковой проекции, повернувшись перед камерой... Это даже не заводило, это заставляло ярко представлять, что и твой член может зайти в её ротик с подобной легкостью. Это было неправильно, но я не мог ничего с собой поделать. К тому же последовавшие вопросы и вовсе заставили меня даже не смутиться, а чуть ли провалиться под землю.

— Ты дрочишь?

— Представляешь себе как трахаешь меня в рот?

— А хочешь я трахну себя в попку черным?

— Или ты сам хочешь меня трахнуть в попку?

— Признайся. Хочешь выебать меня? Ну же! Признайся!

— Нравится моя попка? Хочешь её? Хочешь?

В этих её вопросах и действиях было нечто демоническое, злое, беспредельное, я отлично представлял, каким бесовским огнем горят её глаза, даже если не видел их. Сама инициатива и легкость, с какой она демонстрировала свою готовность, и задавала мне свои вопросы — показывали тотальное •••

превосходство дочери на этом поле. И единственное, что я смог сделать — это ретироваться. Сбежать как трус. Понимая, что еще чуть-чуть, и я начну дрочить на этот сатанинский вертеп, что она устроила, уподобившись тем животным, что сейчас находились в чате, и признавались в том, что они дрочат на неё прямо сейчас, упрашивая её — поскорее пойти в приват с ними.

Да, мой член стоял как каменный, и она, задавая эти вопросы, печатая свободной рукой свои послания, точно знала, какое чувство похоти вызвала не только у меня, а у любого, кто смотрит на неё. Злая усмешка не сходила с её губ, а я уже точно знал, вернее, догадывался, что она знает, что это именно я — её отец, Ваня, прячусь за своим ником Иван Великан. Меня так называла только моя жена — Ваня. Для всех остальных только по имени-отчеству. Настя же знала, что звать меня Ваней — все равно что лезть в берлогу к медведю, злило меня это. Но то, что она меня так называла неоднократно, словно пытаясь рассердить, или же подзадорить меня, точно угадывая — каким образом меня можно растормошить...

Я списал это на влияние алкоголя, отказываясь поверить в то, что дочь знает что это — Я, хотя тревога била во все колокола. Это была и моя дочь, и какая-то демонесса в её обличии — похотливая блядь, знающая, какое магнетическое воздействие оказывает на любого, у кого есть член. Эта злая усмешка меня просто сводила с ума, которая будто вопрошала — слабо? Ну же, решайся, скажи мне, чего ты хочешь, открой мне все свои грязные тайны, признайся своей развратной доченьке — что бы ты хотел с ней сделать?! Ваня, ну же, признайся дочке, что хочешь её, признайся... Ведь хочешь? Хочешь?!

Я на какое-то время просто обмер, понимая, что заплыл далеко за буйки, и вернуться на берег, почувствовать почву под ногами — шансов нет. Я уже утонул в этой трясине вожделения, в этой шлюхе, которая оказалась моей дочерью. Я был пьян, я был потерян, я подался её обаянию и красоте — красоте животной и продажной страсти.

Были ли у меня романы и амуры на стороне? Как и у всякого нормального мужика, конечно, были. Я знал, что такое азарт охоты и счастье обладания, но сейчас, я четко осознавал, что вожделею свою собственную дочь — как самку. Которую хотел бы выебать, выпороть, забыть... Целовать, ласкать, тетешкать... Все мои чувства смешались, и я растерялся, окончательно потонув в водовороте её блядских слов адресованных мне. Поплыл от этого зрелища, что мне довелось — и увидеть, и услышать... Я понял, что пропустил нокаут...

Именно поэтому я и сбежал, просто нажав на кнопку выключения компьютера, понимая, что моя голова вот-вот взорвется. Спать я остался в кабинете на диване, а жена, разбудившая меня с утра, лишь покивала головой, мол, опять напился, старый. Не то, чтобы я такой любитель выпить, просто как любой нормальный мужик, не сумевший справиться с проблемой, •••

решил прокатить эту самую проблему в винных парах, как в смазке, для того, чтобы решить её. Или же не сумев решить — смириться с потерей.

А была ли вообще потеря? Ведь не каждый день узнаешь подобное, переживаешь, принимаешь, свыкаешься... И... Живешь дальше... Мне было тяжело, просто махнуть рукой я не мог, но и решить как-то, радикально, что ли, был не в силах.

Действительно, все мы понимаем, что такое потеря невинности, когда дети вырастают, обзаводятся семьей, своими детьми, но быть родными и дорогими чадушками они от этого не перестают. Но вот пережить то, что случилось со мной, не каждый сможет, и я это понимал. Человеческая психика пластична, в любом случае Настя была моей дочерью, и я любил её как продолжение самого себя, как свою кровь, как человека, несмотря на всю её ненормальность. В итоге я смирился с этим. Или смирюсь. Это единственное, что я знал точно. Да, она ненормальна, её поведение — ненормально, как я реагировал на неё — тоже ненормально.

И, как ни странно, это помогло. Понятие ненормальности смирило меня с фактом того, что моя дочь шлюха. Правда помогло не так, как должно было, а скорее, заставило меня примириться с ситуацией и невозможностью самому что-то решить.

Фатализм. Пусть будет — что будет. Похуй. Нет, не так... Да и похуй! Вот так — правильно.

То есть, я смирился с тем фактом, что отныне буду вожделеть собственную дочь — как женщину, обладать которой никогда не смогу. Это была не любовь, нет, это была чистая эманация похоти, ласковой тоски и жалости к дурочке, которая сама того не зная, посеяла в собственном отце семена одержимости. Сам я не представлял, как смогу переступить через табуированные правила, и знал, что никогда этого не сделаю, отчего мое безнадежное положение обрело статус законченности, перейдя, таким образом, в разряд неосуществимого. А раз это никогда не случится — то и проблемы нет! Оттого я и повеселел, хотя ощутил острый приступ цинизма по отношению к собственной дочери, разглядев, наконец-то, в ней конченную блядь. Ну с кем не бывает?! Вот и мне обломилось на старости лет.

Но всё это, в конце концов, не мешало мне сгонять в столицу нашей области, найти молоденькую шлюшку, похожую на Настю, и трахнуть её во все щели, щедро заплатив за услуги. Правда, такая возможность появится у меня лишь после Нового года, когда я смогу вырваться туда по делам собственной фирмы. На этой мажорной ноте я встретил грядущий день, а жена, отпоив меня зеленым чаем, потребовала отвезти её к родителям.•  •  •

папка. Ты на меня обиделся? — ее голос был нейтральный.

— Да нет. С чего ты взяла? — она меня удивила, вроде бы я своего неудовольствия не проявлял никоим образом.

— Так да, или нет? — она сразу взяла быка за рога. И хоть ее голос был деланно веселый, я слышал тревожные нотки ожидания.

— Ну, Настя, как я могу обидеться на свою дочурку? На что?! Не неси чушь! С работой завал, секретарша в декрет ушла, даже чай себе сам завариваю, — попытался я отшутиться.

— Я думала, что ты на меня рассердился за то, что я машину стукнула. Окей, не сердишься. Всё круто.

Это было для меня новостью.

— Сильно стукнула? Ничего там себе не сломала, не порезалась? — я хоть и понимал, что если бы она получила серьезные повреждения, то так бы сейчас не разговаривала со мной, но я все же волновался.

— Во! Узнаю папку! — голос дочки стал звонким и задорным, — Я никуда не стукнулась, я пошутила. Вывести тебя попыталась из этого состояния — «Ай им биг босс»! — потешно пробасила она последние слова, передразнивая мою тональность, — Ты мне за месяц и слова доброго не сказал. И не звонил ни разу! А доброе слово — и кошке приятно. В курсе?

— В курсе, в курсе, — знала бы она, сколько я мыслей передумал, и как только не сорвался...

— Папуль, я, наверное, у вас этот Новый год буду справлять. Не прогоните? — она включила мурлыкающие просительные интонации в голос, зная, что я растаю. Но этот самый мурлыкающий голосок я слышал, когда она вгоняла в свою задницу самотык, на потеху алчущим зрителям. И мне — в их числе.

— Приезжай. Без проблем. Только тебе скучно будет со стариками.

— Пап, ну какой ты старик?! — она искренне возмутилась. Я же, не слушая ее, продолжил.

— Сама-то куда делась, куда потерялась? — на что получил развернутый ответ о том, что звонила мне пару раз, и даже заезжала, но меня не было дома, и вообще, я, как будто, прячусь от неё. Уверив её, что это не так, что у меня с работой завал, как это обычно бывает перед Новым годом, узнал, что ей нужны деньги на автосервис, что она будет не против, если я тачку сам в сервис отгоню. Стучит сзади что-то там, какая-то железка дзынькает.

Времени у меня не было заниматься её машиной, но позвонить и договориться — труда мне не составляло. Так что, Настя, поблагодарив меня за заботу о ней, попрощалась, в связи с появившимися срочными делами, напоследок сообщив, что завтра хочет меня увидеть. В воскресенье у нас банный день, и дочка, случается, приезжает в баньку, не каждую неделю, но бывает. Она, в отличие от меня, не такая уж и любительница попариться, но все же приучена к этой народной традиции.

Воскресный день у меня должен был начинаться с бани, ведь чтобы её растопить мне не нужно даже выходить из дома, так как баня и гараж расположены •••

в одной кирпичной коробке, а предбанник, кроме всего прочего, еще и котельная. Правда, чтобы попасть в гараж из дома — нужно пройти через веранду, а вот попасть в предбанник — это нужно пройти через зимний сад — небольшую остекленную комнатку три метра на полтора. Так что топить баню, ввиду царящей в помещении плюсовой температуры даже зимой — дело часа-полутора. Её можно топить газом, а можно дровами, так как печка хоть и расположена внутри деревянного сруба, топится она из предбанника.

Два дня шел снег, и поэтому въездные ворота во двор замело, ну а я, от безделья, решил помахать лопатой с утра пораньше, часиков с восьми. Как я понял по её недоговоркам, Настя приедет надолго, и будет жить у нас до самого Нового года. Её машину оставлять напротив гаража, как обычно — я вспотею туда-сюда перегонять, так что нужно чистить двор. А значит нужно чистить пять на пять метров прилегающей территории от ворот и до дороги, кроме заваленного по самое колено снегом двор. Вроде примета плохая — в воскресение работать, но для меня физическая работа, это как медитация для буддиста. Релаксирую я так, времени подумать раздолье.

Дочка приехала, когда я уже заканчивал чистить подъездную дорогу, уже раскидав накиданные бульдозером метровые снежные отвалы с краев дороги. Она тут же зарулила на расчищенное пространство, и заглушив двигатель, захлопнула дверцу. Настя вышла из машины, вся такая красивая, воздушная, праздничная, оглушив моё обоняние каким-то тонким и звонким ароматным парфюмом, растекшимся на морозце, как облачко.

Я стоял и ждал, выставив перед собой лопату, а она подошла ко мне, обняла и поцеловала в щеку, попав поцелуем в уголок моего рта, отчего я недовольно поморщился.

— Колючий, — она рассмеялась, и достав из кармана куртки платочек, начала стирать с моего лица следы несуществующей помады. На улице минус двадцать, а дочь лишь в тонкой синтепоновой курточке — выше талии, в плотно облегающих её ноги и попку голубых колготах, под которыми отчетливо видна полоска её трусиков, и в белых пушистых сапогах, типа коротких унтов — до середины голени. Я тут же гоню дочку в дом, а она с заговорщицким видом хватает мою руку, и тянет меня за собой, в сторону прикрытых ворот гаража. Она открыла створку, таща меня за собой, и закрыв двери, с заговорщицким видом чего-то ждет. Я непонимающе глядя на дочь отзеркалил её маневры, мол, чего хотела?

— Ну пап, чего ты? — Настя скорчила мордашку, вывернув и поджав свои губки вбок — типа гусиной жопки, что эту её гримаску можно было назвать озадаченной, — Ты чего такой не новогодний? С мамкой поссорился?

На самом деле, глянув на неё, я вспомнил, как она заглатывала резиновый член этим ртом. А до этого, точно так же этим самым ртом, наверное, отсасывала трипперный член Валерика. Видимо я снова непроизвольно поморщился. Настя же вроде как обиделась.

— Па-ап, ты чего такой злой? — обида пропала, и её сменила какая-то озадаченность.

— Ну, — поинтересовался я, •••

делая недовольный вид, что меня оторвали от работы, — Что случилось?

— Па-ап, — просительно тянет она, а я чувствую, что она снова испытывает на мне свои чары, облизнув свои губки, причем, медленно и сексуально, с каким-то вызовом глядя мне в глаза, продолжила: — Можно я у вас до Нового года поживу?

— Конечно! — Я даже удивился, глядя на неё сверху вниз, а Настя, опершись спиной о стену, все так и не выпустила мою руку из своей: — А что случилось?!

— Ну... зима-а... ску-учно... И вообще, сессия, некогда готовить... , — тянет она, улыбаясь, и хлопая своими глазищами, отчего накладные ресницы порхают как крылья бабочки, тянется всем телом как кошечка, а я сам себя спрашиваю, это что — она навела такой сногсшибательный марафет просто для того, чтобы приехать к нам домой?! Так нарядиться — во всё облегающее, красиво, накраситься — наверное, это чертову уйму времени занимает? Даже её длинные черные волосы — ниже лопаток — не распущены, как обычно, а двумя косичками, заплетенными от висков и сплетенными между собой, аккуратно охватывают как ободом её волосы, сплетясь на затылке, отчего она напоминает какую-то простоволосую язычницу. Никогда не задумывался о красоте дочери, и о том, сколько надо усилий затратить на поддержание этого мимолетного великолепия. На часах время — еще даже девяти утра нет, а она уже вся такая воздушная, звонкая, прекрасная...

— Некогда готовить, стирать, убираться... Ясно-понятно. — Подхватываю я потерянную мысль, продолжаю, — Мой дом — твой дом. Вещи перевози какие надо, устраивайся.

Вспоминаю, что теперь я не увижу её на том сайте, так как вряд ли она решится на подобное в родительском доме, и чтобы сбить эти не вовремя возникшие мысли, поинтересовался:

— Ты как, в баню пойдешь?! Через полчаса жар дойдет, первый пар — бабский...

— Фу! Не говори так — «бабский», — передразнила она мой бас, но тут же придвинулась ко мне вплотную. Обхватила меня за шею обеими руками, притянув меня вниз, поцеловала в щеку — на этот раз точно, без промаха, но задержавшись с поцелуем на мгновение дольше, чем положено по правилам приличий, прижавшись ко мне всем своим гибким и ласковым телом, так как чуточку провисла на мне, и виляя задницей, пошла к внутренней двери, ведущей из гаража в дом, кинув напоследок:

— Спасибо, пап! Ты — лучший! Люблю тебя!

И обернулась назад, лишь когда открывала дверь, поймав мой прикованный к ее попке взгляд, который я был не в силах оторвать. Виляла дочка своей маленькой задницей настолько показательно и волнующе, что у меня самопроизвольно включился режим самонаведения и фокусировки. А как катались её булочки при ходьбе! Я не смутился, и глядя ей в глаза, усмехнулся, заметив в закрывающемся дверном проеме, что Настя — как бы довольно улыбнулась, поймав мой взгляд своим, послала мне одними губками воздушный поцелуй, словно выстрел.

А я переживал это ощущение прикосновения её груди ко мне, бедер, ног — к моему телу, и какая-то слабая истома охватила меня, которую нужно было срочно прогнать работой. •••

Нужно было заканчивать с очисткой подъездной площадки, и заодно как следует обдумать все эти трансформации в поведении дочери.

Понятно, что дочка чуточку оторвалась от реальности и потеряла всякий стыд, сверкая своими прелестями перед озабоченными извращенцами. Но чтобы так открыто флиртовать с собственным отцом, соприкасаясь лобком к лобку?! Мой член отчетливо почувствовал скольжение её тела и прикосновение к нему — даже сквозь толщу армейского полушубка. Это выходило за рамки понимания. Или это у неё после «развода» с Валериком — так пошатнулась самооценка, что она пытается проверить свои чары на любом, у кого в штанах болтается хуй?! Как-то сомнительно. Опять моя паранойя подала мне сигнал.

И да! Кто же это был такой, кто послал мне — то самое сообщение? Я, как отец, понимал всю тяжесть положения, в котором окажется Настя, если об этом узнает кто-то еще. Могут затравить, причем спокойно, но вот спросить или поинтересоваться я напрямую у неё не мог об этом недоброжелателе. Ведь было не ясно, послал он подобное письмо только мне одному, или еще кому-то? И вообще, чего он хочет — шантаж?! Если шантажировать начнет, то вероятность разглашения Настиного «хобби» равна примерно пятидесяти процентам. Либо сольет, либо не сольет. Но вот заплатив один раз, платить придется долго, и с весьма призрачными шансами, что рано или поздно — он не обнародует предмет шантажа.

Хотя, в этом случае, есть статья УК, и поэтому, как только поступит угроза, сразу придется писать заявление. Тут без вариантов. Я уже заглядывал на «Одноклассников», но больше тот мне ничего не присылал, писем больше не было. Самому тому писать — надо быть ебнутым.

Что же касается дочки — решила с нами справлять? Ради бога. И когда я закончил работу, увидел, что дверь предбанника закрыта изнутри, а дочка, видать, уже купается, пока еще воздух в парилке не прокалился докрасна. Женщины, по заведенной традиции идут в баню первыми, но сегодня супруга взяла самоотвод, заявив, что вообще не пойдет, и так дел — выше крыши, и хлопот — полон рот. Обычно они вместе с дочкой моются, поэтому я удивился, увидев её на кухне. Она же послала меня в магазин, закупить продукты, и я на машине дочери поехал до ближайшего гипермаркета. Свою греть не хотелось.

Приехав через час, разгрузившись, тут же полез в баню, которая была уже свободна. Баня не выстыла, но и не пышила жаром, так что мне пришлось вылить чуть ли не ведро воды в раскаленную каменку, чтобы потерявшийся жар снова поднялся.

Париться я люблю, и легко переношу жар, и когда вышел после первого захода в предбанник, обнаружил на тахте в предбаннике трусики дочки, аккуратно свернутые под лежавшим полотенцем. Черт меня дернул взять их в руки, поднести к носу, чтобы почувствовать аромат её сладкой пизденки. Я уловил едва заметный аромат дочкиных выделений, смешанный с запахом парфюма. Этот запах был просто божественен! Все то, что я хотел позабыть — снова вывернулось наизнанку, взбаламутив и вынеся на •••

поверхность все те мысли, которые я не хотел пускать в свою черепушку. Прихватив её трусики в парилку, вдыхая запах дочери, я наконец дал себе волю, надрочившись вволю, и два раза излив свое семя.

Когда я смотрел на Настю с экрана своего компьютера — я был пьян. И тогда, смотря на неё — голую и развратную — контролировал себя, не позволив себе дрочить. А вот сейчас, совершенно трезвый — сорвался. И знаете, мне было поебать, я просто чувствовал физиологическую необходимость это сделать. Вспомнит ли Настя о своем забытом белье, или нет — я даже не задумывался, и пошел на поводу инстинкта. Вдыхать в себя этот запах, чувствовать аромат её молоденькой киски, знать, что створки её нежной раковины были обтянуты этой самой материей, в которую я зарылся носом — было не просто возбуждающе и грязно, это было тем, что я на самом деле хотел в данный отрезок времени. Это было как сумасшествие. Или даже безумие — бездумное, затмевающее, безоглядное.

Да, я отчетливо представлял, как верчу собственную дочь на своем хую, как ебу её в жопу, как она отсасывает мне. И даже адский жар парилки не был помехой, а напротив, выводил вместе с потом всю мою апатию и лень, прочищая поры, возвращая к жизни. В этот момент я не думал о том, что Настя моя дочь, я не думал, что эти кровосмесительные фантазии — абсурд, я просто знал, что этого никогда не случится, и поэтому снял со своих моральных установок все барьеры и ограничения. Ведь все равно этого никогда не будет, этого никогда не случится, это всего лишь мечта, грязная и безумная мечта, а значит, и переживать нет смысла. Её трусики я скомкал и спрятал в ворохе белья, которое уже лежало в отсеке стиральной машинки, будучи уверен в том, что техника и химреагенты — всё стерпят, в том числе и разводы моей спермы, которой я щедро окропил эту деталь дочкиного нижнего белья, очищая член.

Так что, выйдя из бани посвежевший, бодрый и довольный, я выпил холодный чай с матрешкой, и даже не перекусив, завалился дремать в зале на диване, прогнав кота, который тут же вернулся, и взгромоздившись на мою грудь, начал урчать. Пускай жена дочку в магазин гоняет, а я сегодня отдыхаю, отчего-то зло подумал я, глядя, как Настя включилась в хлопоты по хозяйству, помогая матери.•  •  •

в этом самом «почти». Налить себе чай или перекусить ночью на скоряк — мне приходилось спускаться на кухню, и встретив свою дочь, одетую только в длинную футболку, или в ночнушку, сквозь полупрозрачную ткань которой — проглядывала её ничем не прикрытая грудь... Я отчего-то был не удивлен.

Та самая проявившаяся во мне циничность, через которую я, как через призму, теперь смотрел на неё — позволила мне избегать лишних сантиментов, чтобы напоказ разыгрывать собственное смущение. Была какая-то злость, которая появилась в моем отношении к ней. Нет, не глумливость, а что-то сродни бесшабашности или куражу.

Настя тоже не проявляла и капли стыда, ведь пенять ей за полуголый вид, кроме матери — было некому. Та в это время суток спала.

В поведении дочки появилась какая-то будоражащая меня безнаказанная эйфория, когда она начинала кривляться и манерничать, показываясь мне в самым различных ракурсах и видах, догадавшись, что я вовсе не против подобных её полуночных дефиле.

Например, я не сразу понял, что дочка под длинной футболкой — едва до середины бедра — не надела трусики, увидев её розовую блестящую щелку в тот момент, когда она, открыв холодильник, наклонилась, чтобы достать пачку креветок из морозилки. Я чуть не поперхнулся, увидев эту картину, а Настя, как ни в чем не бывало, уселась за стол напротив меня, продолжив щебетать про учебу и экзамены, отходя к газовой плите, и вертя своей попкой напропалую под музыку. Я же лишь мог что-то мычать, уткнувшись в телек, делая вид, что мне безумно интересны клипы на Муз-ТВ, хотя, она точно догадывалась — куда я пялюсь, хоть и стояла ко мне спиной.

Если сначала я сомневался в том, что это вышло непроизвольно, как-то само собой, то после второго подобного случая — вскоре, уверился, что она сама это все подстраивает.

Ведь ей было проще присесть, чем так прогнуться в поясе, зная, что снизу на тебе не надето ни-че-го! Или встав на коленки на стул, тянуться через весь стол ко мне, зная, что в широком отвороте футболки я прекрасно разглядел мячики её грудей с земляничками сосков. Она открыто дразнила меня! Меня! Своего отца!

Окончательная возможность убедиться в этом случилась при нашей следующей встрече, все так же ночью. Кухня у нас большая, потолки в доме высокие — под три метра, так что Настя не до каждого настенного шкафчика дотянется. Что-то она искала, на самом верху настенного шкафчика, стоя ногами на столешнице кухонного гарнитура — были открыты створки сразу нескольких створок шкафов верхнего ряда, а Настя на цыпочках пыталась заглянуть на самый верх, и на ней опять была надета футболка. Услышав мои шаги, она повернулась, увидев мой укоризненный взгляд на то, что она с ногами туда забралась. Кота постоянно гоняю газетой за подобные фокусы, так что причину моего недовольства она тут же попыталась погасить: — Пап, я все вытеру... Лучше скажи, куда мама кофемолку от меня спрятала?

На самом деле кофемолку прятал я, но не от Насти, а от •••

её матери, так как она считает совершенно нормальным молоть в ней черный перец, что меня раздражает, когда вместо того, чтобы сразу смолоть кофе, мне приходится чистить кофемолку, впустую перемалывая кофейные зерна, чтобы после выкинуть этот шлам в мусорку. Я открыл нижнюю выкатывающуюся секцию, ту, где хранится всякий подручный кухонный инвентарь — воронки, газовый ключ, свечи, спички, топоры. Сначала снял крышку с картонной коробки, в которой лежал паяльник, припой и прочая приблуда, и вытащил завернутую в целлофановый пакет электрокофемолку. Поставил на столешницу, взглянул на дочку. Теперь уже она укоризненно смотрела на меня — сверху вниз: — Ты её от мамы прячешь?

Я лишь кивнул, грустно улыбнувшись.

— Дурдом! Папа прячет кофемолку! Не заначку, не коньяк свой вонючий, а кофемолку! — констатировала она. Коньяк, как и прочий алкоголь — мне прятать смысла не было, всегда пил не только в меру, но и в охотку, то есть разрешения ни у кого не спрашивал. Но и не злоупотреблял. Если еще в самом начале нашей семейной жизни жена пыталась права качать, то вскоре у неё это прошло, поняв, что свинья грязи найдет, и уже не одну, а две, назло врагам — на зов природы.

— Эй-эй! А как же я?! — заверещала дочка, когда увидела, что я развернулся и собираюсь уходить. Я попытался сообразить — в чем дело, пока не догнал, что когда доставал кофемолку, стул по которому Настя туда забралась, я отодвинул в сторону, так как тот мешал выдвижной полке внизу. Я пододвинул стул на место, ногой, но Настя отрицательно помотала головой, требовательно скомандовала, протянув ко мне свои руки: — На ручки хочу!

Я подошел к ней вплотную, а она, спохватившись, повернулась ко мне спиной, закрыть открытые дверцы верхних шкафчиков, и я, подхватив её ладонями за талию, оторвал от стола. Что произошло дальше — стоило ожидать. Её футболка задралась до пояса и полностью голая попка и розовая киска промеж чуточку разведенных ног дочери, предстали перед моим взором, как говорится, во всей своей красе. Правда, это продолжалось недолго, всего лишь секунду, может быть две, но память с точностью фотоаппарата зафиксировала мельчайшие детали этой картины.

Я не смутился, впрочем, как и она, когда коснувшись ногами пола, деловито поправила футболку.

— Трусы где потеряла, — намеренно грубовато и достаточно цинично поинтересовался я, даже не пытаясь скрыть усмешку.

— В стиралку закинула. Мы, девочки, каждый день трусики меняем. Не ждем неделю, пока там ряска зацветет, — она мне улыбнулась в ответ, попытавшись милым тоном и голосом скрыть усмешку, которая проскользнула в конце. Наверное, попыталась меня смутить сама, но я, стоя все так же напротив неё, лишь цыкнул зубами, и шутливо пригрозил ей:

— Смотри, мамка узнает... Выдаст тебе на орехи.

Настя вытащила из пакета кофемолку, и повернув голову на своей изящной шейке вполоборота назад, через плечо, с усмешкой ответила:

— Ну ты же ей об этом не скажешь?

Я согласно кивнул, признавая, что — да, не скажу.

— Будешь кофе? — она делала вид, •••

что все в порядке, пытаясь в рабочей суете найти уверенность, уже не оборачиваясь ко мне.

Мне же показалось какая она маленькая, захотелось обнять её, но, вспомнив что она там под своей футболкой голенькая, отринул эти мысли, и развернувшись, пошел на выход, понимая, что сейчас еще чуть-чуть и случилось бы непоправимое, если бы я подошел к дочери и коснулся её. Она как будто ждала от меня именно этого.

— Спасибо, не буду. Мне на работу через шесть часов ехать, хотелось бы выспаться.

В ту ночь я так и не выспался, так как произошедшее, как и поведение Насти, просто орало мне о том, что все происходящее — происходит неспроста. Последняя выходка дочери просто сносила мне голову напрочь. Могла ли она все подстроить? Да легко! Для чего это ей? Для чего?! Я не понимал. Я не верил в происходящее.

Потому и ворочался всю ночь, просыпаясь каждые полчаса, и поехал на работу совершенно разбитый. Спасибо ей за то, что в кофемолке остался молотый кофе, отлично прожаренный и отменно пахнущий, так что термоядерная доза сладкого и горячего энергетика спасла мне не только настроение, но и самочувствие. Да, я не выспался, однако, произошедшее этой ночью — будоражило мою кровь, а старые мои подозрения зазвучали на новые мотивы. У моих подозрений появились основания, а шансы на то, что Настя сама это все устроила, повысились до максимума. Я был почти уверен в этом.

Дыма без огня не бывает, или перефразируя — каждый видит то, что хочет увидеть. Эти её выходки и демонстрации в стиле «ню» давали мне пищу для фантазий, и теперь моя половая жизнь заметно интенсифицировалась. Правда, без участия в этой самой половой жизни моей супруги, приходилось обходиться самому.

К счастью, таких ночных пересечений у нас случалось не много, но все же, чувство азарта начало постепенно вытеснять родительский инстинкт, и мне хотелось посмотреть, до каких пределов может простираться её блядовитость. Ну, или распущенность. Ну и само собой — решимость. Мне уже стало интересно, увидеть до каких рамок она может дойти в своих провокациях, а то, что это именно провокации — я ни капельки не сомневался. Как и то, что она «поехавшая» на теме секса, это я тоже понял. И что немаловажно для меня, почему-то принял этот факт той своей стороной, которую принято считать темной. Да, теперь я был готов к любому её закидону.•  •  •

«Папочек». И то, что не я веду эту игру. Былые подозрения, которые лишь мелькнули, и которые я гнал от себя прочь, о том, что она знала, что я — это я, проснулись с новой силой. Хотя, здравый смысл мне подсказывал, что она никак не могла знать об этом. Ведь она же не хакер, и вообще, дочка у меня законченный гуманитарий.

Хотя, если честно, если это и была игра, и именно Настя её затеяла, то я не против поиграть с ней и в поддавки. Я ничего не терял.

После того как я дрочил на дочь в бане, воспринимать Настеньку как сексуальный объект стало совсем легко, и теперь любая моя сексуальная фантазия была связана с ней. Она присутствовала во всех моих играх воображения. Но даже намекнуть дочке на то, что я вижу её как свою любовницу, а не то, чтобы сделать первый шаг навстречу — я не то, что не мог, я этого панически боялся. Все-таки, табу — есть табу, и я был бы способен на это, лишь находясь в сумрачном состоянии сознания, но никак не в плоскости критического восприятия разума.

Моя секретарша, по совместительству еще и бухгалтерша Гульнара — ушла в глухой декрет, рожать ей предстояло со дня на день, и если раньше она все еще вела документацию, то теперь все дела фирмы легли на мои плечи. Так что в офисе я задерживался часов до восьми вечера, разбираясь в ворохе документации и счетах-фактурах, корреспонденции и договорах контрагентов, разбирая с юристом текущие контракты и предложенные оферты. Работы было много, так как знал по многолетнему опыту, что после Нового года и аж до середины марта деловая активность угаснет до минимума, а работать нам придется по тем предложениям, что имеются в загашнике.

Жена уже привыкла к тому, что в кабинете я засиживался порой до часу или до двух часов ночи, так как если в офисе стояла «1С-Бухгалтерия», вместе со «Складами» и «Логистикой», то вот бумажной работы, типа сверок или актирования было достаточно. И которые нужно было дотошно и скрупулезно проверять, согласуясь с расходниками и приходниками, так как там всегда такая чехарда творилась. Ладно, что Гульнара, не забросила начисление зарплат работникам, так что хоть в одном вопросе у меня был просвет, а так бы замотался совсем.

Поэтому, 30 декабря я опять задержался в кабинете, в очередной раз отговорившись жене, что работы много — пропускать дочкино предновогоднее шоу я не собирался. Я думал, что в этот день Настя вернется в квартиру — таким образом, расставив все точки над «ё», прямо обозначив мне в чате, чего она от меня хочет. Так как я был уверен, что мое инкогнито, как и её — раскрыто, судя по тому накалу развязки, что угадывался. Например, вчера она в той самой футболке уселась мне на колени во время очередного нашего ночного бдения. И я был почему-то уверен, что трусиков под футболкой нет.

И каково же •••

было мое удивление, когда ближе к полуночи, напротив дверей гаража остановилась её машина, заглушив двигатель, а она сама, выйдя из неё, и увидев меня в окне, помахала мне ручкой.

«Так, по ходу, вечернее шоу для дрочеров отменяется», — решил я, поймав себя на чувстве мимолетной досады. Минут через десять в дверь кабинета постучались, а дочка, мышкой скользнув в комнату, обняла меня и поцеловала меня прямо в губы, но коротко, будто клюнув, не акцентировано.

— Уста-ала! — она обошла стол, и разлеглась на диванчике напротив меня, и потянулась всем телом, прогнувшись как кошка, когда та вытягивает лапки, зевая. На ней была только малиновая футболка до пупка, вся расшитая бижутерией, фирменные спортивные трусы белого цвета, из которых полностью вываливались полукруглости её упругих ягодиц, и белые носочки, обтягивающие икры. И всё! Причем эти самые белые спортивные трусики, что обтягивали её попку и промежность, давали мне довольно точное представление о строении её половых губок! Хотя я и так знал, что губки у неё маленькие и аккуратные, как будто спрятанные вовнутрь. То есть, внешние половые губки скрывали лепестки её малых губ, рассмотрел еще в первый раз, как увидел.

— Как сессия? — поинтересовался я, делая дежурный вид, и сняв с носа очки. Её видом я был удивлен, подниматься на второй этаж в таком виде — мать могла устроить ей выволочку... Если увидит, так как время было детское...

— Сдала все! Можешь меня поздравить! Мы с девочками отметили, в кафе посидели! — она вся лучилась счастьем и довольством.

— Поздравляю, — и тут же дождался от неё приглушенный вопль возмущения.

— «Поздравляю» на хлеб не намажешь!

— Но, но! — запротестовал я, зная, что она дурачится. Но я-то — не дурачился. Я понимал, что это всё «жу-жу» — неспроста, и то, что она зашла сейчас ко мне, и то, что оделась так, и то, что не увижу её в чате. Сегодняшний день, вернее — ночь, когда Настя появится в чате — должна была расставить все по местам. Появившись в чате, дочка, по всем моим раскладам, снова бы должна была начать ко мне «приставать». В этом я уже не сомневался, это мне надиктовывал внутренний голос. А так как в её анкете прочел одно из её желаний — «хочу в пампасы, к морю, в лето — подальше от зимы», то решил втайне от матери сделать ей подарок — пятидневный тур в Тайланд — пять дней, четыре ночей. Благо, после Нового года «горячих туров» — море. Я же хотел, в случае возобновления диалога, там, в чате, поинтересоваться, как она смотрит на путевку, и на что она готова ради этого. Да, меня тоже заманал весь этот цирк с конями, ходить сутками с синими яйцами, дрочить как в малолетстве — я же все-таки взрослый мужик. Я понимал правила этой игры, и этот подарок, эта путевка должна была лишь подтолкнуть Настю к принятию решения, стать катализатором, и наконец, поставить точку в этой истории, которая — как по •••

мне, несколько затянулась.

В любом случае, билеты куплены, отель оплачен, дата отлета 9 января, как раз зимние каникулы у неё до 15 или 16 числа, и настоящий момент я посчитал самым удачным для вручения подарка. Раз сегодня она не выйдет на интернет-панель, то и смысла тянуть с подарком — нет никакого. Дарить же на глазах супруги — смазать дочкин восторг брюзжанием матери.

Когда она увидела конверт с буклетами отеля, и то, что билеты уже куплены и оплачены, она завизжала от радости, тут же провалившись с подлокотника кресла на мой пах, зацеловав все мое лицо.

— Тише, тише, мать разбудишь! — попытался я её урезонить, но она со своими щенячьими проявлениями восторга, все продолжала тискать меня за щеки своими пальчиками, пытаясь растянуть мой рот в улыбке, и меся своей попкой мой пах.

— Ладно, давай, иди спать, мне еще работу работать, — попытался я за добродушной улыбкой скрыть свое смущение от дочкиных восторгов, и свою проявившуюся эрекцию, так как ерзала Настя попкой довольно чувствительно. Выпроводив её с кресла и не удержавшись, легонько шлепнул. Дочка же, как будто ожидала от меня этого шлепка, чуточку прогнулась, отставив на мгновение попку, словно ожидая повторного моего шлепка, и довольная, вприпрыжку, подтанцовывая, убежала вниз, перебирая ножками по деревянной лестнице.

Я знал, что жена вставит мне за расточительство, так как ни на секунду не поверит в то, что дочка сама копила, с пирожков откладывала на путевку, ага. Но это все проза жизни, побурчит и успокоится. Самому же мне уже можно было отправляться спать, так как шоу сегодня точно не будет, дочка же не на квартире, а у нас дома, под моей крышей.